— Не лучшая кандидатура, — вздохнул Нат. Во время похорон он считал, что Маринетт могла бы согласиться вернуться из-за Адриана, но сейчас рыжий уже не был так уверен. Он все еще ничего не имел против бывшего одноклассника, однако прекрасно помнил, сколько зла Дюпен-Чен натерпелась от его отца.
— Из-за родословной? — Буржуа осторожно прощупывала почву. Насколько подробно Куртцберг знал обстоятельства стрельбы на мосту? Знал ли он, что убийц наслал Габриель Агрест, или же говорил так из-за ревности, ведь в коллеже всем было известно, что рыжий любил Дюпен-Чен, а та, в свою очередь, сохла по Адриану.
— Из-за нее, — подтвердил Натаниэль. — Агрест в курсе того, что сделал его отец?
— Тот признался во всем в предсмертной записке, — вздохнула блондинка. — Почему ты не уговорил ее вернуться?
— Она боялась повторной мести, — юноша опустил голову на скрещенные в замок руки.
— А после похорон?
— По той же причине, что и ты, — усмехнулся он. — Маринетт слишком упряма.
— В отличие от меня, ты был с ней рядом на протяжении нескольких лет, — парировала Хлоя. — Можно было бы и потихоньку обработать ее. Или хотя бы намекнуть кому-нибудь о том, что она жива! Я ведь спрашивала у тебя на похоронах, с кем ты пришел!
Нат промолчал. Буржуа была права, и отрицать этого юноша не мог.
— Нечего сказать? — девушка кинула на парня взгляд, полный презрения. — А я уж было подумала, что ты хотел помочь с ее возвращением.
— Хотел, — прошептал Куртцберг. — И хочу.
— Не ври, — прорычала блондинка. — Если бы хотел, то давно бы это сделал.
— Она грозилась сбежать и от меня! — отчаянно воскликнул Натаниэль и ударил кулаком по столу. От этого удара его стакан с лимонадом упал, и часть содержимого начала просачиваться на стол, образовывая медленно расползающуюся лужицу. Однако ни Нат, ни Хлоя даже не обратили на это внимание.
Они были слишком заняты, испепеляя друг друга раздраженными взглядами.
— Жалкие отговорки, — процедила сквозь зубы дочь мэра.
Куртцберг тяжело дышал, от ярости у него раздувались ноздри. Он знал, что вновь поддавался негативным эмоциям, видел, как Нууру испуганно выглядывал из сумки, но ничего не мог с собой поделать. Да что эта Буржуа, черт возьми, знала о нем, чтобы делать такие выводы?! Маринетт была его первой любовью, и Натаниэль желал ей только счастья. Хлоя даже представить бы не смогла, сколько раз он предлагал Дюпен-Чен вернуться к родным и сколько отказов после этого выслушал. А сколько раз Маринетт выставляла его за дверь, грозясь вновь сменить имя и место жительства? Оставаясь единственным, кто знал, что бывшая героиня Парижа до сих пор жива, Нат просто не мог потерять ее!
Именно по этой причине он постоянно за ней следил, уступал перед ее угрозами вновь исчезнуть и никому не выдавал ее секрет.
Глубоко вздохнув, Куртцберг попытался наконец успокоиться и поднял упавший стакан.
— Неправда, — ответил он Хлое и той части своего сознания, что была согласна с мадемуазель Буржуа.
Той части сознания, что вопила: это действительно были отговорки.
Ведь так приятно было осознавать, что никто, кроме него не был к Маринетт так близко. Только он во всем мире (если не считать Тикки и Нууру) знал все ее секреты. Из всех людей только он мог обратиться к ней по настоящему имени, в любое время дня и ночи набрать номер ее телефона, чтобы услышать пусть и недовольный, но очень любимый голос. Только Натаниэлю было позволено быть рядом с ней. Куртцберг занимал особенное место, был частью ее новой жизни.
А если бы он все рассказал? Если бы вернул Маринетт родителям и друзьям?
Все бы вернулось к тому, что было семь лет назад? Когда Натаниэль мог лишь издали наблюдать за своей музой, рисовать ее портреты и тайно мечтать о том, чтобы вновь оказаться под властью злодея, так как лишь это придаст решимости пригласить ее на свидание?! Если Маринетт вернулась бы домой, место Куртцберга в ее обычной жизни тотчас бы заняла Алья, а если бы она вернулась и на пост Ледибаг, то общению с рыжим Бражником она бы точно предпочла компанию Кота Нуара.
