– Сладкое не забудь, в кормежке самовольства не велено, – бросил Тормунд, стоявший у двери, скрестив руки.
– Да пусть подавится, – едва слышно сказал Атлас, снова направляясь к стоявшей за дверью тележке. Он принес сухую постную коврижку и положил ее на тарелку, шмякнув прямо в склизкую капусту, но Рамси позже, уже закутавшись в одеяла и устроившись на ящиках, просто обтер ее об колено перед тем, как съесть вприкуску с чаем. В принципе, условия были вполне терпимыми, не считая завтрашнего расстрела. Но по этому поводу Рамси никак не волновался.
На завтрашний день к нему опять пришли Эммет и Гренн, все так же молча сопроводившие его в общую гостиную. Руки уже не заламывали, но винтовки все еще были при них – Рамси даже в одних кальсонах и футболке не выглядел безобидно.
В гостиной Джон сидел на диване, озабоченно проглядывая какие-то бланки в прозрачной желтой папке. Судя по халату, нерасчесанным волосам и явно подсунутой под правую руку кружке кофе, он пришел сюда прямо из лаборатории и туда же направится сразу после. Мелисандры нигде рядом не было, по той или иной причине, и вообще только один Сигорн сидел на соседнем диване с ногами, тоже попивая кофе и закусывая его ржаным хлебом. На его плечи, как и у Джона, был накинут халат, и Рамси еще подумал, как иронично, что Гренн, получивший полное образование, так и не продвинулся никуда выше лаборанта и, по сути, теперь выполнял одну и ту же работу со случайным вольным тенном, ловко нахватавшимся за несколько месяцев практических знаний от своей заумной женушки и самого Джона Сноу.
Джон тем временем оторвался от бланков, как только Эммет кашлянул от двери, и положил папку на стол. По краю усталых серых глаз расплылись ярко-розовые пятна от лопнувших сосудов, как будто Джон не ложился всю ночь.
– Рамси… – он начал хрипло, и Сигорн молча потянулся, двигая кружку ему поближе. Джон коротко поблагодарил его и отпил. – Рамси, я не хочу вести долгие разговоры, поэтому скажу так. Мы немного пересмотрели условия, в которых сейчас находимся, и решили, что ты чуть более полезный член общества, чем это казалось вчера. Так что я хочу предложить тебе выбор. Ты можешь остаться с нами, как и Мелисандра, но условия, хочу предупредить сразу, не будут мягкими. Тебе вернут большую часть вещей, но у тебя больше не будет никакого доступа к оружию. Также ты будешь постоянно находиться под наблюдением, это подразумевает то, что тебе придется посещать любые места, включая уборную, с тем, кто согласится тебя сопровождать. И спать ты будешь под замком, в ту комнату, где ты был, перенесут какую-нибудь койку. И еще, очевидно, тебе будет запрещено как-либо контактировать с Джейни Пуль или другими людьми, которые изъявят такое желание. В остальном ты не будешь ограничен, в работе, во всем необходимом для нее и потребной помощи. И если с этим будут какие-то проблемы – ты всегда сможешь обратиться к Эдду, и он разрешит ситуацию. Или, – он сделал положенную на обдумывание паузу, – ты можешь уйти прямо сейчас. Вещи и паек на пару дней тебе принесут сюда, оружие вернут на выходе. Доступ сюда в дальнейшем, разумеется, будет для тебя закрыт.
Рамси задумчиво покачнулся на носках, убрав опять выпавшую из-за уха прядь обратно. Он смотрел на Джона внимательно, но видел только очень уставшего человека с опухшими глазами и кружкой кофе в подрагивавших от тремора пальцах.
– То есть если я сейчас приму душ, то сразу после могу приступить к работе?
Это было единственным, что спросил Рамси Болтон, и Джон только кивнул, сразу поднимаясь и подбирая папку. Он прошел мимо, больше не заинтересованный в Рамси; Сигорн, неспешно всунув ноги в шлепанцы, прихватил обе кружки кофе и направился за ним.
Рамси остался с Гренном и Эмметом, а потом с одним Гренном, когда Эммет отправился за его вещами. Он вернул Рамси все, даже серьгу, все, кроме ножа, пистолета и опасной бритвы. И Рамси еще задумался, стоит ли вдевать серьгу обратно – он действительно собирался снять ее после смерти Русе, да как-то забыл, – но все-таки надел, просто чтобы не просрать где-нибудь.
