Сказка о долге - Волхонская Диана


Ветер вяло покачивал деревья старого леса и что-то угрожающе шептал в ветвях кустарника. Начал накрапывать дождь. Радомир обернулся к тихо всхлипывающей матери:

— Может, вернемся?

— Нет, нет! — живо откликнулась она.

На заплаканном лице женщины отразился страх. Седые волосы, спрятанные под черный платок, и глубокие морщины, появившиеся раньше срока от пережитого горя, превратили пятидесятилетнюю некогда красивую бабу в старуху. Она быстро утерла слезы и подтолкнула сына в спину:

— Совсем скоро уже! Тут недалеко.

Радомир глубоко вздохнул, так как полдня тащил на себе тяжелый длинный меч, старинную кольчугу, доставшуюся в наследство от отца, деревянный щит, покрытый увесистой металлической броней, и порядком устал. Однако, не желая расстраивать мать, он перебросил кольчугу с одного плеча на другое и пошел вперед, что-то недовольно бурча под нос. Старушка на мгновенье остановилась и с безумной любовью, на какую способна только мать, оглядела сына: широкоплечий статный юноша до боли напомнил ей покойного мужа.

— Да разве ж я враг тебе?! — громко всхлипнула женщина. — Разве повела бы тебя к этой ведьме, если б не боялась, что сгинешь в бою, как отец твой и братья?

Радомир молчал и, не оборачиваясь, продолжал идти по дремучему лесу, выбирая дорогу среди деревьев и густого кустарника. Женщина не отставала.

Совсем скоро они вышли к небольшой мелководной реке, за которой высился холм. Послышался волчий вой. Люди остановились, испуганно вглядываясь в противоположный берег реки – там, всего в сорока шагах, на водопое стояла волчья стая. Волки учуяли запах людей, но не двинулись с места; они прижали хвосты и уши, ожидая сигнала вожака. Самый крупный из волков, злобно оскалился, угрожающе зарычал, его шерсть поднялась дыбом, а высокие уши чутко вздрогнули, пытаясь уловить любой шорох. В это время со склона холма снова донесся вой, на этот раз более хриплый. Вожак резко оглянулся на зов, потерял интерес к людям и ушел в прибрежные заросли. Стая последовала за ним.

— Это Веда их прогнала! — громко зашептала мать. — Иди, она поможет, она обещала! Поднимайся на холм. Где-то там ее жилище. Не бойся, сынок, она не сделает тебе ничего худого, я точно знаю! Ты только не бойся! Как придешь, сразу скажи ей, что я тебя послала, объясни, чего хочешь, и в конце денег дай! Если брать не захочет, все равно дай, чтоб другой платы не просила!

Радомир поправил меч и стал медленно подниматься на холм. Его злила мысль о том, что придется просить о помощи ведьму. Он не понимал, как на такой грех решилась его набожная мать, да еще и подбила на него единственного сына. Многие становились вдовами, или теряли сыновей на поле боя, но на то и нужна дружина, чтобы родную землю от врага защищать, и, если нужно, жизнь свою за это положить. А вот бегать по ведуньям и защиты бесовской просить негоже доброму человеку.

Радомир поднялся на вершину холма и увидел спрятанную в ельнике избушку ведьмы. Он робко шагнул в обветшавшее жилище.

— Есть кто дома?! — громко крикнул юноша.

Внутри скверно пахло псиной и жженой кожей.

— Хозяйка! — еще громче позвал Радомир, резко обернулся на тихий шорох и едва не вскрикнул от испуга.

Позади него стояла старая ведьма. У Радомира перехватило дыхание.

— Чего тебе надо? — хрипло спросила она, и из-под ее всклоченных волос блеснули желтые огоньки глаз.

— Меня мать прислала, — пробормотал растерянный Радомир, — сам я от тебя ничего не хочу.

— А матери твоей что нужно от меня?

— Хочет, чтобы ты мне оружие и доспехи заговорила. Боится, убьют меня.

Ведьма на короткое мгновенье застыла, пристально разглядывая гостя, потом бесшумно прошла в глубь жилища и начала ковырять палкой в очаге, разгребая угли и пытаясь раздуть огонь.

— Так зачем оружие заговаривать? — чуть помолчав, спросила она. — К кому оно попадет, тот и силой его воспользуется. А если недруг твоим оружием завладеет? Может мне тебя от смерти заговорить?

Ведьма искоса глянула на незваного гостя.

— Нет! — резко выпалил Радомир. — Нечего меня своими чарами марать! Я смерти не боюсь. Это мать все плачет… Сил нет больше слушать ее причитания. Скажи, что не можешь помочь, и я пойду с миром.

— Так иди, я не звала и не держу, — недоуменно ответила ведунья. — Зачем тебе мой ответ?

