Отмены, переносы и отсрочки оставили мне одного из самых тяжелых клиентов.
Иногда я мечтаю жить в мире, где с самого начала можно называть вещи и людей их истинным именами, отражающими самую суть происходящего, идти от явления, от его динамики и непредсказуемости, а не пытаться бесконечно втискивать жизнь в рамки принятых наименований. Вот, например, человек, проходящий психотерапию. Кто он на самом деле? Пациент? Бывает, конечно, но редко. Клиент — довольно распространенный тип, приходит за услугой и хочет подтверждения собственной правоты, лицензии на поступок, а в общем — чувства полного удовлетворения. Сообщник — птица редкая и потому особо ценная, взыскует гармонии, истин, на худой конец подробного картирования своего сложного внутреннего мира, легко увлекается и с наслаждением пробует на себе всякие мульки и приемчики, а самое главное — искренне интересуется собой.
Но чаще всего приходят жалобщики, сплетники, потерпевшие, свидетели и подсудимые, обвинители и обвиняемые. Нюансы в поведении и установках всех этих типов наличествуют, но в главном они неразличимы — они требуют от меня выполнения роли судьи. Чтобы я им рассказала, кто виноват, кто прав, кто в белом, а кто главная какашка, как правильно поступить, куды бечь, ну и по мелочи — есть ли Бог и как попасть в рай, не замочив ног.
Сегодня у меня в репертуаре как раз Потерпевший.
Он из тех, кто требует от психотерапевта справедливости во всем мире и ответов на все вопросы быстро, на блюдечке с голубой каемочкой, потому что он пострадал от жизни и теперь требует возмещения ущерба.
Пришел ко мне по рекомендации давнишней клиентки, и я не знаю даже его настоящего имени. По обмолвкам заключила, что он банкир и довольно состоятельный человек, переживший не так давно что-то вроде кризиса или дефолта или процедуры банкротства. Он всегда звонит сам, номер его телефона не определяется, он мучительно боится, что о визитах к психотерапевту станет известно в его кругу.
Он вытребовал себе право получить меня в любое время дня и ночи, «если совсем прижмет», но благородно пользовался привилегией только по ночам. Мы часами сидели в салоне его машины, остро пахнущем кожей и каким-то сладким навязчивым парфюмом, обсуждая один и тот же неразрешимый вопрос: почему она ушла?
С точки зрения терапии вопрос бессмысленный. Задать его можно и нужно один раз и не терапевту, не друзьям (чьи лихо заверченные теории были пересказаны мне во множестве), не подругам, а самой ушедшей возлюбленной.
Мы с переменным успехом обращались к более подконтрольной Потерпевшему стороне дела — а именно, что он намерен делать со своей жизнью, какой опыт был приобретен в завершившихся отношениях и далее со всеми пересадками. Однако и тут мы все время натыкались на подводный камень — вопрос: «Забрать у нее все, что накуплено и надарено, или нет?»
Он старательно и подробно, словно завскладом, перечислял вещи: шубы, платья, туфли, белье, украшения, сопровождая каждую позицию краткой справкой, где и когда было куплено, сколько стоило и в каком состоянии находилось к моменту ее ухода.
Не менее мучительным был вопрос неподаренного на годовщину их встречи кольца. Кольцо было не просто кольцо — а сделанное по эскизу самого Потерпевшего французской дизайнерской студией из платины с голубыми и черными каратными бриллиантами #СОВЕРШЕНСТВО. Это кольцо он не успел подарить, потому что все случилось ровно за неделю до дня икс. И теперь очень хотел его все-таки подарить, но очень боялся, что и этот жест ничего не исправит.
Двадцать первого июня мы расстались на том, что он твердо решил ничего у нее не забирать, кольцо подарить на память обо всем хорошем и жить дальше в счастье и согласии с собой.
Семнадцатого августа я услышала от порога гневное:
— Машину заберу. Пошлю водителя, пусть пригонит. Не хочу ее даже видеть! Сегодня — смотрю, выруливает такая от своей хрущобы на мерсе. Нефиг, ездит она! Даже на бензин сейчас не зарабатывает — я проверял. Работает переводчицей в какой-то задрипастой конторе, получает четвертак — я ей на день столько давал, блин! Живет у родителей, в ебенях — не вышепчешь! Чего ей не хватало, а?
