Сколько часов шла наша схватка, наверное, никто понять не мог. Шпага налилась свинцовой тяжестью, револьвер выскальзывал из пальцев. Я держался, что называется, на одних зубах, которые тоже уже болели из-за того, что я постоянно сжимал челюсти. Лицо занемело от мороза, кровь запеклась, стянув кожи неприятной коркой. Кроме этой, я не получил ни одной раны. Доспехи оказались прочнее даже металлических когтей и клыков нападавших на меня монстров.
Ряды полков давно смешались. Мы дрались рядом со строевиками, убивая монстров. Им, кстати, приходилось куда тяжелее нашего. Ведь они не носили таких прочных доспехов, как мы, и когти тварей разрывали броню и тела бойцов, заливая все вокруг кровью.
Мы дрались в чистом поле, словно наши далекие предки, еще на Потерянной Терре, в века предшествующие Последним. Не было никаких линий обороны, траншей, щитов, фортов, бункеров и мощных укрепрайонов. Только штыки против когтей и клыков. Ни к чему подобному не готовили никого из нас. И учиться нам приходилось прямо сейчас. Никаких незачетов по боевой подготовке нам ставить не будут. Цена такого незачета - жизнь. Солдаты катались по окровавленному снегу, давно превратившемуся в жуткую грязь.
Не смяли нас только из-за прикрытия "Бобров" и танков Биберштайна. И если громады крейсерских бронемашин врагу вряд ли удалось бы повредить, то простым бойцам 16-го полка приходилось очень тяжело. Громадные твари, закованные в броню, почти неуязвимые для их и снарядов и пуль, подгоняемые ударами кнутов, неслись на них. Врезаясь в боевые машины, они переворачивали их, длинными когтями вскрывали броню, словно консервные банки и вытаскивали оттуда экипажи. Те пытались отстреливаться из личного оружия, но это не могло спасти их.
- Отвожу танки, - доложил Биберштайн.
- Отходите под наше прикрытие, - ответил ему штабс-капитан, командующий взводом из обоих "Бобров".
- Надо держаться, - прохрипел фон Блюхер. - Их силы скоро иссякнут!
Его слова заставили меня сплюнуть под ноги. Неужели этот чертов позер никогда не изменится? Не иссякнут ли раньше наши силы?
А руки уже опускались, не в силах держать оружие. Но врагов меньше не становилось. Я всаживал в тварей шпагу на всю длину, охаживал их по головам рукояткой револьвера. Сандаловые накладки давно расщепились, потеряв весь свой вид. Наверное, безвестный рейнджер, с тела которого Быковский взял его, убил бы меня за такое обращение с его оружием.
Мы медленно отступали, громоздя горы трупов. Людей и монстров вперемежку. Можно было бы использовать их в качестве укреплений, но твари слишком шустро перебирались через них. Тела не были для них препятствием.
- Нам грозит прорыв в центре, - сообщил полковник Башинский. - Моих драгун почти не осталось. Строевики отступают под вражьим напором. Линии прогибается! Надо сравнивать фронт атаки!
- Не указывайте мне, что делать! - ответил ему фон Блюхер. - Катиться назад не позволю! Зубами вцепиться в землю! Ни шагу назад!
В этот раз я даже сплюнуть не мог. Слишком занят был очередной тварью. Она вопила, как тысяча грешников в аду. Визг ее просто оглушал. В ушах звенело. К тому же, тварь оказалась чудовищно живучей. Я проломил ей голову рукояткой револьвера в нескольких местах, трижды протыкал грудь и живот, удачным режущим ударом распорол его, вывалив кишки. Но это не смогло не то что убить ее, казалось, она даже не обращала внимания на смертельные раны. И на желании покончить со мной они никак не сказывались. Наверное, оно только росло с каждым новым полученным ранением. Чудовище кидалось на меня снова и снова, длинные когти оставляли глубокие царапины на и без того сильно покореженной броне. Шинель я давно уже сбросил, потому что она превратилась в рванье, которое так и норовило свалиться с плеч само по себе. Холода я уже не чувствовал. Слишком жаркий был бой.
