— Потому что он убогая грязь, — просто отвечает Риддл. — Желчная дрянь, которую я терплю здесь только из-за его отца. Он не учится ни на чьих ошибках, включая свои. Так что просто не обращай на него внимания.
— Хорошо, я понял, — кивает Гарри. — Значит, вы думаете, мне удастся наладить отношения с остальными?
— Удастся, прояви ты чуть больше активности и меньше стеснения. Просто помни, что они такие же люди, как и ты. И вообще, Гарри… Хочешь влиться в коллектив — начни с чистого листа. Долго оставаться незамеченным ты не сможешь. Тебя будут воспринимать именно так, как ты себя подашь.
— Что ж, спасибо за совет, — задумчиво бормочет он.
— Первый шаг всегда самый трудный, — улыбается Риддл. — Поверь, я знаю, о чём говорю.
Гарри с любопытством смотрит на него, на его лёгкую игривую улыбку, на его тонкие пальцы, сжимающие бокал, на изящно скрещённые ноги и только сейчас чувствует, как напряжение, появившееся, едва он переступил порог кабинета, постепенно сходит на нет. Алкоголь прогоняет остатки детского глупого страха и неуверенности. К словам Риддла просыпается настоящий интерес, и где-то совсем близко настойчиво колется мысль: необходимо продолжить разговор, узнать как можно больше, пока есть удачная возможность.
— Первый шаг? — повторяет Гарри. — Вы первых шагов, кажется, сделали уже немало.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну… — он немного теряется: ответ очевиден. — Вы создали организацию Пожирателей, вам удалось заново собрать их, вы вновь управляете ими здесь, в поместье…
Риддл понимающе кивает.
— Да, тут ты прав. Мне несколько раз приходилось начинать всё с начала. И это было нелегко. Но я скажу тебе одно: не поднимается тот, кто никогда не падает. Нельзя вкусить радость победы, не познав горечи поражения.
— Я знаю, — усмехается Гарри.
— Вряд ли. Ты не можешь знать этого, Гарри, потому что никогда по-настоящему не проигрывал. Последние десять лет тебя окружал ореол славы. Тебе всё время везло. Удивительно везло, — добавляет Риддл совсем тихо, и его глаза недобро сужаются. Гарри сглатывает и неловко ёрзает в кресле, но, к счастью, он снова меняет тон на беззаботный: — Что бы ни случалось, ты всегда выходил из любой передряги победителем. Даже сейчас, когда твои враги приходят к власти, ты ещё надеешься на то, что всё изменится.
— Зря вы думаете, что моя жизнь — это красивая сказка, — горько фыркает Гарри. — До одиннадцати лет она была настоящим адом.
— Тут я тебя понимаю, — Риддл тихо смеётся. — Всем нам, сиротским детям, приходилось трудно. — Гарри удаётся подавить вспышку гнева из-за подобного сравнения. — Нищета, побои, объедки, наказания… И никакой надежды на нормальную жизнь.
— Но вам удалось всё изменить, — зачем-то нелепо констатирует он.
— Как видишь. Деньги, союзники, власть, это поместье — всё появилось не просто так. Одного желания недостаточно.
Гарри почему-то цепляется за слово «поместье» и решает озвучить мысль, которая мучила его уже два года:
— А я всегда думал, что вы захотите остаться в Малфой-мэноре.
— Да, у Люциуса было неплохо, — Риддл улыбается каким-то своим воспоминаниям.
— Тогда почему же вы не устроили свою ставку там?
— Потому что это было «у Люциуса», — отвечает он с оттенком удивления.
— Ну да, а вы же во всём привыкли быть главным, — бормочет Гарри, делая глоток коньяка.
— Дело не только в этом. Я хотел начать всё с чистого листа. И в этот раз поместье было моим первым шагом. Ну и, конечно же, безопасность. Малфой-мэнор слишком известен, чтобы останавливаться там надолго.
Гарри хмурится и выглядывает в окно, но на улице ничего не видно.
— А где мы вообще? — Риддл молчит, многозначительно подняв бровь, и он понимает, что ответа не услышит. — Ну, мы хотя бы по-прежнему в Британии?
— Мы находимся на одном из очень маленьких островов Великобритании.
— Ясно, — кивает Гарри и умолкает: в голове крутится столько вопросов, что он даже не знает, с чего начать. К счастью, Риддл сам решает подтолкнуть его к дальнейшему разговору.
— Что случилось, Гарри? — усмехается он. — Ты помрачнел. Тебе не понравились мои слова, или ты снова не можешь решиться о чём-то спросить?
Насмешка в его голосе отчего-то задевает, и Гарри расправляет плечи, словно в доказательство того, что он вовсе не трусит разговаривать с врагом.
— Вообще-то я хотел спросить о главном. Вы не отправили меня снова в подземелья, вы дали мне… относительную свободу. Значит, вы уже что-то решили на мой счёт?
— О чём ты?
