Липкие губы тянулись к усатому рту инвалида. Герой войны только жеманно и задорно похохатывал, но не отстранялся от бурного натиска извращенца. Овидий ловко перехватил вялую, женскую ладонь поручика, отвел ее в сторону и решительным движением полез за полу халата, поближе к ремню. Штаны Рукомойникова оттопырились внушительным шерстяным комом.
«Ну нет, господа, это уже выше моих сил, – пробормотал Владимир. – Упивайтесь вашими содомскими штучками, только, пожалуйста, без меня!»
Он попытался вскрикнуть и соскочить с дивана, но его собственные руки и ноги будто налились свинцовой тяжестью. А из горла раздалось удушливое шипение. Он поперхнулся и закашлялся. Зато гудение назойливых мух усилилось. Похоже, одна из них залетела ему прямо в ухо, а другая в рот.
«И главное, каков поручик! А еще рассказывал о своих амурных похождениях… Говорил, сколь много женщин к нему на Гороховую хаживало. Врал? Лицемерил? Как же так?» – Владимир пытался отогнать от себя крылатых нахалок.
Меж тем оба сладострастника, изувеченные судьбой и природой, пытались снять одежду, их нелепые, полуобнаженные тела слились в жарких объятиях. Более обнаженным, на счастье, выглядел Овидий – неизвестно какое бы впечатление произвел на Махнева голый торс инвалида войны. Он с трудом представлял себе анатомические подробности его нового тела.
На карлике же остались лишь тонкие восточные шальвары, кряжистый торс с выпуклой, желтоватой спиной покрылся испариной. Он походил на ловкую обезьяну, прицепившуюся к стволу широкого дерева. В один из моментов он повернулся к Владимиру боком. Прозрачная восточная ткань прилипла к разгоряченному телу и обнажила контуры внушительного орудия… Овидий в эти минуты походил на древнегреческую статуэтку Приапа – карликового роста с непомерно развитым детородным органом.
– Господи, да когда же закончится весь этот бред?! – вскричал ошеломленный Владимир. И в этот самый момент одна из мух укусила его прямо в мочку уха.
Владимир чертыхнулся и вскрикнул от боли.
– А ровно тогда, дурашка, когда ты привыкнешь! – услышал он знакомый голос, идущий, откуда-то сверху. Это был голос Виктора. – Чего это ты так переполошился? Я смотрю, в моих владениях ты стал таким непорочным, что аж меня затошнило. Нет, решительно здешние места на иных грешников плохо влияют. А? – невидимый демон расхохотался. – Володя, друг мой, неужто ты забыл о том, как сам вначале предпочитал женские мягкие и знойные прелести? Ну а потом, совершенно, впрочем, внезапно пристрастился к тонким шейкам смуглых юношей и к тощим ягодицам. А? Голубчик, ведь на вкус и цвет…товарища не сыщешь. Но ежели фортуна выпадет такого отыскать, резон я вижу с ним свою пристрастность испытать.
Теперь демон хохотал так, что со стены в комнате Овидия упал портрет одного из важных господ в светлом парике, недавнего поклонника виста, и странным образом раскололся на куски. Так, словно он был написан не на холсте, а на овальном зеркале или каменном полотне. В одном из неровных осколков вращался и поблескивал чей-то изумленный карий глаз.
– Довольно, ты меня отменно позабавил. Пошли же в класс, мой целомудренный избранник.
Владимир почувствовал, как кто-то невидимый потянул его за рукав. Через секунду перед ним снова открылся длинный коридор, застланный красной ковровой дорожкой. В этом же коридоре, неизвестно откуда, появился новый ряд высоких, дубовых дверей. Теперь невидимка легонько подталкивал его в спину, заставляя двигаться в нужном направлении. Пройдя мимо двух дверей, его остановили возле третьей, что была выше и шире остальных.
Дверь распахнулась, и перед нашим героем предстала до боли знакомая аудитория, похожая на римский амфитеатр.
Помещение смотрелось столь огромным, что три испуганных человечка, сидящих за ученическими партами, казались лилипутами. Каждый звук раздавался гулким эхом, уносясь ввысь высокого стрельчатого свода.
– Владимир Иванович! – послышался знакомый, трогательный голос. – Ты ли это, друг мой? – круглое лицо Макара Булкина выражало смесь удивления, легкого любопытства и безграничной радости.