Тварь наседала на меня. И я не знал, что ей противопоставить. Она походя прикончила двоих солдат рейнландского полка. Когтям монстра их легкая броня не была помехой. Ярость вскипела во мне. Я не должен позволять этому чудовищу убивать людей. Оно не имеет права на то, чтобы жить! Удар револьвера отвел в сторону жуткую лапу. Отливающие сталью когти сорвали одну из сандаловых накладок. Но это дало мне возможность рубануть врага по голове. Клинок шпаги попал весьма удачно - точно в проломленный участок черепа. Сталь вошла глубоко, раскроив его почти до самой нижней челюсти. Освободить его легко не получилось. Засел клинок прочно. Однако тварь я таки прикончил. Она начала медленно оседать, увлекая мое оружие вниз. Я уперся ногой в плечо монстра и рванул посильнее. С мерзким треском и хлюпаньем шпага освободилась. Чудовище так и осталось стоять на коленях, поникнув раскроенной головой, из которой на снег капала кровь и отвратного вида жижа.
Твари закончились как-то вдруг. Сначала отступили погонщики. Часть их угробили пулеметным огнем и струями пламени, но это тех, кто рискнул подобраться близко к нам. Твари и без их подстегиваний были достаточно разъярены и кидались на нас, плюясь пеной и кровью. Однако тот факт, что число врагов сильно сократилось и новых не пребывало, придал нам сил.
Мне очень хотелось опуститься прямо на снег. Или присесть на ближайшую груду тел. И плевать было на все. Но вместо этого я оперся на шпагу, сунув револьвер с разбитой рукояткой в кобуру. Зазубренный клинок прогнулся под моим весом, пришлось выпрямляться. Это же не трость, в конце концов. Солдаты строевых полков и драгуны просто опирались друг на друга, только так они могли удержаться на ногах. Мне же, как офицеру честь и гордость не позволяли опереться на солдатское плечо.
- Господин полковник, - подошел ко мне едва волочащий ноги фон Ланцберг. Он лишился шлема и воротник доспеха был расколот, так что на связь выйти не мог, - рота разбита. Осталось не больше шести человек. Почти все имеют ранения разной степени тяжести.
- Я понял вас, капитан, - прохрипел я, поражаясь этому человеку. Лишился связи, но, не смотря на это, нашел меня и доложил о состоянии дел в роте.
-ЛЮДИ! - загремел голос, доносящийся из города. - ВЫ СЛАВНО СРАЖАЛИСЬ! И БЫЛИ КРЕПЧЕ КОРИЧНЕВЫХ СОЛДАТ! МЫ ОКАЖЕМ ВАМ ЧЕСТЬ, СРАЗИВШИСЬ С ВАМИ ЛИЧНО!
- Надо отступать, - прокричал кто-то из офицеров, я даже не понял, кто именно. - Сейчас за нас примутся всерьез!
- Молчать! - рявкнул фон Блюхер. - Занять оборонительную позицию. Приготовиться к отражению атаки.
Рявкнули орудия "Бобров", швырнув снаряды в город. Там прогремели взрывы. Но я так и не мог понять, по каким именно целям лупят крейсерские танки.
- Вы с ума сошли, господин гвардии капитан? - совсем непочтительно поинтересовался фон Штрайт. - Надо немедленно отступать к "Единорогам". Только так у нас есть шанс выжить.
- Отставить панику! - ответил Блюхер. - У нас приказ занять Колдхарбор и мы выполним поставленную командованием задачу. Я связался с "Единорогами". Они разворачивают орудия и через час откроют огонь по городу. Мы должны продержаться это время.
- Не при наших потерях, господин гвардии капитан, - отрезал Штрайт. - Как бы то ни было, я старше вас по званию...
Он не успел договорить. Эфир забили восклицания и молитвы. Все без исключения уставились на громадный сгусток плазмы или чего-то подобного, медленно летящий со стороны города. Он был абсолютно черного цвета, и как будто поглощал свет. По неровной поверхности его пробегали искры. Диаметром шар был несколько метров. И летел настолько медленно, что мы могли разглядеть его во всех подробностях. Он колыхался, как будто был нестабилен или что-то в этом духе. И вообще, если смотреть на него какое-то время, начинало казаться, что шар этот как будто вовсе не принадлежит этому миру. Еще через несколько секунд начинала кружиться голова. А после желудок скручивал жуткий спазм.