В душевую его сопровождал вечно бывший не при деле Гренн, а вот на рабочем месте встретил уже переодетый Эммет. С ним Рамси работал в тот день, с ним же и Сигорном – все последующие. С Джоном он почти не пересекался все эти недели, у того был какой-то талант не замечать тех, кто ему не нравился. А с остальными, включая больше не добродушного Хобба и испытывавшего искреннее отвращение Атласа, Рамси не хотелось заново налаживать контакт.
Зато с Сигорном дело пошло на лад – его откровенно не смущало ничего из того, что раньше делал Рамси, лишь бы тот хорошо выполнял свою работу. Так что он изредка, не слишком часто, но трепался с Рамси о том о сем в курилке, угощал его сигаретами и без проблем таскался с ним до сортира. И, возможно, дело было действительно в том, что Сигорн не был лицемером, а, возможно, и в том, что его собственное положение не то что сильно отличалось от положения Рамси. Даже выбившись из общего строя деревенщин-вольных, он все равно оставался парнем больше на подхвате, чем на самом деле на что-то способным. И хотя, как понял Рамси, после Зимы он, проникшийся цивилизованной жизнью, планировал переехать из общины и начать какое-то серьезное дело к югу отсюда, а то и получить какое образование, сейчас он, и без того замкнутый, смурый и грубый, чувствовал себя не слишком уютно. Но именно это делало его неплохим собеседником и приятелем для Рамси Болтона, тем, для кого возьмешь тарелку в столовой и с кем задержишься на лишнюю сигарету. И, несмотря на то, что все это длилось только часть рабочего времени и еще в сумме меньше часа в день, это сильно скрашивало времяпрепровождение Рамси все те два месяца. И, конечно, помогло ему в свое время.
Когда они закончили работу, то отметили это с тем размахом, который можно было себе позволить посреди Зимы. Хобб чуть не надорвался, но накрытый стол обеспечил – что и само по себе было праздником. Но тут были и нежная свинина с грибами и медом, такая, какую подают разве что на юге, и ароматная говяжья печень с жареным луком, и настрелянные вольными кролики в вине и жирном соусе, и румяные, масляные утки, и жареные размороженные овощи – даже они отливали золотом сладкой корочки, – и крендели с сахарными булочками, и маринованные сливы. И, конечно, на каждом из столов стояли графины со сливовым компотом и по бутылке крепкого самогона. И вдобавок – энергию все еще экономили предельно – среди чьих-то вещей были найдены предусмотрительно сбереженные патефон и старые свинговые пластинки, и между раздвинутыми к стенам столами в общей гостиной были устроены танцы.
Джон Сноу, впрочем, так особо и не поев, не танцевал. Он только опустошил пару рюмок и что-то негромко обсуждал с Мелисандрой и Эддом над расстеленной на столе картой, то и дело водя по ней пальцем и изредка ставя жирные точки карандашом. Мелисандра все нервно поправляла надетый поверх платья толстый свитер; ее лицо было строгим и будто настороженным, она была напряжена и вполголоса спорила с Джоном, хотя тот только прохладно отмахивался, продолжая явственно гнуть свою линию. Эдд же выглядел сегодня особенно скорбно, кутался в свой мешковатый бомбер и все мял в руке какую-то салфетку, почти ничего не говоря.
Зато вот Сигорн живо отплясывал босиком, с полупустой бутылкой в левой руке и талией Алис – под правой, и они где-то по дороге, сбивая других танцующих, потеряли ее косынку, и строгая коса совсем растрепалась; даже Тормунд, неодобрительно относившийся к этой механической музыке, после короткой перебранки вышел с красавицей Вель, то с безобидным ядком смеявшейся над ним, то по-сестрински хлопавшей в ладони. А уж когда Атлас в застегнутой под горло черной рубашке начал плясать, сцепившись локтями с все хохотавшим уборщиком Оуэном, даже самые стеснительные опустошили свои рюмки и наскоро разбились по каким-никаким парам, кто больше для смеха, а кто и всерьез. Только некоторые, и Рамси в их числе, остались потягивать сладкую самогонку из рюмок, то и дело выкрикивая что-то одобрительное. Впрочем, Рамси как раз ничего не кричал, это все – и крики, и танцы – было не для него. Никогда не для него. Но это никак его не огорчало, особенно когда во рту так и таяли кисловатые сливы.