Макар вскочил со своего места и бросился к входу в аудиторию, на пороге которой, нерешительно топтался Владимир Махнев. Через несколько мгновений щеки нашего героя коснулся колючий, небритый подбородок рязанского купчишки. Он даже ощутил на губах горько соленый привкус слез своего сентиментального друга. Бегло оглядев лицо Макара, Владимир убедился в том, что щеки его друга уже не горят прежним румянцем. Макар выглядел бледным и усталым. Через мгновение, Макар будто спохватившись, отпрянул от Владимира, смутился, крупный нос сморщился и чихнул. Булкин вдруг принялся обнюхивать собственные рукава, руки и полы сюртука.
– Володя, скажи честно, от меня ничем дурным не пахнет?
– Нет, Макар, а чем должно пахнуть?
– Да нет. Это я так, – Макар натянуто рассмеялся.
Владимир посмотрел на остальных учеников своего необычного ученического «потока». Господин Травин сидел, ссутулившись. Опухшие, мутные глаза, не мигая, глядели в одну точку. Он был без шляпы, русые волосы торчали в разные стороны, пышные бакенбарды отсутствовали. Серое лицо покрывала недельная щетина. Травин казался растерянным, бледные губы шевелились – он будто разговаривал сам с собой.
Екатерина Дмитриевна Худова, напротив, вопреки ожиданиям, выглядела свежо. Карие глаза лучились каким-то томным, загадочным светом, пухлые губки поблескивали розоватой помадой, узкие скулы покрывал легкий слой светлой пудры. Странные метаморфозы произошли и с ее туалетом. Екатерина Дмитриевна сменила наряд.
Теперь ее стройная фигура была затянута в черный бархатный корсет. Ниже шла пышная юбка, украшенная по подолу фламандским кружевом. Столь же изыскано, дорого, и в то же время скромно, смотрелось небольшое декольте, отороченное темным малином[30]. Мочки ушей оттягивали крупные жемчужные серьги, из точно таких же жемчужин состояла и нитка ожерелья, охватившего тонкую шею женщины. Черные локоны, поднятые кверху серебряными витыми шпильками, головки коих напоминали цветок черной фиалки, были уложены в высокую прическу, лишь маленький кудрявый завиток кокетливо выбивался на чистый, высокий лоб тамбовской красавицы.
– Гляди, Владимир Иванович, наша Катя-то свежа, словно «на водах» побывала. Даром, что у позорного столба стояла. Ух, морда лощеная, так и светится. Расфуфырилась фря, будто на бал приперлась. А я ее еще жалел, – прошептал Макар в самое ухо, пока Владимир садился на свое место в ученическом ряду. – А я, Володя, эхма как опростоволосился, в такую историю влип, – затараторил он, но тут же умолк.
В коридоре послышались гулкие шаги.
Дверь распахнулась, и в аудиторию вошел Виктор. На этот раз он выглядел довольно благодушно. Казалось, что демон напевает себе под нос какой-то бравый военный марш.
– Итак, господа, сегодняшний урок закончен. Я думаю, вы многому научились, от чего – то лишнего, надеюсь, избавились. Мне еще предстоит ознакомиться с деталями каждого из ваших уроков. Сделать выводы, определить степень вашей обучаемости в дальнейшем. Ознакомившись бегло, я пришел к выводу, что мы не потеряли даром учебное время. Конечно, есть еще какие-то отдельные недочеты, мелочи. Но я не буду сегодня столь скрупулезным, чтобы заострять на них внимание, – он криво улыбнулся. – Ну что же, не смею вас задерживать. О времени следующего свидания я извещу вас отдельно. Au revoir, господа. До скорой встречи!
Стоял серый день. Прошло немного времени с тех пор, как четверо учеников оказались далеко позади зловещего замка, миновали они Черный лес, и Секвойевая роща пахнула напоследок густым хвойно-пряным ароматом.
На этот раз все шли рядом – никто не пытался бежать вперед. Мужчины плелись скорее устало, почти не разговаривая друг с другом. И лишь одна Екатерина Дмитриевна была легка на ногу. Казалось, женщина не идет, а парит на каблучках. С ее красивого лица почти не сходила блуждающая, загадочная улыбка.
– А что, господа, может, нам все-таки присесть и немного отдохнуть? – Владимир остановился и обвел взглядом компанию.
– По правде говоря, я давно хх-от-тел сие пп-ред-ложить, – чуть заикаясь и краснея, выдавил из себя Травин.