Я сумел удержаться, но многие солдаты срывали с себя шлемы и падали на колени. Ни о какой готовности к обороне не могло быть и речи.
Первый сгусток лишь краем задел "Бобра". Его экипаж явно понимал, что целят в них, жуткий снаряд летел слишком уж медленно, и двинул машину назад, стараясь уйти с траектории его полета. Но это им не удалось. Сгусток врезался в левый борт крейсерского танка - и взорвался, снеся угол корпуса. Металл поплыл, будто оплавленный, ударная волна разбросала целые листы брони и секции гусениц в разные стороны. Вспыхнуло топливо спонсонного огнемета - и волна пламени охватила часть корпуса, хлынула внутрь.
Второй сгусток летел несколько быстрее первого. Вражеские артиллеристы - или кто там пускал их - скорректировали прицел, наведя орудие - или что у них там - на поврежденный крейсерский танк. Погибающий в пламени экипаж его уже не мог ничего поделать. Равно как и остальные. Все мы могли только наблюдать.
Прямое попадание вызвало просто чудовищный взрыв. Вспышка так сильно ударила по глазам, что пришлось их зажмурить, и я лично даже закрылся локтем. Но самым жутким было то, что взрыв был абсолютно бесшумен. Когда я открыл глаза, то увидел на месте "Бобра" только обгорелый остов, в котором с большим трудом можно было опознать крейсерский танк.
- Общее отступление! - скомандовал генерал-лейтенант, окончательно наплевав на фон Блюхера. - Биберштайн, штабс-капитан, поддерживаете нас огнем! Снарядов не жалеть!
Последняя реплика была явно лишней. Оставшийся "Бобер" продолжал швырять снаряды главного калибра в сторону города. Наверное, пытался накрыть орудие, стреляющее этими проклятыми сгустками.
Танки медленно катились задом наперед, паля изо всех орудий. А мы, как бы сильно не устали, поплелись прочь от этого города. Всем хотелось как можно скорее покинуть окрестности Колдхарбора. Вот только сил для этого почти ни у кого не осталось. Капитан фон Ланцберг подпер меня плечом, за что я был ему безмерно благодарен, и мы вместе захромали рядом с остатками моего полка и строевиками с Рейнланда.
Нам не было дела до строевого устава, четкого выстраивания полков и прочего. Нет. Мы просто все вместе тащились в тыл. Подальше от города, где нас всех ждала смерть. Ни о каком взятии Колдхарбора речи уже не шло. Ноги бы унести.
А вот надеяться на то, что нам дадут спокойно уйти из-под Колдхарбора, было в высшей степени глупо.
Первым звонком для нас стал резкий перестук пулеметов и зенитных орудий "Бобров", которые снова присоединились к залпам орудий главного калибра. Я мимоходом подумал, сколько же снарядов несет "Бобер", если он ведет огонь в таком темпе на протяжении нескольких часов.
- Противник, - доложил штабс-капитан, командир уцелевшего крейсерского танка. Оптические приборы его боевой машины были куда лучше, чем у обычных танков. - Движется цепью. Вижу оружие в руках.
Кто бы это ни был, противостоять им у нас не было никаких сил. Они бы просто смели нас в считанные секунды. Тем более, что наличие оружия в руках и скоординированных действий, вроде наступления цепью, говорило о том, что противостоят нам существа вполне разумные, кем бы они ни были.
Мы отступали под прикрытие танков Биберштайн и уцелевшего "Бобра". Бронемашины сумели каким-то чудом устроить такую плотность огня, что противник не сумел прорваться к нам. Да он, похоже, не особенно и рвался. Не было такого дикого навала, что организовали нам в начале боя, швыряя тысячи тварей. Похоже, разумные существа ценили свои жизни повыше.
Еще несколько раз враг швырял в наши танки чудовищные сгустки. Но их добычей становились только бронемашины Биберштайна, да и то лишь самые неудачливые. Экипаж "Бобра" старался даже огонь вести на ходу, хотя после каждого выстрела весь танк просто вздрагивал и останавливался на несколько секунд, перемалывая гусеницами кровавое месиво. Уже никого не смущало, что ехать приходится по трупам. И трупам своих солдат, а не альбионских. Я старался не думать о том, что где-то там, под завалами мертвых тел, могут находиться раненые, которых вместо спасения ждет страшная смерть под гусеницами своих же танков.
