– Сядь, – негромко скомандовал он. – Давай поговорим.
Рамси аккуратно поставил взятую тарелку обратно и вернулся к стулу, с которого только недавно встал. Тяжело опустившись на него, он свел руки на столешнице, оставляя их в поле зрения Джона. Джон стянул балаклаву до подбородка, подвинул себе пачку, достал сигарету и прикурил, смотря в стол.
– Я оценил твое предложение, – наконец сказал Джон, поднимая глаза. – Хотя и все еще помню… о некоторых вещах. Но, как ты сам говорил, я не могу позволить себе отказываться от союзников, – он устало, как-то безжизненно улыбнулся, крепко затягиваясь. – Упырей в городе стало еще больше за последние недели, и, если честно, я уже не раз пожалел, что отказался от помощи, пока шел сюда. Так что, кажется, выбора у меня особо нет.
– Но снова будут правила, так? – Рамси посмотрел на него, слегка-слегка прищурившись.
– Разумеется, – Джон кивнул, выдыхая дым. – Если не нравится – вали сейчас.
– Ага.
– Тогда для начала – в этом доме. Я думаю, что мне придется побыть здесь какое-то время, так что пока я заберу твое оружие и все, что может считаться оружием. Наши комнаты не запираются, поэтому мы с Призраком переедем в… родительскую спальню, – ему это далось почти без усердия. – Все будет храниться там, под замком, и выдаваться тебе по необходимости, если ты будешь покидать дом или в экстренных случаях. Потом мы разберемся с этим вопросом, но пока я тебе не доверяю. Зато ты можешь… остаться в моей комнате, если хочешь.
– Принято, – Рамси сухо кивнул, тоже прикуривая.
– Дальше. Ты мне не друг, Рамси, и мне все еще не нравятся многие вещи. И я не обещаю, что буду с тобой вежливым, или приятным, или вообще захочу разговаривать с тобой. Возможно, когда-нибудь, – Джон подчеркнул это слово, – я смогу относиться к тебе по-другому. Но не сейчас. Сейчас – считай, что я нанимаю тебя. Платить мне, конечно, нечем, да и не Зимой говорить об оплате, но втроем у нас шансов выжить всяко побольше.
– Хорошо, Джон, – негромко сказал Рамси, затягиваясь и выдыхая дым в сторону. – Тогда… кофе?
– Да, пожалуй, – Джон наконец взялся за молнию куртки, откладывая винтовку на стул рядом. Призрак послушно сел у его ног, беззвучно вывалив язык и неотрывно глядя на Рамси своими кровавыми глазами.
Сейчас – та же кухня, так же внимательно следит за происходящим Призрак и так же кипит вода для кофе, разве что теперь для растворимого, чтобы не париться. Рамси как раз заканчивает щипать дроздов, скидывая последнего обратно в ведро, и поднимается, обтирая руки о штаны. Он делает себе полную кружку сладкого кофе, отпивает без особого удовольствия и кое-как, для приличия стряхивает пару прилипших крошек со стола. Надо разделывать то, что есть, а для этого Джон оставил ему только один туповатый нож, но Рамси может справиться и этим. Он открывает ящик, глотнув еще кофе и отставив кружку, когда Призрак приподнимает голову, чуть обнажая клыки.
– Я их мигом разделаю, – походя замечает Рамси, копаясь в ложках, потому что Призрак реагирует на звон и поднимается на лапы, помахивая хвостом. – Заметить не успеешь, быстрее, чем на кулинарном шоу, парень. Только, мать твою, где… – Рамси наконец находит нож, как назло сунутый Джоном в самый низ, и поворачивается. Призрак скалится, смотря на него в упор. – Слушай, я жратву твоему хозяину готовлю, – Рамси не удивляется, продолжая говорить с ним спокойно, уверенно и слегка панибратски, – а от него и так благодарности не дождешься. Так что давай ты войдешь в положение и перестанешь смотреть на меня так, будто я собираюсь разделывать не дроздов, а твою семью, – он не спеша, опустив нож, делает шаг обратно к ведру, но Призрак почти бесшумно взрыкивает, тоже шагая ему навстречу, и его хвост мечется из стороны в сторону чаще.
Призрак вымахал здоровым даже для тамаскана, в одной холке он спокойно достает Рамси до живота, и мех у него густой, зимний, не подступиться. Рамси хорошо представляет себе, что может с ним сделать такой, да еще и безупречно выученный защищать хозяина пес, стоит шагнуть или вздохнуть не так. Поэтому он вытягивает руку и кладет нож обратно на стол, раздраженно выдохнув.