– А я бы не только присел, я бы и выпил чего-нибудь – горло промочил, – подтвердил Макар.
– А вы, Екатерина Дмитриевна, как на это смотрите? Не составите ли нам компанию? – Владимир галантно поклонился.
Худова глянула на него с любопытством и небольшой опаской.
– Не бойтесь, сударыня. Я обещаю, что ныне на вашу честь никто не покусится. Учитывая то, что вам пришлось перенести, я понимаю ваше недоверие, однако, слово джентльмена: пока я рядом, вы можете чувствовать себя в полнейшей безопасности.
«Болван, обещать даме безопасность в аду! Это же – полная авантюра, – подумал про себя Махнев. Но вслух ничего не сказал, стараясь выглядеть как можно убедительней. – Я блефую, но, черт побери, мне совсем не хочется лишаться компании этой стройной, кареглазой Катюши. Я живо помню ее наготу, когда два монстра тащили ее в какой-то там цирк. У нее такая нежная грудь и выпуклый лобок…»
Макар недовольно засопел, услышав подобную самонадеянную речь своего манерного друга. Однако же смолчал и только крякнул, лохматая голова кивнула, подтверждая, что де и он не против, оказаться в компании Екатерины Дмитриевны.
– Итак, Катрин… Могу я вас так называть? Позвольте вашу ручку?
Худова сощурила темные глаза, кокетливо улыбнулась и наконец решительно взяла Махнева под руку.
– Только, где бы нам присесть?
Все завертели головами, осматривая местные красоты.
– Тихо! – Макар приложил палец к губам. – Мне показалось, или где-то играет музыка?
– Да, и я что-то слышу, – отозвался учитель словесности.
Откуда-то, издалека, раздались звуки невидимого оркестра. С каждой минутой они становились все громче и явственней. Это был вальс.
Друзья стояли возле поля с гигантскими желто-оранжевыми цветами. Теперь в этом буйстве бархатистых лепестков, удерживаемых толстыми, мохнатыми стеблями, доминировал яркий апельсиновый оттенок. Но пахло не апельсинами. Запах вообще был не цветочный. Пахло почему-то кислой капустой и паленой свининой… Казалось, что цветущие монстры живо следят за разговором, поворачивая пытливые головки к четверке путников.
Справа от поля, откуда ни возьмись показалась довольно широкая извилистая тропинка, ведущая в дальний участок леса – оттуда и неслась загадочная мелодия.
Наши друзья, не сговариваясь, двинулись по этой дорожке. Тропинка уходила вправо, приближаясь к новой густой рощице. Пройдя с версту, они очутились возле высокой зеленой стены, напоминающей аккуратно стриженый боскет[31]. Похоже, это был не лес, а летний парк. Высокие чугунные, резные ворота открывали вход в неведомые тенистые аллеи. Музыка усилилась. Ее источник находился в глубине этого таинственного парка – там играл симфонический оркестр. Владимир узнал эту музыку. Это был вальс Штрауса. Послышался женский смех, шорох шагов по гравию.
«Господи, такое ощущение, что я попал в Баден-Баден», – подумал Владимир с чувством легкой ностальгии.
Путники миновали гостеприимно распахнутые ворота и очутились на центральной аллее. Мимо них прогуливались нарядные парочки, одетые по моде середины 19 века. Дамы в легких платьях на кринолинах, обтягивающих тонкие талии, с множеством пышных оборок, в шляпках с плюмажем, увитых цветами, в летних чепчиках с кружевом, прятали свои прекрасные лица за пышными веерами. Усатые и мужественные джентльмены, одетые в строгие сюртуки и темные цилиндры, поддерживали своих спутниц под локотки. Меж ними шли томные беседы. Местами слышался смущенный или лукавый смех и французский говор.
– Вот это да! – присвистнул Макар. – Кажись, тут не только черные леса и рощи с зеленорылыми и сатирами рогатыми. Тут и вполне приличные места и уважаемая публика имеется.
«Нет, я определенно ошибся. Сей антураж очень смахивает на Летний сад в Санкт-Петербурге. Тот же рисунок аллей, те же деревья, фонтаны, статуи и публика приличная. Не удивлюсь, если вдруг повстречаю здесь мадам Дубоносову с дочкой или еще кого-то из светской публики. Что это? Сон?» – подумал Владимир и внутренне усмехнулся.