— Я матери обещал, что помощи у тебя попрошу, — потупив взор, тихо сказал юноша, — не могу слово нарушить. Совсем она меня доняла, уж хоронит при жизни.

Ведьма не спускала с него глаз.

— Ты живешь по соседству с воеводой? — спросила она, осененная догадкой.

— Да, — удивленно подтвердил Радомир.

— И есть у тебя три старших брата?

— Уже нет. Все в бою полегли прошлой осенью… И отец тоже.

Ведьма ничего не ответила. Она низко склонила голову и замерла в раздумье.

Радомир почти не дышал. Едкий запах лачуги неприятно щекотал нос и горчил на вдохе. Юноша закашлялся.

— Оставь оружие тут, — словно пробудившись ото сна, тихо сказала ведунья, указав на покосившийся стол. — Вернешься за ним завтра.

Радомир послушно выложил все, что принес, и хотел было уйти, но вспомнил про плату.

— Это тебе за ворожбу, — быстро проговорил он, потрясая небольшим мешочком, наполненным мелкой серебряной монетой.

Юноша почти положил деньги на стол, когда поймал на себе бешеный взгляд ведьмы. Старуха зло сверкнула желтыми глазами, оскалилась и зарычала по-звериному. Охваченный страхом, гость бросился вон, едва разбирая дорогу.

Сумерки сгущались, а Веда все сидела у очага с опущенной головой. Она вспомнила, как много лет назад ее в облике волчицы подстрелил на охоте отец Радомира, как полумертвую привез в подарок своей беременной жене. Мало кто мог похвастаться шкурой белого волка, но жену такой подарок испугал. Когда волчица подала признаки жизни, обрадованная женщина принялась выхаживать ее. Мужу и сыновьям настрого запретила подходить к раненому зверю, слишком уж велико было их желание добить редкую тварь.

Волчица ушла ночью, едва оправившись от ран. А год спустя, также ночью, вернулась в их дом в своем человеческом облике. Младенец Радомир тихо спал в колыбели, пока женщины говорили между собой. Он не слышал, как Веда предложила своей спасительнице заговорить от нежданной смерти и болезней всю семью, не слышал, как богобоязненная мать гневно воспротивилась этому и выгнала ведунью за порог. Много воды утекло с тех пор.

Старая ведьма глубоко вздохнула. Теперь ей предстояло вернуть долг. Медленно подойдя к столу, она с трудом подняла меч и провела по широкому лезвию иссохшей грязной рукой. В свете очага клинок заиграл теплым светом. Старуха закатила глаза, призывая на помощь свой внутренний взор. Ее душа унеслась вдаль, и ведьме привиделась картина жестокого боя: разгоряченный Радомир верхом на коне крушил неприятеля и громко выкрикивал бранные слова; он высоко поднял меч, но вдруг длинная стрела пробила грудь, и юноша упал замертво. Виденье было столь явным, что ведьма ощутила силу удара и едва удержалась на коротких кривых ногах.

— О, материнское сердце! Учуяло! — прохрипела старуха и стала собираться. Она сложила в узелок все необходимое для ворожбы, завернула в овечью шкуру меч и кольчугу Радомира, повесила на свое хилое плечо его деревянный щит и, когда совсем стемнело, двинулась в путь.

Лишь под утро добралась она к нужному глухому месту, развела костер и принялась ворожить. Ведьма быстро заговорила оружие на огне и воде, после чего приступила к заговору кольчуги. Потрясая ею над костром, Веда монотонно проговаривала заклинания раз за разом. Она бросала в огонь сухие травы, и густой белый дым высоко в воздухе повторял рисунок металлического плетения. Однако, как ни старалась ведьма, в дымовых кольцах всегда появлялась дыра именно там, куда надлежало попасть стреле. Веда начала злиться. Она призвала на помощь всех духов-помощников, но и они не смогли удержать дымовые кольца. Перед самым рассветом старуха обессилела. Радомиру суждено было погибнуть в следующем бою, и уже никто не мог этого изменить. Внезапно в глазах ведьмы заиграл радостный огонек. Она вспомнила о древнем обряде оберега от смерти. Такой обряд мог совершить только оборотень. Узнала она о нем от своего деда, хитрого колдуна, любившего разгуливать по лесу, обернувшись черным волком. Веда затушила костер и расстелила на еще горячих углях кольчугу. Она долго бормотала заклинание, сбиваясь и путая слова, пока, наконец, ей не удалось прочесть его верно. После разложила на кольчуге несколько свежих листьев лопуха и, полоснув по руке ножом, начала сцеживать на них свою полу волчью кровь. Густая темная жидкость медленно струилась из вен. Ведьме приходилось снова и снова резать руку, чтобы омыть кровью листья. Угли под кольчугой были еще горячими, и кровь сразу запекалась. Наконец, ведунья закончила обряд. Она совсем ослабла и поспешила перевязать истерзанную руку. Собравшись с силами, Веда свернула листья в ком размером с детский кулачок, туго перевязала его прочной бечевкой и скрепила нить так, чтобы амулет можно было повесить на шею. В свою избушку старуха вернулась лишь к вечеру нового дня.

