– Я тебя понял, – Русе задумчиво кивнул, смотря поверх головы сына и погружаясь в свои мысли. – И твою мотивацию… для большей части того, что ты сделал. Но это не давало тебе права самовольничать. Дело не в том, что ты сделал, дело в том, как это выглядит. Ты знаешь, как теперь о тебе отзываются? – Рамси тихо зарычал, и удавка тут же плотнее сомкнулась вокруг его глотки, пережав воздух. Русе терпеливо выдохнул носом. – Говори. Ты же не собака в самом деле. Ты знаешь?
– Они думают, что я становлюсь потенциально опасным для дальнейших исследований, – Рамси ответил чуток хрипло. – Они боятся того, что я еще могу сделать.
– Хорошо. Хорошо, что ты это понимаешь, – тон Русе был холодным и осуждающим, но ему нравился этот разговор. При мыслях о сыне и Саре он чувствовал, как член слегка набухает от крови. – Потому что тебе придется разобраться со всем этим. Я не хочу слышать о том, что мой сын – извращенный мясник, так часто. Люди всегда будут говорить, но всего должно быть в меру. Надеюсь, ты запомнишь это. Как я сказал, я не всегда буду рядом с тобой, и если ты надеешься однажды возглавить наш проект, тебе нужно выучиться думать о последствиях своих поступков, – ближе к концу голос Русе стал мягче, хоть и не теплее. Но он явно сказал все, что хотел, и теперь пребывал в более благостном расположении духа, насколько это возможно, если говорить о Русе Болтоне. – Теперь расскажи мне, что ты делал с Сарой.
– Ты же знаешь, – Рамси почувствовал снова натягивающуюся цепь и придвинулся ближе к отцу, как был, на четвереньках. – Ты не мог не заглянуть в отчеты.
– Я спрашиваю тебя, – тихо сказал Русе, и Рамси улыбнулся, глянув на него исподлобья.
– Я начал со спины. У нее был тугая, сухая жопа, я ее даже не пробовал туда. И не то чтобы тогда захотел, но все равно поимел ее пальцем насухо перед тем, как начать. От дырки до шеи мы пробежались быстро, Сара разок только дернулась, когда я наперво разрезал, а потом перестала.
Его голос чуток поплыл от свежих и острых, как каждый из тех разрезов, воспоминаний. Русе протянул руку и коротко погладил сына по волосам. Как собаку.
– Потом ноги, – продолжил Рамси, смотря, как сочно наливался кровью маленький отцовский член. – От бедер до щиколотки. У нее были чувствительные бедра внутри, до того, как я ей занялся. Но я думаю, что она все равно почувствовала что-то, когда я резал. Может быть, даже на долю секунды стала той… другой. Или тогда, когда я прошелся ножом кругом стопы и под пальцами. Когда-то ей было щекотно там… Ты не представляешь, сколько раз она ссалась, пока я избавлял ее от этого рефлекса. Но тогда она не посмела бы ни возбудиться, ни обмочиться. Я сунул в нее пальцы, когда дорезал, и она была сухая, как старуха.
Рамси рассказывал это бесстрастно и одновременно чувственно; член Русе дернулся еще, и под необрезанной шкуркой выступила капля смазки.
– Потом я вскрыл ее руки, туда-сюда от локтя, и сунул пальцы под кожу. Ее нужно было сразу оттянуть, но я увлекся, – Рамси дернул носом, – гладил мышцы, пока пальцы не слиплись и пока Сара почти не отрубилась. Но она была ужасно горячей там, и я пиздец как захотел ее, захотел ей вставить тогда, сунуть хер прямо под кожу и отодрать ее хоть немного, – он шумно выдохнул, вспоминая, и Русе сморгнул, глядя на его упирающийся в мягкий живот стояк. – Но сперва я вытащил ее руки наружу, вытащил каждый ее гребаный палец, как будто перчаточки снимал. Она уже вся тряслась тогда, и стоило проверить реакцию зрачков, замерить пульс, все дела, но меня тоже адски повело, я ее не раз до мяса порезал, когда со спиной заканчивал, и весь изгваздался в крови. Но Сара все равно ни звука не издала и, только представь, еще сгибала запястья и щиколотки, чтоб мне было удобнее. Хотя, по-моему, она все-таки вырубилась пару раз. Когда я раскрывал ее спину и когда подснимал кожу на животе. Но она выдержала все это, моя девочка, и она была еще жива, когда я взял ее. У меня яйца уже звенели, и я поимел ее сзади, подвешенную, и ее дырка была склизкой от натекшей крови и жира. Если честно, я не хотел спускать в нее, ну, чтобы не писать эти ебаные объяснительные о том, что в ней делает моя сперма. Но она зажимала меня, как бешеная сука, агонизируя, и я не успел вытащить. И мне все равно приходится писать это дерьмо, по сто раз объясняя, что я не некрофил. Но оно того стоило, – Рамси неприятно ухмыльнулся, – эта сука Сара досуха выдоила меня своей агонией.