Екатерина Дмитриевна тоже с удивлением рассматривала аллеи парка. Ее тонкие пальчики еще сильнее стиснули рукав Махнева. Казалось, ей было приятно идти с ним под руку. Она горделиво приосанилась.
На центральной площади красовался высоко бьющий фонтан. Чистая вода, переливаясь внутренним свечением, опадала в круглую каменную чашу. Решетчатые зеленые шпалеры сжимали аккуратные липовые изгороди, местами переходя в невысокие арки, увитые плющом и виноградом. На перекрестках дорожек, покрытых светлой крошкой, возвышались мраморные статуи и бюсты.
Махнев присмотрелся к одному из бюстов и узнал в нем образ Нерона. Кудрявая голова императора венчалась лавровым венком. Только венок сей был выточен не из мрамора, а сверкал чистотой червонного золота. Недалеко от Нерона расположился бюст безумного Калигулы, с точно таким же увесистым венцом. Его облик казался слишком юным. В эту же компанию входил и бюст Чезаре Борджиа. Мраморную голову Арагонского отравителя с прекрасным и чистым, почти иконным ликом, венчал легкий головной убор, скорее шапочка. Но и в этой шапочке поблескивали золотые детали: витой принт, кисточка и небольшая пуговица были отлиты из драгоценного металла. В середине золотой пуговицы Чезаре Владимир разглядел огромного размера темно-синий сапфир.
Были здесь и другие исторические личности, образы которых наш герой не угадал издалека. А подходить ближе не стал. Макар же, напротив, к всеобщему удивлению, быстрыми шагами устремился к бюсту Калигулы. Серые глаза с любопытством рассматривали римские черты, толстые пальцы ощупывали выдолбленные в мраморе буквы. Губы шевелились, читая имя.
– Вот ты какой, однако, – прошелестел Булкин. – А, ну да… А я-то…идиот… – он закусил кулак и отчего-то зло рассмеялся, а после нахмурился, махнул рукой и пошел прочь.
Аккуратные боскеты создавали целые анфилады арок, переходов, лабиринтов. Казалось, в них можно было затеряться. То там, то тут мелькали газовые шлейфы убегающих красоток. Похоже, здесь играли в прятки. Владимир загляделся на одну из пар. Высокий усатый брюнет, ступая на цыпочках, изображал из себя ловкого охотника. Держа в руках воображаемое ружье или аркебузу, он играючи сощурил левый глаз, нацелился на вожделенную «дичь». «Дичь» – молоденькая и хорошенькая барышня в соломенной летней шляпке, пряталась за зеленой кипарисовой пирамидой. Русые волосы немного растрепались, круглое личико раскраснелось от удовольствия. Она походила на шаловливого ребенка. Девушке казалось, что она ловко обманула незадачливого охотника. Но коварный брюнет подкрался сзади, обнял красавицу за талию и поцеловал в раскрытые от удивления губы.
Екатерина Дмитриевна вытягивала тонкую шею, рассматривая местные достопримечательности. Особенно ее интересовали тропические экзоты в дубовых кадках и цветочные клумбы.
– Ну и что, господа, куда же теперь? – проворковала она. – Быть может, мы пройдемся и дальше по аллеям? Наверняка здесь есть зеленые кабинеты, гроты или лабиринты. Должны быть и оранжереи с цветами, розарии. Ах, как я обожаю свежие розы.
– Я, в сущности, не против, – ответил Владимир, рассматривая блестящие глаза своей спутницы.
– Ну, нет. Так не пойдет. Вы как хотите, но лично я уже порядком устал. Мне бы чайную беседку разыскать или распивочную. И чаю хочется, да и Ерофеича[32] пару рюмок я бы тоже хлопнул, или рябиновой, – брякнул Макар.
– Ой, а я бы зельтерской воды попила или лимонного эля.
Пройдя еще одну аллею, четверка путников увидела конусообразную сферу синего шелкового шатра довольно просторной летней веранды, на которой уютно располагались изящные деревянные столики и стулья с плетеными из лозы, витиеватыми спинками. Поверхность столов была покрыта белыми крахмальными скатертями. Чуть дальше тянулся широкий прилавок или подобие буфета, на котором стояли кофейные чашки, бокалы и множество разнообразных бутылок с яркими наклейками, чуть в стороне возвышалась высокая ваза с фруктами.