— Я должен буду что-то для вас делать, — еле слышно произносит он, закусывая нижнюю губу.
— А что ты хочешь для меня делать? — фыркает Риддл.
— А что делают остальные Пожиратели? — в тон ему говорит Гарри и получает в ответ очень странный и настороженный взгляд, от которого мгновенно делается не по себе.
— Ну… — медленно начинает Риддл, и даже в каждом его жесте читается издёвка. — Они убивают для меня ваших авроров, пытают пленённых, охраняют важные объекты в городе ценой жизни, сражаются с членами вашего Ордена… Мне продолжать?
— Нет, — выдавливает Гарри.
— Ты хочешь делать то же самое?
— Нет.
— Тогда к чему такие вопросы?
— Но я ведь должен что-то делать. Я же не могу целый день слоняться по поместью как… — он запинается и невесело усмехается, вспоминая вчерашние слова Марка: «…как пыльным мешком по голове огретый». — И ничего не делать, — заканчивает он на свой лад.
— Ну, если ты настаиваешь, — Риддл наклоняется вперёд, и в его взгляде появляется азарт, — то мы обязательно придумаем тебе занятие.
— Очередное издевательство? — слова срываются с языка, прежде чем он успевает одуматься.
Улыбка Риддла тут же исчезает. Он медленно выпрямляется в кресле, сжимая губы, и Гарри словно обдаёт исходящей от него ледяной волной.
— Издевательство? — холодно повторяет он.
— Да, — кивает Гарри, глядя на Риддла в упор. От его расслабленности не остаётся и следа. — Вам ведь нравится меня унижать.
— Позволь узнать, когда я успел тебя унизить?
От его голоса, кажется, температура в комнате понижается на несколько градусов, и Гарри сам уже не рад, что на короткий миг позволил эмоциям взять вверх. Но отступить — значит, признать поражение, а сдаваться уже не позволяет алкоголь, разгоняющий по телу горячую кровь.
— А то, что было вчера? Или вы считаете, что заставить раздеться — это не унижение?
Риддл смотрит на него очень странно, как на умалишённого.
— Я и не думал, — спокойно отвечает он. — Я всего лишь хотел проследить за тем, чтобы ты не спустился на завтрак в своих обносках и не выставил себя на посмешище во второй раз.
— Разве вам есть до этого дело? — от его ровного тона Гарри и сам быстро успокаивается, поэтому вопрос получается не возмущённым, а немного обиженным.
— Может, ты сейчас и не поймёшь моих мотивов, — на губах Риддла снова появляется усмешка, — но мне не безразлично, что будут думать о тебе мои слуги. Потому что твой неподобающий вид и твоё нелепое поведение позорят перед ними именно меня. Я прав, и ты поймёшь это, если поразмыслишь на досуге, — он бросает короткий взгляд на часы на каминной полке и серьёзнеет: — А теперь извини, но у меня ещё много дел.
Он вновь берётся за отложенный пергамент, а Гарри ещё несколько секунд сидит в недоумении от резкого окончания разговора. Риддл углубляется в чтение, словно его здесь нет.
— Я могу идти? — несмело спрашивает он.
— Разумеется, — сухо отвечает Риддл, не поднимая головы, и макает перо в чернила.
Гарри, всё ещё удивлённо хмурясь, поднимается на ноги и подходит к двери, где до него доносится последнее напутствие:
— Кстати, если Мальсибер станет к тебе лезть, не бойся послать его к чёрту.
— Спасибо, я учту, — кивает он и покидает кабинет.
У лестницы перед ним возникает Мальсибер, криво ухмыляясь.
— Ну что, наговорился?
Но Гарри быстро проходит мимо, бросая на ходу:
— Пошёл к чёрту, — и спускается на третий этаж.
***
Уже лёжа в постели, Гарри никак не может уснуть, прокручивая в голове разговор с Риддлом. Конечно, он знал и раньше, что ещё нескоро увидит друзей, если вообще увидит, понимал: нет никаких гарантий, что план Дамблдора сработает, но сегодняшняя беседа словно расставила все точки над «i». Только после неё он понял, что его пребывание здесь — это не игра на несколько недель, после которой он снова вернётся в штаб. Это отрезок его настоящей, реальной жизни. Он мог бы продолжать играть, притворяться, покорно исполнять приказы, но всё, что от него требуется — это просто жить. Жить собственной жизнью, оставаться собой, не насилуя разум и волю. А это самое трудное.