Нат ведь прекрасно знал, что творилось у нее на сердце.
Отдать Ледибаг в лапы Коту, который не смог ее защитить? Уж лучше и дальше успокаивать совесть заранее провальными попытками уговоров и безраздельно наслаждаться обществом Маринетт.
— Чертов эгоист, — почему-то Хлоя говорила точь-в-точь, как почти заснувшая совесть. — Тебя самого не раздражает подобное лицемерие?
— Ты упрекаешь меня в эгоизме? — рыжий удивленно приподнял левую бровь. — Тебе напомнить, кто отравлял жизнь всему коллежу? Да ты из-за сломанного ногтя могла поставить на уши весь Париж! И к Маринетт ты относилась совсем не по-дружески. Что же изменилось, раз ты так сильно хочешь ее вернуть?
— Я выросла, — совершенно спокойно ответила Буржуа. — А ты ведешь себя, словно маленькое дитя, которое не хочет ни с кем делиться любимой игрушкой.
— Маринетт не игрушка!
— Именно об этом я и говорю, — блондинка покачала головой. — Сначала я даже поверила, что ты хотел сделать ее счастливой. Но, похоже, счастливым ты хочешь сделать только себя.
Куртцберг закрыл глаза. Все-таки Хлоя прекрасно умела причинять боль одними словами. Сказанное ею словно острейшими змеиными клыками вонзалось в тело и отравляло собою сознание. Но хуже всего было то, что сейчас Буржуа говорила правду. И остатки совести, которые ей удалось разбудить, подняли бунт в душе Натаниэля, призывая его подчиниться и искупить наконец свое молчание действиями.
Даже, если он не сможет задушить чувство зависти, испытываемое к Коту Нуару, Нат хотя бы будет уверен, что сделал все ради той, кого так долго любил.
***
Хлоя была удивлена столь резкой смене настроения у Натаниэля. Она, конечно, понимала, что задела его за живое. Более того, она намеренно давила ему на совесть, вызывая чувство вины за бездействие. Но ожидать, что это пробудит в нем желание искупить ошибки, Буржуа не могла.
Что ж, так даже было лучше. Теперь Куртцберг явно был настроен помочь Маринетт вернуться к родным, а значит, вероятность успеха этой миссии повышалась в разы. Все-таки он провел рядом с ней несколько лет и лучше всех знал нынешнюю Маринетт, боящуюся всего, что было связано с прошлой жизнью. Он знал, какие слова можно было говорить в ее присутствии, чего избегать. Боже, если бы Хлоя перед тем, как пойти к Дюпен-Чен посетила Ната, то могла бы избежать ее слез! И не винила бы себя за то, что заставила разрыдаться саму героиню Парижа.
Обсуждая с Натаниэлем тонкости общения с Маринетт и способы предотвратить ее отступление с пути грядущего возвращения, Буржуа не решалась затронуть одну очень важную тему. Она прекрасно видела, что Куртцберг все также сох по Дюпен-Чен, как и в те времена, когда они учились в коллеже. Но что насчет самой Маринетт?
— Вы с ней… ну… пара? — поинтересовалась блондинка. На протяжении нескольких лет она видела, как сильно Адриан страдал без своей Леди, верила, что после возвращения Маринетт его терзания наконец-то прекратятся (ведь влюбленность Дюпен-Чен в Агреста в свое время трудно было не заметить), но не думала о том, что может быть иначе. Кроме версии с амнезией. Сейчас же была немаленькая вероятность того, что Натаниэль, будучи единственным близким Маринетт человеком, смог добиться ее.
— Увы, — горько произнес Куртцберг. — Я познал все прелести френдзоны.
— Да мы с тобой в одной лодке, — рассмеялась Буржуа. Опасения не подтвердились: Нат не являлся конкурентом в битве за сердце Маринетт, раз уж не смог овладеть им за эти годы. Оставалось надеяться, что Кот Нуар своего не упустит. Ведь несмотря на то, что Хлое до сих пор нравился Адриан, она прекрасно знала, что счастлив он мог быть лишь со своей Леди.
— Только не говори, что Агрест… — подобного поворота событий Натаниэль не ожидал.
— Влюблен в Маринетт, — закончила фразу Хлоя. — Именно так. Поэтому, я надеюсь, ты не будешь вмешиваться в их отношения?
— Об этом можешь не волноваться, — ответил рыжий с натянутой улыбкой, а после чуть слышно добавил: — Уж лучше он, чем Нуар.