Он так же раздраженно шагает из кухни, ворча себе под нос, и Призрак, хоть уже и менее агрессивно, но следует за ним почти вплотную. Рамси поднимается на второй этаж. Призрак царапает когтями ступени, ловко взбираясь по лестнице за ним.
– Джон, скажи своей хреновой собаке… – Рамси не стучит, просто толкает дверь, и замолкает не от неожиданности, а потому что сказанное ровно с этой секунды не имеет смысла.
Призрак протискивается между дверью и его ногой, слегка толкнув здоровой мордой, но Рамси не обращает на него внимание, выхватывая взглядом контуры в слабом свете газовой лампы – голова откинута, румянец сползает по шее в ворот футболки, сведенные брови вздрагивают, и срывается частое, сухое дыхание. Джон торопливо мастурбирует, чуток приспустив кальсоны и нервически схватив подушку свободной напряженной рукой. Но Рамси может наблюдать за этим не дольше секунды или двух – Джон открывает глаза на звук и резко садится, рывком подтягивает кальсоны и рефлекторно цепляет большим пальцем липкую застежку, выхватывая пистолет из кобуры.
– Выйди, – хрипло бросает он. – Сейчас же.
Рамси с легкой, нарочной печалью смотрит поверх наставленного на него пистолета, на зло и нервно нахмуренные брови, на искривленный рот.
– Все еще думаешь обо мне и этих вещах? – негромко спрашивает он, и Джон глядит на него непонимающе. А потом вдруг вспыхивает еще яростнее.
– Ты настолько самодовольный кусок дерьма? – его голос даже вздрагивает от презрения. Рамси не понимает его ровно секунду.
– Нет. Блядь. Блядь, – он зажимает пальцами переносицу, жмурясь. – Я не это имел в виду. Я про твой пистолет, про это все, – он кивает, не открывая глаз. Это вышло действительно глупо, и не стоит делать какой-то вид. Не с Джоном.
Но Джон выдыхает и постепенно успокаивается. И, когда Рамси снова смотрит на него, спокойно опускает руку с пистолетом на кровать, но не убирает его совсем.
– Да, я иногда думаю об этом, – согласно кивает он, подобрав ноги.
– О чем именно? – вкрадчиво спрашивает Рамси, тихо прикрывая дверь, чтобы не уходило тепло, и прислоняясь к ней спиной.
– О чем? – Джон как-будто задумывается, но Рамси знает, что он уже давно прокрутил в голове все ответы на этот вопрос. – О’кей. Например, о том, почему ты выбираешь не таких, как Эммет или Тормунд, и даже не таких, как я, – он говорит это прямолинейно и с той неприязнью, которая явным намеком указывает на дверь. – Нет, ты выбираешь таких, как Джейни. И Теон. Я видел его, да, но Джейни рассказывала и о том, каким он был у тебя. Похожим на нее. Слабым. Истощенным.
– Он был в хорошей физической форме, когда мы встретились, – тоже задумчиво отвечает Рамси, игнорируя все, что не сказано прямо. – А еще у меня была Сара. Нет, она была оформлена по всем правилам, – он замечает, как косо глядит на него Джон. – И она занималась пауэрлифтингом, мощная была баба, с характером. Но я… изменил ее тоже, – он видит и дрогнувший отторжением рот. – Не так, как ты думаешь. Я не сделал ее замученной или запуганной. Она осталась сильной, уверенной, нечувствительной к боли, эмоциям и физическим раздражителям. Она стала только лучше. Крепче, целее и лучше. Это ведь моя работа.
Джон все смотрит на Рамси молча, а потом тоже раздраженно потирает переносицу. Рамси продолжает стоять у двери, не двигаясь ни на шаг.
– Нет, я не понимаю тебя, Рамси, – наконец вздыхает Джон. – Ладно. Что тебе было нужно?
– Я там собирался сварить суп, для него нужно птицу разделать, а твой пес прицепился ко мне намертво, стоило взять нож.
– Да, хорошо, – машинально кивает Джон, – он останется здесь и больше тебе не помешает. Только вот что… ты тоже сделай одолжение, стучись в следующий раз, если что-то понадобится, – здесь он запинается на секунду, хотя и выдерживает тон.
– О’кей, – безобидно соглашается Рамси и так же безобидно спрашивает: – Ты поэтому тогда так ушел?