— Послушайте, а как вы-то оказались в ее невышептанных ебенях, простите? Вам не кажется слегка нелогичным не хотеть ее видеть и наводить справки о ее зарплате, следить за ней?
— Да не, нормально. Это разные вещи. Разговаривать я с ней не буду и все. Письмо она мне прислала! Представляете — написанное! У нее такой блокнот был всегда — ежедневник, что ли, так вот на листочках из этого @Moleskine написала и на ресепшене мне оставила. Бред это какой-то. Я ничего не понял из этого письма. Может, вы прочитаете? И мне объясните — если вообще это можно понять. Это же ничего, а? Ну, что чужое письмо читать вроде неприлично.
— Это письмо адресовано вам, вы можете распоряжаться им как угодно. Не вижу в этом ничего криминального.
Я быстро пробежала глазами три странички, аккуратно исписанные крупными округлыми буквами, как будто писала примерная школьница. Письмо целиком и полностью было простым, прямым, предельно ясным ответом на вопрос «почему?»
Честно говоря, я была растеряна.
— Здесь нечего объяснять, все абсолютно прямо написано. Хорошим русским языком. Нет никаких иносказаний, никакого подтекста.
Потерпевший смотрел на меня требовательно и даже с мольбой в глазах.
— Ну, хорошо, давайте я просто вслух прочитаю основные положения, конспект, хорошо?
— Нет. Лучше вы как-нибудь своими словами. Я не понимаю, что она пишет.
Письмо лежало на столе распятой бабочкой.
Я поняла, что вижу хрестоматийный случай: человек настолько закрывается от правды, так ее боится, что на самом деле не понимает написанного. Глаз регистрирует знаки, мозг распознает слова, но смысл фраз не достигает сознания.
Владелец: @LinaU
Письмо
Прости. Сразу прошу прощения, потому что мне не хотелось причинять тебе боль. Я не думала, что ты так отреагируешь на мой уход.
Прости.
Ты много раз спрашивал меня, почему я ушла теперь, когда все трудности остались позади. Бедный мой, наивный мальчик! Никому не верящий мальчик. Я всегда говорила, что деньги — не самое главное. Я не кокетничала, говорила правду.
Мне было легко с тобой, когда ты, потеряв в кризис почти все, оставшись без квартиры и капиталов, азартно вкалывал по двадцать четыре часа в сутки, а я варила борщ и ждала тебя с работы. Когда ты притаскивал какие-то сумасшедшие розы, а утром виновато говорил: «Ну, до пятницы протянем же как-нибудь, да?»
Я тайком занимала деньги у подружек и тайком же делала переводы и курсовые для нерадивых студентов.
Твоя женщина не должна работать — хорошо, я готова была играть и в эту игру.
Это было счастье. Хотя все Ниццы и Лазурные берега оставались недосягаемыми, как Луна.
И я все время думала: если сейчас, когда ты банкрот и бесишься от того, что не можешь жить так, как привык, — мы так счастливы, что же будет, когда черная полоса закончится?
Я даже не придумывала и не загадывала наперед — рисование роскошных картин будущего было твоим излюбленным занятием. Я верила. Потому что мне было все равно — будет ли так. Я хотела, чтобы ты был счастлив. Чтобы мы были счастливы.
А теперь нет ничего. Да, ты стал важный и тусклый. Купил квартиру на #mayakovka, дом на Новорижке, и я перестала слышать хоть что-нибудь кроме бесконечных разборок с прорабами и мебельщиками. Машины. Тряпки. Ты покупал их так напоказ, что это было унизительно. Ты покупал меня. Прилюдно, пошло.
Ты стал изменять мне с того самого дня, когда решил, что уже КУПИЛ меня. Теперь все, никуда не денусь.
Твои девки сплетничали о тебе в интернете и вывешивали фотографии на @VKontakte.
Я решила уйти, когда поняла, что мне не больно от твоих измен. Что меня просто тошнит от тебя: самодовольного и равнодушного. Нет таких денег, ради которых стоит жить так, как мы живем последние два года.