***
Если Хлоя Буржуа брала дело в свои руки, то она добивалась результата всегда. Приняла решение самостоятельно найти Маринетт — не прошло и недели, как Дюпен-Чен была найдена. Теперь оставалось только перекрыть все пути отступления, чтобы у бывшей героини не осталось другого выхода, кроме как вернуться домой. А уж сделать это с информацией, полученной от Натаниэля, а также связями и деньгами отца — было проще простого.
Поэтому, покинув кафешку, девушка в сопровождении рыжеволосого спутника направилась прямиком в «Сливовую ветвь» делать то, что у нее лучше всего получалось в школьные годы: добиваться увольнения кого-либо из сотрудников. Ей даже не пришлось закатывать скандал — обещание, что Эмма Ли не потребует отпускные и выходное пособие, а еще гарантия того, что этой официантке не нужно будет выплачивать зарплату за отработанные в этом месяце дни, сделали свое дело. Месье Фэн твердо заявил, что Эмма Ли на работу может больше не приходить, а после спрятал полученную от блондинки пачку купюр в нагрудный карман.
Мужчина даже не стал вдаваться в подробности. Зачем, если на полученные от странной девицы и на сэкономленные на выплатах Эмме деньги он мог нанять еще пять официанток и оплачивать их работу целый год?
— С работы уволена, осталось выселить из квартиры, — улыбнулась дочь мэра. Она сделает все, что в ее силах, чтобы обеспечить Агресту отличную поддержку и лишить Маринетт возможности продолжать жить чужой жизнью. А уж в любовных делах Кот пусть справляется без нее. — Сабри… Куртцберг, за мной!
Комментарий к 11. Зависть и сотрудничество
Арка богини подошла к концу. Что это значит? Правильно: Кейт берет небольшой перерыв, и завтра главы не будет.
Простите!
В воскресенье обещаю вернуться с новой главой, открывающей арку, посвященную возвращению Маринетт.
Уже завтра вот здесь: https://vk.com/miraculousnlo появятся спойлеры, причем не только двенадцатой главы, но и всей арки ;)
========== 12. Глаза в глаза ==========
Получив от Хлои смс с текстом «СОС!», забитое на кнопку экстренного вызова, Адриан тотчас перевоплотился в Кота Нуара и помчался на другой конец Парижа спасать, как он думал, подругу детства.
Агрест никак не ожидал, что сигнал приведет его к ней, к той, кого он искал на протяжении семи лет. К той, мыслями о которой он жил. К той, что была для него дороже целого мира.
Ее прекрасные голубые глаза, которым он прежде посвятил не одно стихотворение, с нескрываемым испугом и удивлением смотрели на того, кто семь лет назад не раз прикрывал ее спину.
Это сон!
Она здесь, перед ним: жива и здорова. Не прикована к инвалидному креслу, не подключена к аппарату жизнеобеспечения, не связана по рукам и ногам каким-нибудь негодяем.
Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
А вдруг у Адриана опять случился приступ, и он выпил слишком много успокоительного? Вдруг это все побочный эффект от таблеток? Семь лет он так сильно мечтал вновь увидеть ее, что поверить в реальность происходящего было слишком трудно.
Всего один шаг разделял их. Стоит лишь спрыгнуть с подоконника и протянуть руку — и Кот сможет дотронуться до своей Леди.
А если не сможет?
А если она — иллюзия, которая развеется от мимолетного прикосновения? Если это произойдет, то в тот же миг на мириады осколков разобьется и сердце героя Парижа.
Нуар мог лишь смотреть на нее — глаза в глаза — и мечтать, чтобы этот момент длился вечно. Сейчас для него существовала лишь Маринетт, весь остальной мир не стоил внимания. Кот даже не заметил, как Хлоя, на чей зов он и примчался сюда, вышла за дверь, оставив его наедине с вновь обретенной возлюбленной.
Кот не решался что-либо сказать, боясь спугнуть внезапное счастье. Маринетт же молчала, просто боясь.
Страх того, что жизнь вновь подвергнется изменениям, отчетливо читался в ее глазах. Покрасневших от слез, но все равно таких манивших, родных и любимых… Боже, как глуп был Нуар, не замечая этих глаз, когда их не обрамляла красная маска.
Впервые он видел Маринетт без хвостиков. Кот знал, его Леди любая прическа к лицу. Даже сейчас, когда ее волосы растрепались после сна (и Хлои), она была для него красивее всех.