– Если ты о том, что я не хочу поднимать с тобой какие-то темы, то да, – сдержанно отвечает Джон.
– Почему? – простецки спрашивает Рамси.
– Твоя птица заветрится, а мое терпение не бесконечно, – отрезает Джон. – Так что замолкни и иди.
– Слушай, Джон, – но Рамси, как и всегда, превосходно его слышит и не собирается слушать, – я же отлично знаю все эти штуки и знаю, насколько раздражающей…
– Я сказал тебе: замолкни и выйди.
– …может быть эта потребность. И, если говорить только о ней, я мог бы…
– “Снять мою боль”, так? – голос Джона резко становится ядовитым и неприятным. – Мы это уже проходили. И ты оказался лживым мешком с дерьмом.
– Я хочу взять у тебя в рот, Джон Сноу, – Рамси быстро надоедает, что Джон все время перебивает его, и он машинально убирает волосы за ухо, успокаивая раздражение. Джон смотрит на него даже немного ошарашенно от такой прямолинейности.
– И что еще ты хочешь со мной сделать? – но он быстро берет себя в руки. – Отрезать мне пальцы? Снять с меня кожу, может быть? Или сразу кастрировать?
– Нет. Нет, я этого не хочу, Джон, – и Рамси правда хочет не этого. – Почему ты так думаешь? Я когда-нибудь делал тебе больно?
– Ты причинял боль другим. Чем я лучше них? – Джон произносит это холодно и требовательно, и Рамси примечает в этом симпатичную ему черту. Говоря такие вещи таким тоном, становишься довольно близок к объектному восприятию, а это всегда нравится Рамси.
– В тебе есть много черт, которые нравятся мне, – уклончиво отвечает Рамси. – Ты знаешь, что я не чувствую это так, как ты или кто-то еще. Но ты мне нравишься. И я не хотел бы… менять эти черты – которые нравятся.
– А что до остальных? – хлестко спрашивает Джон.
– Ты прав. Я не хочу менять тебя, Джон. Так лучше. Но, – Рамси делает паузу, – я понимаю, что ты все равно будешь думать об этом. Думать о том, сколько я лгу. Так что, – он приподнимает свою водолазку и берется за пряжку ремня; пальцы Джона на рукоятке пистолета рефлекторно сжимаются, – у меня есть кое-что, что поможет тебе об этом забыть, – Рамси расстегивает ремень и неспешно вытягивает его из петель.
– Я не понимаю, – Джон отрывисто качает головой.
– Свяжешь мне руки, – непринужденно поясняет Рамси. – Быстрый отсос, Джон Сноу, никаких рук, никаких разговоров, мы решим твою проблему и забудем об этом.
– Знаешь, ты говоришь очень странно для человека, у которого столько предубеждений, – Джон вдруг слегка меняет тему, но его голос остается ядовитым. – Я помню, что ты говорил об этом. Но сейчас ты стоишь здесь и раскручиваешь меня на… не знаю, на пидорский отсос, так? – он опять румянится, но теперь явно от гнева.
– У меня много предубеждений, Джон Сноу, – Рамси улыбается краем жирного рта. В последние дни и дни за два месяца до этого он действительно думал о каких-то вещах больше, чем обычно, но, говорят, даже у известных художников бывают, как это, “голубые периоды”. Рамси не уверен насчет того, что именно это значит. – О мужчинах, о женщинах. Об их чувствах. Но я уступаю тем, которые о мужчинах и женщинах вместе, потому что это имеет смысл. То есть это хорошо, брак хорошо влияет на карьеру, у тебя всегда есть быстрый секс, если обычно с этим проблемы, и дети – это важно. Я сам думал об этом, но работа у меня из тех, где репутацию разве что изгадить можно, и руки вроде пока целые, пять пальцев в полном распоряжении – и еще пять, если захочется разнообразия. Разве что дети. Но это еще может подождать. В остальном – возвращаясь к твоему первоначальному вопросу – я полон предубеждений по поводу бессмысленных вещей между людьми, – он не удерживается и коротко скалится, обнажая желтые зубы. – Но в то, что происходит между мной и тобой, я и не собираюсь вкладывать смысл. Я хочу взять у тебя в рот, чтобы ты расслабился и перестал от меня бегать. Это все.