А самое страшное, — никогда не было того человека, которого я полюбила. А он был классный.
— Давайте я просто расскажу, как Я понимаю написанное. Ваша @LinaU полюбила вас таким, каким увидела после банкротства: азартным, поглощенным какой-то идеей, мечтателем, верным, романтичным. Вероятно, она чувствовала вашу неуверенность в себе, внутреннее напряжение. Ей нравилась ваша целеустремленность. Все увиденное она приняла за базовые черты, которые не должны были измениться с изменением материального положения.
Потом ситуация поменялась, и она увидела в вас совсем другое: самодовольство, склонность к изменам, пренебрежение к ее чувствам, прагматичность, не скрашенную азартом. Ей нравилось быть помощницей — вот и деньги она у подружек занимала, и подрабатывала тайком — была равноправна с вами в союзе. А потом вы достигли желаемого уровня и она почувствовала себя игрушкой — неживой, неравноправной, зависимой. Ну а ваши измены только подчеркнули это ощущение.
Она сделала вывод, что то состояние, в котором вы сами себе нравитесь — и есть ваша настоящая личность, которую она принять и полюбить не в силах.
Потерпевший внимательно слушает меня. Его кулаки сжимаются, лицо наливается кровью, к концу пересказа, он сопит, как будто держать себя в руках требует огромного физического усилия.
Внезапно он срывается с места, хватает меня за плечи и принимается беспорядочно трясти. Потом берет за ворот свитера и начинает вполне ощутимо душить. Это длится несколько секунд, я успеваю лишь прошипеть ему прямо в лицо: «Прекратите сию минуту!», да беспорядочно колочу по его плечам руками.
Он приходит в себя.
Ни слова не говоря, не извинившись, открывает бумажник, достает две сиреневые пятисотевровые купюры и бросает их на стол. Это проходит почти помимо моего внимания, потому что я пытаюсь откашляться и подавить внутреннюю панику. На глаза наворачиваются предательские слезы.
— Я позвоню и сообщу, когда мы встретимся в следующий раз.
— Не думаю, что…
Фраза повисает в воздухе. Его уже нет в комнате.
Надо запереть входную дверь. Поднимаюсь со своего кресла, колени противно дрожат. Едва добираюсь до прихожей, с невыносимой тщательностью запираю оба замка, набрасываю цепочку. Сползаю прямо на пол и начинаю рыдать. От страха, от беспомощности, от идиотизма ситуации.
Все плохо. Все неправильно.
Вот тебе и перенос! Про перенос можно рассказывать много и протяжно, но обычно это процесс довольно длительный, а значит, почти наверняка я просто промухала его на ранних стадиях.
Пойду в дворники! К черту, всю эту галиматью! Простое прекрасное дело: двор мести, клумбы поливать, да на собачников прикрикивать — чудесная работа! На свежем воздухе и фитнеса не надо. А после работы буду борщ варить и книжки писать. Про природу. Как Бианки — голуби, синички, кошки, собачки — самое душеспасительное дело.
Мысль о карьере дворника всегда меня умиротворяет и даже возвращает к жизни.
Поднявшись с пола, пошла умываться. Привычно улыбнулась своему зеркальному двойнику. Улыбка получилась не очень.
— Ну что, красотка, напахали мы с тобой? Или это не мы напахали, а мужик такой по природе своей — все куплю, а что не куплю — куплю задорого? Ладно, потом разберемся.
На шее алела ободранная свитером полоска кожи. Прикасаться к ней было неприятно.
Будем считать, что все самое плохое сегодня случилось.
Сварила себе крепкого кофе, включила в @TheGalaxyTab запись самой первой сессии с Потерпевшим, но не успела прослушать и пяти минут, как приятно затренькал смартфон @BlackBerry, мой личный мобильный. Этот номер был известен от силы пяти людям, и на их звонки я отвечаю всегда — в любое время дня и ночи. Смартфон из Штатов, с тамошней симкой тамошнего оператора, так что все разговоры по этому номеру шифруются по-взрослому, данные не проходит российские сервера. Конечно, каждый такой разговор обходится в кругленькую сумму и звонящему, и мне, но я сознательно на это шла. Да и роуминг с каждым годом становится дешевле, даже американский.