Радомир давно поджидал ее.

— Вечер добрый! — буркнул юноша, преодолевая страх от встречи с колдуньей.

Веда не ответила. Обескровленная и уставшая, она еле плелась под тяжестью ноши. Едва ступив на порог, ведьма поспешила избавиться от груза: выложила на стол щит и развернула шкуру, в которой были меч и перепачканная кровью и копотью кольчуга. Глаза Радомира гневно сверкнули.

— Что это?! — зло спросил он, указывая на кровь. — Ты кого убила, старая?!

Тут юноша заметил окровавленную перевязь на руке Веды и его передернуло от отвращения. Он хотел схватить кольчугу, но ведьма властно положила на нее свою тощую израненную руку. Радомир брезгливо поморщился и отступил.

— У меня мало сил, так что слушай, — прошептала ведьма. — Твой меч я заговорила. Он не выпадет из рук в бою и будет разить врага насмерть. Щит также заговорен, он не проломится… А вот с кольчугой беда, слабая она у тебя, не выдержит удара длинной вражьей стрелы… Вот, возьми это, — ведьма протянула Радомиру амулет, — наденешь перед боем и не снимай, покуда все не закончится.

Радомир отшатнулся, не желая прикасаться к оберегу. Ему хотелось убить грязную ворожею в отместку за испорченную кольчугу и поскорей убраться из душного логова. Веда приняла поведение гостя за нерешительность, и сама подошла к Радомиру; приблизилась так близко, что смрад от нее стал нестерпим. Юноша резко оттолкнул старуху. От неожиданности та выронила амулет, и он закатился под лавку.

— Не надо мне твоих оберегов! — крикнул Радомир и схватил со стола кольчугу. — Почто кольчугу мне изгадила?! Разит гнильем за версту! Будто сдох кто! Мало кровью измазала, так еще и жгла ее!

Радомир схватил меч.

— А, смрадная тварь! — зло выкрикнул юноша. — Прощайся с жизнью!

Он замахнулся на ведьму, но лезвие меча врезалось в ветхую балку потолка, с которой от удара посыпались глиняные горшки. В одном из них были сушеные жабы. Они упали на голову разъяренному воину, отчего тот пришел в бешенство и стал крушить все, что попадалось на глаза. Ведьма не шевелилась. Она совсем поникла, и ее сгорбленная фигура вызывала теперь не суеверный страх, а жалость.

— Грязная ведьма! Будь ты трижды проклята! — бросил в сердцах юноша.

Он схватил свои доспехи и, выбив ногой хлипкую дверь, поспешил домой.

Во дворе громко залаяла собака. «Кого это ночью принесло?» –встревожилась мать Радомира.

В этот вечер сын ушел в гости к нареченной невесте и в доме воцарилась непривычная тишина. С тех пор как Радомир вернулся от колдуньи, бедной женщине не было покоя от упреков. Юноша без устали посылал ругательства и проклятья на голову ведьмы, загадившей его кольчугу, и клялся убить старую чертовку при первой возможности. Мать тщетно успокаивала его. Она терла кольчугу песком и золой, но черная кровь, присохшая к кольцам, не вымывалась. Тогда, забросив все домашние дела, она дни и ночи соскребала окаменевшие сгустки большой иглой, пока кольчуга не приняла прежний вид. Старушка протерла ее лампадным маслом, но Радомира всё равно преследовал тлетворный запах ведьминой крови.

Хозяйка вышла на порог.

— Кто тут? — взволнованно спросила она и, вглядевшись в темноту двора, заметила невысокий силуэт у ворот.

— Это я — Веда.

— Чего тебе надо от нас? — испугалась женщина. — Уходи и забудь сюда дорогу!

— Не бойся, я не причиню зла. Хочу поговорить о твоем сыне, — спокойно отвечала колдунья, медленно приближаясь от ворот к дому. — Ты все еще хочешь его спасти?

Колдунья подошла ближе, и женщины могли видеть друг друга в свете луны.

— Почему боишься меня? — грустно улыбнулась Веда. — Может, насолила чем?