Мы плелись до самого заката. Хотя уже несколько часов нам ничего не угрожало. Демоны - или не демоны, а черт его знает что - отошли обратно в город и даже перестали стрелять сгустками. Но, не смотря на это, мы продолжали тупо шагать до самого заката. И уже в ночной темноте кое-как разбивали лагерь, ставили передвижной лазарет, где врачи пользовали многочисленных раненых, - в общем, пытались устроить хоть какой-то привычный военный быт.
Стоит ли говорить, что мало кто спал в эту ночь, не смотря на крайнюю усталость. Лишь под утро мне удалось забыться нервным сном, полным кошмаров, где чудовищно живучая тварь рвала меня. Я бил ее револьвером, пытался пронзить шпагой. Но ничего поделать не мог. А она рвала меня, отделяя куски плоти и тут же пожирая.
Глава 8.
Служба при "Единорогах" мало чем отличалась от сидения в траншеях. Только во время их залпов она превращалась в настоящий ад. Хотя стрельбу самоходные установки вели редко - не больше пары часов в сутки. Причем, именно в сутки, потому что огонь могли открыть и заполночь. И ведь что самое странное, казалось бы, привыкнуть к залпам "Единорогов", высасывающим из легких воздух, просто невозможно. После десятка залпом все обслуга чудовищных орудий, да и практически все, кто находился поблизости, ходили, будто пьяные из-за продолжительных, хотя и не сильных контузий. А их за день все получали несколько, как заправские артиллеристы. Но человек может привыкнуть к чему угодно. И вот уже почти никто не обращал внимания на ревуны "Единорогов", которые те включали перед началом каждого обстрела.
В остальном же, служба была самой обычной. Окопы были вырыты неглубокие, и основной защитой драгун должны были послужить оставленные им щиты. Майор Штайнметц, как и Нефедоров, проводил инспекции полка несколько раз в день. Он не прятался в сооруженном для него блиндаже во время обстрелов. Однако делал майор это, скорее всего, от скуки. Ведь больше-то, по сути, заняться было и нечем.
Сначала все ждали скорого нападения альбионцев, но его не последовало, и драгуны со строевиками расслабились. Человеку ведь свойственно привыкать ко всему. Даже к постоянному ощущению опасности, с которым жили на линии фронта день и ночь.
А потом пришли известия о разгроме экспедиционного корпуса. Оно обрушилось на солдат и офицеров, придавив их к земле. Казалось, все ссутулились, услышав ее.
Ведь как красиво уходили они, их товарищи, вслед за громадными "Бобрами", подпертые с флангов танками полковника Биберштайна. Как их можно победить такую силу? Кто может сделать это? Оказывается, что можно. И если судить по сообщению генерал-лейтенанта фон Штрайта, разгром был полный. От полков, входящих в корпус фон Блюхера, осталось меньше трети. Со Штайнметцем связался по радио полковник Нефедоров, сообщивший о потерях. От 5-го Вюртембергского полка осталось не больше полусотни человек. Погиб капитан Семериненко, чья рота, укомплектованная пулеметами, была уничтожена полностью. Штабс-капитан Подъяблонский получил несколько тяжелых ран - и его везли в госпитальной машине. Сам Нефедоров и фон Ланцберг руководили оставшимися людьми, хотя двух офицеров для этого было даже много. Тем более, что некоторая часть выживших были лейтенантами. Броня у них была получше солдатской - и это позволило им выжить в страшном бою при Колдхарборе.
- Но я так и не понял, с кем они там столкнулись, - произнесла Елена, вместе со всеми офицерами полка выслушавшая майора Штайнметца.
- Я и сам этого не понял, - пожал плечами тот. - Это точно не были альбионцы, хотя полковник упоминал неких демонов и тварей, монстров и чудовищ. Но что это значит, мне неизвестно. Остается ждать самого полковника Нефедорова.
- Да уж, - протянул лейтенант Евграф Данилевский, командир взвода тяжелого вооружения 2-й роты, - с теми силами, что отправились к Колдхарбору, и правда, могли справиться только демоны.