Коллин Хоук «Разожженный» («Пробужденный» - 0.5)
Перевод: Kuromiya Ren
Притворство любви
Древнеегипетское любовное стихотворение
Весь день, так обессилев,
Лежу в кровати я.
Придут друзья, а с ними
Прибудет и она.
Врачей она осудит,
Отгонит от меня,
Ведь о моей болезни
Все знает лишь она.
Песнь голубки
Древнеегипетское любовное стихотворение
Я слышу голос, голубь мой
Сияет небосвод.
Томит меня моя любовь.
О, можно ль быть с тобой?
Прекраснейший там, наверху,
Отказу рада я…
Ведь рядом с милым я сижу,
Любовь свою нашла.
Летаем с ним мы по лугам,
Лечу с ним рядом я.
Светлее всех на свете я –
Он так меня назвал.
Беке, Сэму и Джошу, научившим меня любить «Доктора Кто»
ПРОЛОГ
СОЗРЕВАНИЕ
Сетх склонился, чтобы заглянуть в лицо смертной женщины, дрожащей у его ног. Это был несчастный случай, ужасный и невероятный. Эйфория и ужас смешались в нем, пока ему не стало плохо от этой бури эмоций, вызванной тем, что он сделал. Тем, чем он… был.
Шли века, а у Сетха так и не появились силы. Осирис – высокий и красивый, с точеной челюстью и теплой улыбкой, герой для всех – получил свои способности еще мальчиком. Исида – прекрасная и холодная сестра Сетха – была недосягаемой и идеальной богиней. Если бы у него была хоть доля ее способности колдовать, он бы благодарил звезды и был счастлив.
Даже Нефтида, хоть ее дары были незначительными, развила талант провидицы и способность читать послания звезд задолго до того, как он появился среди них.
Так было не честно.
Сетх встал и сжал кулаки, думая об этом, не обращая внимания на корчащуюся женщину перед ним.
Он родился последним. Самый младший. Не его вина, что Воды Хаоса к тому времени почти иссякли, но заплатил за это он. Пока его брат и сестры оттачивали свои навыки, проводили вечера, красуясь друг перед другом, он мог лишь с завистью смотреть на них, стиснув зубы, его грудь сжималась, и он задавался вопросом, найдет ли он место для себя.
Во времена его юности, которая длилась для богов намного дольше, чем для смертных, ведь и жизни их были долгими, как у звезд, он решительно тренировался днями и неделями, не отдыхая, пока не падал от усталости на долину, грудь своего отца, в поисках успокоения. Он надеялся, что отец признает его старания, может, заметит, как пот стекает по его шее и красному лицу. Но богу земли не было до этого дела, и то, что его младший сын так плохо развивался, он считал не богоподобным.
Когда Сетх жаловался и просил выслушать его, его отец Геб отвечал лишь гулом земли, если вообще отвечал. Со временем Сетх перестал искать у него поддержки. Он перевел взгляд на небо и кричал матери, смотревшей на него, облака ее волос трепетали. Она никак не могла помочь ему, только плакала. Соленые капли падали на него, и вскоре он уже сидел в озере ее печали. Нет. Геб и Нут не помогут ему.
Он обратился за советом к деду. Но Шу, бог ветра, только сказал ему перестать ныть и смириться с тем, какой он. Если он не может с этим справиться, тогда ему стоило попытаться вести себя как его старший брат, Осирис. Подытожив свои слова, Шу послал сильный порыв ветра, чтобы осушить слезы Сетха, но горячий ветер заставил его пробежать половину Земли, пока он не нашел в себе силы сопротивляться этому давлению.
И вскоре он перестал искать у них помощи. Сетх перестал связываться с родственниками и не отвечал на их приглашения на встречи недавно организованной Эннеады.
Какое ему дело до проблем смертных и управления космосом? Разве космос хоть что-то сделал для него? И он не мог терпеть жалость во взглядах сестер или их восхищение, когда Осирис озарял залы Гелиополиса своим присутствием.
Единственной причиной, по которой он бывал в Гелиополисе последний век была Исида. Сетх много ночей провел, прячась среди листвы дерева у ее окна. Часто ее там не было, ведь она исполняла задания, что поручал ей владыка всех богов, Амун-Ра. Он разочарованно уходил от дерева с неприятным ощущением, которого не должно быть у бога с любой репутацией. Но, когда его терпение вознаграждалось, он получал шанс посмотреть на ледяную принцессу, готовящуюся ко сну.