Лишь потому, что это была она.
Нет, он слишком жаден.
Просто смотреть на нее недостаточно.
Семь лет он только и мог, что смотреть: на фотографиях, видеозаписях, во снах. Нуару нужны были доказательства, что Маринетт — не галлюцинация, не видение, не собственный призрак. Да, в тишине этой крохотной квартирки он мог слышать ее дыхание.
Но этого мало.
У него уже были галлюцинации: и визуальные, и слуховые. Еще одну — настолько реалистичную — Кот просто не выдержит. Он должен проверить: настоящая ли она. Если да — о, боги, это станет лучшим днем в его жизни! Если нет — что ж, одним Котом на земле станет меньше. Он не сможет вынести разочарования.
— Маринетт, — с отчаянной надеждой прошептал Кот Нуар, делая шаг вперед.
— Маринетт, — чуть громче повторил он, касаясь обтянутой перчаткой ладонью ее влажной от слез щеки.
— Маринетт!!! — вырвался из груди радостный крик, когда герой Парижа сжал ее в крепких объятьях. Он чувствовал ее тепло, слышал стук ее сердца, ощущал дыхание. — Ты жива, моя Леди! — пелена слез счастья застилала Нуару глаза. — Ты жива, Маринетт… Я так счастлив, что ты жива…
Да, Плагг тысячи раз говорил ему, что Ледибаг жива, так как Тикки не меняла хозяйку. Но других доказательств, кроме слов черного квами, не было. Да, Адриан всецело доверял маленькому другу и напарнику, но не раз задавался вопросом: а что если Плагг ошибался? Ведь весь Париж и он сам видел запись, на которой семь пуль пронзили тело Маринетт.
Но она выжила. Смогла. Его Леди спаслась, вылечилась, восстановилась!
Не зря же Нуар всегда восхищался ей.
Она здесь, рядом с ним! Кот никогда ее не отпустит.
— Маринетт, — герой Парижа только и мог повторять ее имя. — Маринетт! Маринетт…
Его Леди совсем не выросла за семь лет, тогда как сам Кот заметно прибавил в росте. Он и раньше был выше нее, но сейчас она казалась ему настолько маленькой и хрупкой, что Нуар боялся сломать ее неосторожным прикосновением.
Но еще больше боялся вновь ее упустить, поэтому обнимал ее одновременно крепко и трепетно, нежно и бережно, и никакая сила не смогла бы разжать эти объятья.
Слезы счастья лились таким бурным потоком, что из-за них Кот не мог ничего видеть. Но ему хватало того, что он ощущал: ее сладкий запах, тепло ее тела, шелковистость волос под щекой, которой он прислонился к макушке возлюбленной.
Спустя семь лет он наконец-то нашел ее.
— Ма-Мар-ринетт… — из-за слез Нуар уже не мог нормально говорить, но все равно продолжал повторять, словно боясь, что если он замолчит — то любимая вновь исчезнет из его жизни.
— М-моя Лед-ди, — не было ни минуты за эти семь лет, чтобы он не мечтал о ее возвращении. Мечта сбылась, и это было настолько прекрасно, что больше Нуар ни о чем никогда не будет просить, лишь бы только ее опять не отняли.
— Я т-так с-скуч-чал по т-теб-бе, — без нее Кот не жил, лишь существовал, изображая живого. Не иметь возможности видеть ее улыбку, слышать ее голос, смотреть ей в глаза — это худшее из всего, что ему довелось пережить.
Он обнимал ее, прижимал к груди крепко-крепко, а Маринетт не двигалась, позволяя ему эти объятия. Нуар терся щекой о ее волосы, путая их еще больше, а Дюпен-Чен дышала ему в грудь. Кот снова и снова повторял ее имя, изредка добавляя еще пару фраз…
— Я тоже скучала, Нуар, — прошептала она, сомкнув кольцо рук за спиной героя Парижа.
***
Маринетт не могла сказать, как долго они стояли обнявшись. Нуар уже не рыдал, но носом все еще шмыгал и совершенно не собирался ее отпускать.
Что ж, Дюпен-Чен и сама не желала вырываться.
В его сильных руках девушка чувствовала себя в безопасности. Она и тогда, семь лет назад, всецело доверяла ему свою жизнь. Нуар не раз заслонял ее от ударов врага своим телом. Сейчас же, когда Кот вырос и возмужал, ей казалось, что она под надежной защитой. Нуар не обидит ее и никому не позволит обидеть.