— Уходи! — упавшим голосом сказала старушка, опустив глаза. — Одни беды из-за тебя. Сама не знаю, как решилась сына к тебе послать. Совсем я из ума выжила от горя. А ты ведь и Радомиру не помогла, и мою душу погубила. Я теперь ему как враг. Совсем извелся из-за кольчуги. Ходит хмурый, все время бранит меня, что на грех такой его подбила… — женщина заплакала. — Я уж и не знаю, что делать. Камень у меня на сердце лежит, страшно мне. Днем молюсь за сына, а ночами снится, что в саван обряжаю. Сил уж нет…. Уходи, Веда. Не будет от твоих хлопот добра.

Ведунья подошла ближе к порогу дома. Лицо ее стало печальным.

— Люди говорят, скоро враг на нас двинется и пойдет дружина оборону держать, — негромко промолвила она. — Оружие твоего сына я заговорила, не бойся. Только заставь его перед боем этот оберег надеть. — Ведьма протянула женщине зловонный комок на бечевке. — Великую силу он имеет, может спасти даже того, кому на роду ранняя смерть написана.

Старушка перестала плакать и поглядела на ведьму ледяным взором.

— Нет! Не возьму я от тебя ничего! Бес попутал, когда на помощь твою понадеялась. Обереги твои не помогут! Не тебе, собачье отродье, с богом силами меряться! На что его воля, того никому не изменить! — ее голос дрожал от подступивших слез. — Ослабла вера моя, вот и послала сына к тебе. Тяжело детей терять, тяжело в холодную могилу класть, а самой на свете белом оставаться! Но разве можешь ты это понять, нечисть поганая? Разве можешь знать, как страдает сердце материнское за детушек своих?! — Старушка схватилась за голову. — Сгубила я душу свою! Ой, сгубила! Но сына в гиену огненную затянуть не дам!

Гневно сверкнув глазами, хозяйка двинулась на ведьму:

— Будь же ты проклята, чертова баба! Коли б знала тогда, что ты ведьма, а не зверь раненый, своими руками удавила бы! Убирайся, грязная! И чтоб духу твоего тут не было!

— Не дури! — осадила ее Веда. — Мне виденье было. Погибнет в бою Радомир, если оберег не наденет. Спаси сына. Может, бог через меня и помогает? Зачем помощь отталкиваешь? Али не жаль родную кровиночку?

Старушку словно окатили ледяной водой.

— Как?! — едва выдохнула она. — Сыночек мой… - она дрогнула и уже была готова принять помощь колдуньи, но через несколько мгновений снова переменилась в лице. - Так вот как ты души людские совращаешь?! — разоблачительно вскипела она. — Поняла я твою хитрость! Думаешь, примем помощь и станем рогатому кланяться? Не бывать этому!

— Тьфу! Вот дура — баба! — в сердцах плюнула ведунья. — Сначала помощи ищет, потом клянет зря. В последний раз спрашиваю: берешь оберег или нет? Больше уговаривать не стану! Твой сын, тебе и решать: жить ему или умереть!

Старушка задрожала. Ее сердце бешено колотилось.

— Сгинь, проклятая! — выкрикнула она, схватив прислонённое к стене коромысло. — Не подохла ты тогда, так я тебя сейчас!

Ударив с размаху ведьму коромыслом по плечу, хозяйка замахнулась снова. Колдунья отскочила в сторону, стала на четвереньки и зарычала низким голосом. Старушка струсила, а Веда, отступая к воротам, хрипло прошептала:

— Будь по-твоему! Ты спасла не меня, а волчицу. Значит волчица спасет твоего сына!

На этих словах ведьма бесшумно скользнула за ворота и скрылась в темноте.

* * *

В округе царила суета. Все говорили о предстоящем сражении. Белая волчица, блуждая по ночам, слушала разговоры людей и знала последние новости. Она совсем перестала оборачиваться человеком. Рыща со стаей по лесу и настигая добычу, Веда краем глаза любовалась молодым волчонком, шкура которого, также как у нее, была белого цвета. Ее сын из последнего помета единственный унаследовал редкий окрас. Много лет назад Веда выбрала жизнь в стае. Она точно знала, что, оставшись человеком и родив дитя, навсегда обрекла бы его к незавидной колдовской доле. Стая стала ее семьей, ее настоящим домом. Всей силой материнской любви она просила духов уберечь сына от судьбы оборотня. Лучше быть просто волком, думала она, чем разрываться на части, не понимая, кто ты есть на самом деле: человек или зверь.

Волчица часто размышляла о своей судьбе, о том, что мать Радомира не просто спасла ей жизнь, но подарила долгие годы счастья в стае. Значит надо отплатить тем же. Ведьма знала, где Радомир будет во время боя, и решила находиться поблизости. В нужный момент она испугает коня и уведет юношу от удара стрелы. Осталось лишь ждать намеченного дня.

Дальше