Тяжелая работа продолжилась с рассветом, оставив позади собираемую сонным Оуэном грязную посуду на столах, – начало производства всеми имевшимися средствами и попытка выработать схему поставок вакцины населению. И если с первым, кое-как, ежечасно молясь на дышавшие на ладан генераторы, техники справились, принимая каждую партию как возможно последнюю, то второе оказалось сложнее. Связи в институте по-прежнему не было, даже радио только тихо шуршало, и было решено разбиться на группы и поначалу разносить вакцину по ближайшим городам самим, а там уже и найти какой транспорт, а то и сохранившееся городское управление со связью. Рамси тоже записался в добровольцы, не будь дурак, и, конечно, единственными, кто захотел идти с ним, были Сигорн и его тенны. Джон же никуда не записывался отчего-то, становясь с каждым днем все печальнее и замкнутее. Он объявил о своем уходе в один из дней между общими сборами, между разложенными повсюду чужими вещами и сновавшими туда-сюда непричесанными людьми с вытянутыми лицами и наброшенными на плечи куртками. И если кто-то и нашел время и силы осудить Джона – то промолчал. Он сделал для них больше, чем они могли бы от него требовать.
Рамси с Сигорном выдвинулись из института за пару дней до ухода Джона. Алис все тихо ругалась, поправляя на муже одежду, и он ворчливо отталкивал ее руки, твердо шепча, чтобы не позорила его перед честными людьми. “Какие-такие еще честные люди вперед жены?” – спросила она, а Рамси изучал плывшее белесыми облаками небо, пока они целовались на прощание, и думал о том, что, кажется, стало еще холоднее с тех пор, как он последний раз покидал институт.
Путь обещал быть долгим – крепким теннам выпал один из самых дальних городов. Но Рамси не волновал этот путь, который он все равно не собирался проходить. На первой же стоянке, тщательно объяснившись с Сигорном – он предпочел бы привычнее, без разговоров и с ножом, но, в общем, он ничего не имел против тех людей, которым тенны несли партию вакцин, и против выживания человечества вообще, – он распрощался и с ним, и с его людьми. Сигорн был в общем согласен с тем, что вернуться к семье – это очень важно, и понял Рамси в нежелании уходить из института под и без того осуждающие взгляды. Так что, забрав свои вещи и несколько щедро выданных Сигорном вакцин вместе со всякой другой мелочевкой, Рамси направился на юг по широкому шоссе, первое время испытывая сильное искушение свернуть в сторону дома и проверить своих девочек. Но у него не было на это времени, он шел вперед упрямо, иногда через силу, и добрался до дома родичей Джона точно в тот день, в который рассчитывал. И даже успел довольно обжиться, проветрив затхлые комнаты, выбросив подгнившие запасы из кладовой, нарубив дров вдобавок к тем, что имелись, и обзаведясь пристойным ружьем для охоты.
Так что, когда Джон пришел сюда, Рамси как раз пил сваренный только что кофе за столом у растопленной кухонной печи, первый раз за утро с удовольствием затягиваясь сигаретой, и планировал расписание на день. Пожалуй, стоило бы сходить пострелять кого-нибудь к ужину, провести ревизию домашних гардеробов в поисках запасного белья и никогда не лишних теплых вещей, прицениться также к посуде и перемыть свою, еще натопить снега и наконец по-человечески вымыться в ванне, но перед этим еще разок подрочить, пожалуй, в комнате Джона, уже не пахнувшей им, но все равно довольно уютной, с жесткой кроватью, стопками книг повсюду и коробками настольных викторин наверху шкафа. Рамси почему-то ужасно возбуждали эти викторины, хотя он не был уверен, что именно думал касательно них и думал ли что-то конкретное, но, в любом случае, звук распахнутой двери и моментально зашумевшего ветра снаружи мигом отвлек его от всех этих теплых мыслей.
– Здесь есть кто-нибудь? – конечно, Джон не мог не заметить стелившийся из печной трубы дым. – Все в порядке, я вам не враг. И я не хочу применять оружие, мне просто нужен ночлег, – он всегда оставался таким сахарным сказочным лордом, что Рамси не выдержал и усмехнулся, допивая кофе. А через несколько секунд Джон, очевидно ориентируясь по запаху табака, зашел на кухню.