Джон молчит, машинально потирая большим пальцем рукоять пистолета. Он не понимает Рамси, совсем не понимает. Тот говорит циничные вещи, хотя Джон и не удивляется им. Не из этого рта. Не из красного и сочного, толстым языком от треснувшего края по всей мягкой нижней губе.
Стоп, Джон.
Он продолжает думать. О том, почему он продолжает вести этот разговор. Почему продолжает вести все эти разговоры. О том, почему так злится на Рамси. Почему он не злился на Чирья, Дела и Боджера, которые хотели убить того старика из-за его сраной тачки и коробки с едой. И на Игритт, которая перерезала тому старику горло. Но Игритт не была плохим человеком. А Мелисандра? Она мучила умирающую Ширен четыре долгих дня. Она спасла жизнь Джону – и не только ему. Но плохой ли она человек? Сравнительно с Игритт? Сравнительно с Рамси? Нет, нет. Мелисандра – плохой человек. Но Джон не злится на нее больше. Джон рассказал ей, куда направляется, Джон доверил ей Эдда, институт и себя самого. Джон не доверит Рамси даже карту или острый кухонный нож. Джон продолжает злиться на Рамси. И он хочет понять – и не может. Хочет понять самого Рамси – и почему не может перестать на него злиться. Понять, является ли он сам достаточно хорошим – со всем, что он делал, – чтобы иметь это право злиться. Имеет ли вообще значение, кто хороший, кто плохой – а кто злой, – для его чувств – злости – по поводу других людей. Имеет ли хоть что-то значение.
– Да, я услышал твою позицию, – Джон собирается с мыслями и говорит это сухо. – Но, в любом случае, я больше не собираюсь связывать тебя. Так что забудь об этом, – и он считает, что закончил разговор, но Рамси без тени сомнения парирует:
– Я не могу связать себя сам. И Призрак тоже не может. Так что остаешься только ты, Джон Сноу, – он видит, что это не имеет никакого эффекта, и безмятежно продолжает: – Подожди. Давай только я разденусь. Тебе так будет спокойнее, а мне – не так жарко, – Рамси быстро кладет ремень на пол и расстегивает жилет. Водолазка под ним некрасиво обтягивает его покатые плечи и сочные бока над штанами.
– Какого хрена ты?.. Агх, – Джон хмурится, рывком опуская ноги на пол. – Ты что, действительно хочешь, чтобы я выстрелил в тебя?
– Не уверен, что это поможет, – Рамси пожимает плечами, расстегивая молнию и стаскивая водолазку через голову. Он уже подсох, но все равно еще немного взмокший после улицы и кухни, и его волосатый живот слегка нависает над поясом штанов. – Ты будешь еще больше раздражен, если придется возиться со мной, – поясняет он, берясь за пуговицу ширинки.
– Зато тебя не будет в этой спальне, – резко отвечает Джон, поднимаясь. Это становится непросто, потому что он на самом деле не может выстрелить в Рамси, пока тот не сделает чего-то по-настоящему дерьмового. Раздеваться не запрещено ни общим законом, ни его собственными правилами, отвратительно это или нет.
Рамси тем временем уже спускает вниз штаны вместе с бельем – не только потому, что так быстрее, но и потому, что, что бы он ни думал о себе и своем весе, его старые узкие кальсоны, больше похожие на лыжные лосины, все-таки ужасно смотрятся на его теле, а сейчас это важнее, чем обычно. Удобные овчинные сапоги, принадлежавшие когда-то дядьке Джона, тоже снимаются быстро, и Рамси остается совсем голым, переступая через кучу одежды. Так он, в любом случае, выглядит более беззащитным, если это именно то слово, которое кто-либо когда-либо хотел применить к Рамси Болтону.
Он подбирает ремень и шагает навстречу Джону, опустив глаза на наставленный на него пистолет. Рамси кожей чувствует, что Джон все-таки выстрелит или кликнет своего пса, если подойти слишком близко, и останавливается за два шага, поворачиваясь спиной и протягивая назад обе руки с ремнем. Джон молчит. Рамси тоже. Призрак, разлегшийся у печи, внимательно следит за происходящим, шевеля мохнатыми ушами, но без хозяйского слова и с места не двинется.
– Серьезно? – хрипловато спрашивает Джон после долгой паузы. Кажется, он не очень понимал, насколько был серьезен Рамси, до этого момента.
– Я проебал твое доверие, Джон Сноу, – говорит Рамси, безучастно смотря вперед. – Но могу возместить хотя бы это. Ты умеешь вязать ремнем?