Русе недолго смотрел на Рамси, не моргая – зрачки у них обоих были приятно расширены, – а потом еще натянул цепь, утыкая сына носом в свой болезненно твердый член.
– Лижи, – почти шепотом сказал Русе, и Рамси хмыкнул, но послушно вывалил язык, неспешно вылизывая мягкие, низко свисающие яйца. – Ты сказал, что она даже помогала тебе, – вдумчиво и тихо отметил Русе. Его возбуждение считывалось только по глазам, едва заметному румянцу на щеках и каплях смазки на твердом члене, голос и поведение оставались спокойными и ровными.
– Угум, – Рамси кивнул, особо не прерываясь.
– То есть ты подразумеваешь, что подавил почти все ее рефлексы, даже шок. Или?..
– Я зашел с ней дальше, чем с другими, – Рамси приходилось делать паузы между словами, чтобы не переставать лизать. – Она захотела умереть для меня, если ты понимаешь, как это. Но мне бы никогда не дали ебаного разрешения на ее убийство, потому что я, блядь, должен был заставить ее захотеть сдохнуть по моему приказу, но не дать сдохнуть по-настоящему. А так дела не делаются, я должен был быть с ней до самого конца, должен был убедиться, что она не передумает, что та, другая никогда не высунет голову. И я был с ней. Я дал ей то, чего она хотела.
Он опустил голову ниже, принимаясь с липким причмокиванием вылизывать отцу между ягодиц. Русе еще отодвинул ногу в сторону, чтобы Рамси было удобнее. Русе отстраненно думал о сказанном, пока Рамси то лизал его, то сочно толкался языком. Русе без предупреждения подтянул сына выше за шею, когда утомился от этого.
– Ты знал, что она не передумает, еще до того, как начал резать, – не спросил, утвердил Русе, глядя в прозрачные сыновьи глаза, такие же нечитаемые, как у него.
Рамси ухмыльнулся, опираясь сперва на его колени, а затем – на плечи.
– Я просто знал, чего она хотела. Я всегда даю им это, – с язвительной лаской шепнул он Русе в шею, притискиваясь между его ног. Горячий член уперся в вылизанный зад, и Русе нахмурился, крепче стянув ошейник.
Русе позволил сыну поиметь себя под частый скрип кожаной обивки, прилипавшей к потной спине. Позволил капать слюной на грудь и кончить между его ног на диван по негромкой команде в красное ухо. После позволил лечь на себя, придавив тяжестью, и лениво водить ногтями по груди.
Цепь собачьей удавки вяло свисала между его сухих пальцев, когда они лежали так, дыша не в ритм. Тогда Русе не первый раз задумался, во сколько ему обойдутся по итогам эти похотливые прихоти и этот ручной пес, щекочущий горячим дыханием безволосую грудь. Прокручивая в голове каждое резкое давление лапищей на сердце и каждый рваный укус рот в рот, Русе подумал, что на самом деле уже давно ничего не позволяет Рамси.
Сейчас Рамси жестко вбивает отца грудью в стену, буквально выворачивая зад с каждым движением бедер назад, через секунду хлюпающе и туго, до ноющей отдачи по пояснице вставляя член обратно, и мокро слюнявит ухо. Русе покачивается в его ритм и чувствует, как от торчащих седых волос в его подмышке подает сухим и возрастным запахом пота, и крупные капли от влажной испарины щекотно стекают по ребрам вниз. Русе замечает каждую деталь, чтобы потом никогда ее не вспомнить.
Рамси лезет свободной ладонью ему под мокрый живот, вниз по жесткой линии волос. Он не знает, с чего вдруг у него сегодня такой приступ человеколюбия. Тем более, что босые ступни и так неприятно скользят по залитой водой плитке, и стоило бы держаться за стену, а не обеими руками – за потный и колючий отцовский лобок. Нет, Рамси не хочет упасть, хотя он и не отказался бы поиметь Русе на четвереньках, чтобы у того в розоватой от содранной кожи воде сладко разъезжались колени. Рамси склонен к фантазиям. Но сейчас он хочет сделать все еще грязнее. Сделать вещь, которую не делают, если это ограничивается похотью. Он хочет надрочить отцу хорошенько и сам спустить внутрь, когда прозрачное семя потечет по его пальцам и зад будет невольно сходиться еще туже вокруг и так пульсирующего от напряжения члена. Да, вот так, давай, как это делают ебаные педики. И под собственное предплечье, так и лежащее поперек лобка, – охватить своей фермерской ладонью маленький твердый член в оставшихся после наглаживания простаты липких потеках.
– Нет, Рамси, – Русе строго осекает сына, крепче и больнее зажав его волосы на затылке.
Но Рамси не слушает, чуток замедляясь, двигаясь глубокими, распирающими толчками. Он сдвигает мягкую шкурку назад, обводит большим пальцем почти хрупкий венозный ствол. В этом есть что-то от свежевания, довольно думает Рамси, уверенно гоняя шкурку туда-сюда по скользкой, нежной головке и чувствуя под пальцами неожиданно частый и глубокий отцовский пульс. Рамси слушает кожей это ритмичное биение и пропускает, когда Русе шипит и недовольно кладет свою ладонь поверх его руки.