Только теперь Гарри в полной мере осознаёт, как тяжело ему придётся и как он одинок здесь. Сейчас он отдал бы многое за то, чтобы хоть на пару часов оказаться дома, в штабе. Он не видел друзей всего три дня, но ему кажется, что прошёл месяц. Если бы сейчас можно было очутиться на маленькой тесной кухне, он съел бы всю Гермионину стряпню, долго смеялся бы над грубыми шутками Сириуса, обнял бы Джинни, поцеловал. Перед глазами встаёт её счастливая улыбка, которая на последнем году обучения заменяла ему уютное пушистое одеяло и кружку горячего чая с мёдом. Слушая бесконечные рассказы авроров о стычках с Пожирателями, Гарри мрачнел и покидал кабинет директора с тяжёлым сердцем, но когда видел Джинни, беззаботно болтающую с подругами, начинал верить, что война скоро кончится, что они обязательно уничтожат врагов. А когда Джинни проводила тонкими пальцами по его волосам и говорила, что верит в него, Гарри ощущал такой прилив сил, что готов был немедленно выйти на поединок с Волдемортом. Благодаря ей ему порой казалось, что война идёт где-то в другом мире и ни за что не доберётся до стен Хогвартса.
Он улыбается собственным воспоминаниям и, представив лукавую улыбку Джинни, машинально облизывает губы. На языке появляется слабый привкус коньяка. Последний раз он пил коньяк… Гарри мрачнеет, поворачивается на другой бок и утыкается лицом в прохладную подушку. Последний раз он пил коньяк весной, на дне рождения Сириуса. К тому моменту, как миссис Уизли подала на стол праздничный ужин, крёстный уже успел изрядно набраться огневиски. Он сидел и травил пошлые анекдоты, вгоняя в краску девушек. А когда перевалило за полночь и все разошлись по комнатам, он заговорщицки подмигнул Рону и Гарри и выудил откуда-то из-под стола бутылку коньяка. Рон довольно быстро отправился спать, а они с Сириусом ещё долго сидели у камина прямо на мягком ковре, потягивали коньяк и разговаривали обо всём на свете. И Гарри не мог припомнить другого раза, когда крёстный был таким общительным. Тот вечер был одним из самых тёплых и уютных за последние годы.
Гарри вдруг ловит себя на том, что, предавшись приятным воспоминаниям, начал улыбаться раздувающимся ветром шторам. Счастливое лицо Сириуса меркнет, оставляя перед глазами лишь пустую тёмную комнату. Он ёжится от несуществующего холода и натягивает одеяло повыше. Болезненные мысли вновь возвращаются, не давая уснуть. И одна из них вспыхивает наиболее ярко. Дамблдор…
Нет, Риддл не мог быть прав, когда говорил, что старик просто откупился от него. Этого не может быть. В его глазах была боль, когда они обсуждали этот безумный план. Если Дамблдор боялся за него, значит, он ему небезразличен. Хотя, с другой стороны, в итоге он согласился отправить Гарри к Пожирателям, а ведь раньше не давал даже заговорить о подобном. Словно чтобы упрочить сомнения, в голове звучит голос Риддла: «Когда ты был ему нужен, он оберегал тебя». «Нет, — спорит сам с собой Гарри, — Дамблдор ни за что бы так не поступил!» Что с того, что ещё год назад старик запрещал ему участвовать в опасных операциях, а потом разрешил совершать вылазки вместе с остальными? Просто Гарри повзрослел, набрался опыта. И сейчас Дамблдор отправил его в стан врага вовсе не потому, что он не нужен, а потому что доверяет ему и рассчитывает на успех. «Или же чтобы откупиться и выиграть время», — мерзко нашёптывает внутренний голос, подозрительно похожий на риддловский. «Нет!» — Гарри трясёт головой, чтобы прогнать неожиданного собеседника. Это невозможно! Дамблдор никогда бы так не поступил, а всё, что говорил Риддл — отвратительная ложь, он просто хочет сделать ему больно. Внутренний голос, кажется, собирается снова съязвить, но Гарри поспешно переключает мысли на главный вопрос: что делать дальше?
Завтра он попробует, как и советовал Риддл, начать всё с чистого листа. Он не знает, получится ли, но это определённо лучше, чем бродить по поместью серой мышью и обходить стороной каждого Пожирателя. Он сделает над собой усилие, попытается взглянуть на них без предрассудков и неприязни и, быть может, ему станет легче жить здесь.
Гарри усмехается сам себе. Ещё вчера он думал, что сможет завершить свою миссию, убить Волдеморта и вернуться назад, в штаб. Но сейчас он осознаёт неутешительную вещь: как раньше уже не будет никогда. Потому что если он хочет добиться своей цели, ему действительно придётся измениться. А после этого он уже не сможет стать прежним.
Глава 8. Новый день
Гарри просыпается рано: на часах нет и девяти. Так что он успевает сходить в душ, одеться как положено и справиться с волосами, которые с третьей попытки всё же удаётся стянуть в хвост. Перед выходом он долго стоит у зеркала в спальне и рассматривает своё отражение. Сегодня он должен найти контакт с Пожирателями. Он понятия не имеет, как они отреагируют и что вообще делать в случае неудачи. Самое странное: сейчас его волнует, что скажет Риддл, если он оплошает. Но как бы там ни было, он обязан постараться. Гарри осматривает себя в зеркале последний раз, кивает отражению и выходит из комнаты.