Он встал в дверях довольно нелепо, с задранными наверх очками и изморозью на балаклаве, сжимая в руках винтовку. Призрак, всегда шаг в шаг следовавший за хозяином, обошел его по левой стороне, бесшумно скалясь. Джон тоже молчал, еще глубоко дыша после улицы, и упрямо смотрел на Рамси.
– Пошел вон из моего дома, – только и сказал он тихо и жестко после невольной паузы, приподнимая винтовку.
– Ты будешь кофе? – безмятежно спросил Рамси, докуривая. – Я еще могу сварить.
– Пошел вон, – жестче повторил Джон, и Рамси едва заметно вздохнул, потушил сигарету в чашке и поднялся.
– Я могу забрать вещи? – Джон промолчал, держа Рамси на прицеле, и только отошел в сторону, давая ему выйти из кухни.
Рамси приподнял руки, смирно шагая к арочному проему. Джон вместе с Призраком на расстоянии последовали за ним, но, кажется, видимое послушание дало эффект, и уже около лестницы Рамси догнал скупой вопрос:
– Зачем ты здесь?
Рамси на секунду замер, поставив ногу на нижнюю ступеньку, но сразу после тяжело зашагал наверх.
– Не знаю, – он пожал плечами.
– Как ты можешь не знать? – голос Джона дрогнул от злости. – Это не прогулка в соседний квартал, сюда идти больше недели. Так что скажи мне, нахрен ты пришел в мой дом?
– Я чувствую такую странную штуку, Джон Сноу, – почти нараспев ответил Рамси. – Что-то вроде того… что я должен тебе. Не уверен.
– Ты мне ничего не должен, – отрезал Джон.
– Ты не убил меня, хотя мог бы, должен был, – Рамси продолжал говорить умиротворенно и умиротворяюще. – И я… я, кстати, занял твою комнату. Извини, – дорога была не такой длинной, какой она обычно бывает, если шаркать носками и останавливаться на каждом повороте. Плохая идея, если твою спину от дула винтовки отделяет около метра.
– Это отвратительно, – сегодня Джон, видимо, не собирался сдерживать эмоции и те вещи, которые он обычно думал, а не говорил.
– Извини, – повторил Рамси, никак не объясняясь и просто открывая дверь.
Он зашел внутрь, по пути подобрал валявшиеся на полу носки и сразу закинул их в так и открытый рюкзак. Джон прислонился к дверному косяку, следя за ним.
– Нахрен. Что тебе от меня нужно? – сказал он, когда Рамси собрал и сложил уже и лежавшее с ночи на маленькой печке белье, и спальник, разложенный поверх одеяла, и оставленный у кровати фонарь. Не так много вещей, на самом деле, но все они вызывали у Джона отвращение, находясь в его старой комнате. Так же, как одна из его книг, лежавшая на полу рядом с очередной приспособленной под пепельницу чашкой и еще, видимо, работавшими наручными часами Кейтилин, и смятое постельное белье, и особенно пара скомканных салфеток в ногах, о которых Джон не хотел думать отдельным пунктом в списке произошедшего сегодня дерьма.
– Поговорить с тобой, – Рамси ответил, не поворачивая головы. – Может быть, извиниться.
– За что? За то, о чем ты не жалеешь и никогда не жалел? – Джон не думал, что у него хватит сил на ядовитый тон, но, как ни странно, это помогло ему не сорваться.
– Ну, по-твоему, я забрал две лишних жизни, так? – невозмутимо спросил Рамси, поднимая рюкзак и закидывая на плечо. – Вот я и подумал, что могу спасти еще пару-тройку. Может быть, тогда мы будем в расчете.
– Пару-тройку? – Джон непонимающе поднял бровь, снова пропуская Рамси в дверь.
– Я предположил, что ты направишься сюда. И предполагаю, что ты все еще хочешь найти кого-то из своих братьев и сестер. Я мог бы помочь тебе в этом, – флегматично ответил Рамси, принимаясь мысленно напевать какую-то прилипчивую мелодию и спускаясь по лестнице. Джон молчал все время, идя за ним, и Рамси слышал за спиной только мерное и тихое дыхание Призрака.
Только когда они вернулись на кухню, и Рамси принялся так же неторопливо собирать свою посуду, Джон опустился на один из стульев и опустил винтовку.