– Я сказал "нет", Рамси, – в его тихом голосе прорезается рычание; эта несдержанность тона оттого, как он сейчас возбужден. Хватка на пальцах жесткая, крепкая, и он легко отнимает сыновью руку от своего члена.
– Ты мне не доверяешь? – влажно шепчет Рамси на ухо, но послушно перекладывает обе ладони на узкие бедра, размеренно двигаясь и с сочным хлюпаньем загоняя член поглубже, потираясь изнутри.
– А ты давал мне повод? – легко отмахивается Русе. Его мысли самую малость плывут от горячечной похоти, но он умеет ее контролировать. На члене ноющим ожогом осталось ощущение толстых пальцев. Хочется.
– Я пытаюсь дать тебе его прямо сейчас, – Рамси порыкивает, выходя размашисто и мягко давя толстой головкой на простату каждый раз, и Русе жмурится, вдыхая через рот. Но отрезает жестко:
– Просто не трогай мой член, Рамси. Никогда.
И Рамси не стал бы спорить с этим тоном, даже если бы захотел. Но он не хочет: его вполне устраивает и то, что Русе сам берет свой член в руку. И жидко подтекает на пальцы от каждого смачного толчка в разогревшееся нутро.
Рамси довольно успевает отдышаться и легко возвращается к прежнему ритму. Слегка сводит уже бедра и ноет поясница, но Русе снова откидывается на его плечо и слабо дышит через рот, прикрыв глаза, а его ладонь уверенно и быстро скользит по маленькому члену. Липкая головка скоро мелькает между пальцев; Рамси дышит резким запахом пота от седых волос в подмышке, прижавшись подбородком к плечу плотнее и перестав уже замечать пальцы в своих волосах. Он остро чувствует только непроизвольные сокращения мышц Русе – и стоило бы не ускоряться, чтобы не спустить раньше времени во все теснее сжимающееся нутро. Как те проржавевшие от крови тиски, в которые все они один за другим вкладывали пальцы. Не хочешь всунуть туда член и прокрутить ручку до упора?
Рамси почти больно, когда он думает, как Русе может зажаться, кончая, и у него срывается злой подвывающий стон, когда он продолжает вставляет на полную, ощущая, что уже не слишком контролирует свое тело. Но не уметь отказывать себе – их семейная черта. И Рамси, раз-другой-третий толкнувшись в плотно сомкнутый вокруг подрагивающего ствола зад – каждый раз чувствуя, как ноюще поджимаются яйца и каждый раз думая, что сейчас остановится, – спускает густыми, сильными толчками, больно вдавив отца грудью в стену и шипяще рыча ему на ухо. Он невольно смаргивает несколько раз, напрягшись всем телом и только ощущая, как горячая сперма подтекает внутрь слабеющими конвульсивными толчками. Русе перестает мастурбировать себе, приоткрывая глаза и косясь на распотевшегося еще больше, утомленного сына. У Русе слабо подрагивают ресницы – во взгляде незаданный вопрос и отсутствие интереса к ответу, – и потемневший рот подсох от частого дыхания. У Рамси все лицо красное, так что даже прыщей почти не видно, и слюна блестит на губах. Он несколько секунд успокаивает дыхание, больно сжимая костистые отцовские бедра.
Но член все еще твердый и слабо пульсирует, а Рамси знает себя и знает, что еще несколько минут у них вполне есть. Да и ему самому в удовольствие ласково ебать по теплой, подтекающей сперме, даже если член опадет немного. И он чуток вытаскивает, почти сразу мягким, глубоким движением входя обратно.
Рамси почти урчит, устроившись подбородком в выемке отцовского плеча, и теплая сперма мерно хлюпает под его членом. Щекотная капля подтекает на яйца, путаясь в густых черных волосках.
Русе молчаливо соглашается с ним, возвращая пальцы на член и зажимая ствол в руке, оттягивая сосудистую шкурку. Его прохладное дыхание срывается коротко; Рамси слюняво покусывает его порозовевшее ухо. Он расслаблен, каждый новый толчок отдается теплом по телу, и еще подрагивающий член мягко скользит в ритмично смыкающемся заду. Это выдаивает его чище умирающей суки Сары. Хорошо.
Русе слегка поддает бедрами, скользко наглаживая свой член всей ладонью, и Рамси рассредоточенно слышит, как отец шумно выдыхает сквозь зубы, когда тяжелая головка в очередной раз давит ему на простату. Около сжатых век у Русе собираются мелкие морщинки, когда он кончает себе в руку, и почти прозрачная сперма густыми каплями течет с пальцев в воду. Рамси лениво ждет, пока сжатая мелкой судорогой ладонь в волосах разожмется наконец, и высвобождается, вытаскивая почти полностью опавший член.