В трубке звучал какой-то совершенно незнакомый женский голос:
— Это Татьяна Хризантемовна?
— Да, я вас слушаю.
— Здравствуйте, @T_Chrysanthemum! Я хочу, чтобы вы вылечили моего бойфренда от интернет-зависимости!
— Добрый день! Представьтесь, пожалуйста.
— Нина, меня зовут Нина!
— Замечательно. Нина, скажите мне пожалуйста, кто дал вам этот номер?
— Я в интернете нашла! На вашем сайте.
— Простите, вы что-то путаете, этого не может быть. Этот номер не указан на сайте и почти никому неизвестен. Я не разговариваю с людьми, говорящими неправду. До свидания.
Нажимаю отбой. Мучительно сожалею, что ушли в прошлое телефоны, которые позволяли бросить трубку с грохотом, так, чтобы на том конце провода человек всем телом чувствовал, что больше звонить сюда не надо!
Кликнула по закладке Chrysanthemum-Psiho.ru на панели браузера. Послушно развернулась страничка сайта-визитки. Привычно подумала, что надо бы обновить фотографию, слишком уж серьезное у меня на ней выражение лица. И взгляд тяжеловатый.
Разумеется, мобильный телефон был указан рабочий.
Машинально кликнула на галочку «написать письмо» и попала на совершенно незнакомую мне страницу, которой не могло быть в природе, не то что на моем сайте.
На страничке содержалась абсолютно вся информация обо мне. Начиная с домашнего адреса и заканчивая номерами банковских счетов, как действующих, так и давно закрытых. Все аккаунты, которые я когда-либо заводила на разных ресурсах и пароли к ним. Почтовые ящики, и тоже с паролями и контрольными ответами.
Все номера телефонов, по которым меня можно найти, с подробными инструкциями, когда и почему лучше звонить именно по этому номеру.
Фотографии моих любовников с телефонами и адресами. Причем составитель досье аккуратно разместил их в строгом порядке — от самых свежих к самым старинным, и галерея завершалась фотографией моей первой школьной любви Фурика Юлдашева.
Меня охватил ужас. Нужно было что-то немедленно предпринимать! Я лихорадочно пыталась вспомнить, когда последний раз просматривала опцию «написать письмо» и с холодеющим сердцем понимала, что с момента создания сайта не делала этого НИ РАЗУ. То есть, оно могло тут висеть как угодно долго.
— Нет, нет и нет! Если бы это было тут давно, это как-то бы проявилось. Девушки Нины давно бы звонили мне по всем телефонам, не говоря уж о том, что интернетно-одаренный Антон давно бы нашел этот кошмар — он же ж себя под гуглом чистит и под яндексом каждый божий день, как-никак знаменитость и все такое.
Меня буквально трясло крупной неукротимой дрожью. Ощущение вязкого кошмара мешало сосредоточиться. Буквы прыгали перед глазами.
Только бы не потерять сознание, только бы не…
На каком-то отдельном автопилоте скопировала страницу к себе на жесткий диск. Зашла под admin-овским паролем, удалила страницу с сайта. Машинально допила остывший кофе, залпом, как лекарство. Так, теперь надо убедиться, что с сайтом на самом деле все в порядке.
Вопрос не такой уж тривиальный. Интернет-пространство — вещь текучая и капризная, практически нематериальная и потому в нем может быть все что угодно. Для меня странички больше нет — а для всех остальных — есть. Например. Как в @LiveJournal иногда бывает: то комменты не видны в родном аккаунте, то вредлента грузится в произвольном порядке, то еще какая асимметричная рожна приключается. Да и #fb не лучше, а может даже и хуже.
После непродолжительных раздумий звоню Наташке, которая «подруга юности — сестра» и если она про меня чего не знает, так это она просто забыла на самом деле.
— Привет, слушай, солнц, зайди ко мне на сайт, а? Проверь, чего там делается. Особенно покликай «написать письмо». Чего-то глючит там все. Не, только не потом, а прям сейчас, лучше в прямом эфире.
— Да все нормально у тебя тут. Ага, «написать письмо» не работает — ошибку выбрасывает. Не существует такой страницы, и все дела.