Сначала он следил за ней, чтобы узнать секреты, запомнить ее чары и практиковаться перед сном. Но вскоре он понял, что, как бы ни старался, как бы точно ни копировал чары, он не мог применять магию так, как она. Но его все равно влекло к ней, и он оказывался у ее окна чаще, чем следовало.
Исида был холодной, милой и сильной. Сетх считал ее самой одаренной из них. Ночь за ночью он сидел и представлял, как украдет ее силы, заберет их себе. Он бы изменил ее магию, чтобы использовать ее для своих целей. И тогда никто не будет смотреть на него с жалостью или кривится при виде его жалких попыток управлять материей. Но для этого нужна была сила Исиды.
Сначала Сетх представлял, как заберет ее силу. Время шло, он вырос, и его фантазии исказились. Он питал странное и неестественное влечение к Исиде, одержимость доходила до того, что он не думал о своих физических потребностях. Голод причинял боль, но не убивал его, а остальным не было дела до темных кругов под его глазами, до его обвисших волос. И никто не обращал на него внимания, когда Осирис был рядом.
Он скрывался в тенях своего дерева, смотрел, как она расчесывает волосы, и призывал ветерок – незначительный трюк, но с его способностями требовавший много его энергии, - чтобы до него донесся запах с ее нежной шеи. Он прилетал к его ладони, и Сетх ловил его и удерживал у лица, пока запах не рассеивался часами позднее.
А потом Сетх обращался к предмету, который прятал днем, он доставал перышко, что забрал из ее купальни, и гладил большим пальцем нежное перышко медленными кругами, думая о той, кому оно принадлежало. Когда Исида засыпала, он устраивался удобнее и смотрел на нее, позволяя тайным темным мыслям принимать облик и укореняться в его разуме.
Если бы он был увереннее, он бы давно сделал что-то со своими чувствами. Поговорил бы с Исидой. Показал бы ей, что Осирис не достоин ее внимания. Что истинное желание было важнее подкупающей улыбки и широких плеч.
Нет.
Истинное желание было дрожью его ног и рук, когда он смотрел на нее, необходимостью поглотить ее в себя. Создать мир, где существовали бы только они, где они могли занять соответствующие места короля и королевы космоса, а все преклонились бы перед ними и поклонялись бы им. Об этом он думал, глядя на Исиду. Не было больше никого, кто мог бы быть с ним.
Особенно теперь, когда он получил свои силы. Несмотря на усталость, тревогу и страх, что проникали в него из-за того, что на их появление ушло столько времени, Сетх понимал, что это того стоило. Ведь его способность была самой ужасной и чудесной из всех. У него была сила разрушать.
Доказательством была корчащаяся на земле женщина. Сетха раздражал ее безумный вой. Он призвал огонь на посевы пшеницы женщины, потому что знал, что Осирис приходил сюда в прошлом году и рассказывал всем о необходимости выращивать свою еду.
Видя созревшее доказательство жалких и, по его мнению, бессмысленных сил Осириса, связанных с растениями, он злился, а потому решил сжечь поле. Может, дело было в мелочности, может, в зависти. Но это ранило бы любимца Амун-Ра. А ему было приятно смотреть, как животные пытаются убежать от дыма и огня. Сетху нравилось, что все эти существа боятся его и его силы. А разрушение стараний брата его новой способностью придавало ему ощущение величия.
И тут появилась женщина. Она выбежала из дома и упала к ногам Сетха, обхватила своими толстыми руками его ноги. Ее круглое лицо было в красных пятнах, она молила его о пощаде, просила «сильного бога» спасти ее мужа, оставшегося в поле.
Когда Сетх проигнорировал ее и оттолкнул, она закричала, что он, должно быть, тот самый «бессильный бог», о котором он слышала. Она закричала небу, прося о помощи Осириса.
То, что смертная посмела назвать его бессильным, потрясло Сетха и, что иронично, парализовало. Но это быстро сменилось яростью, охватившей его. Сострадание к женщине, которого почти и не было, растаяло в жаре этого гнева. Смертные не считались с Сетхом, и это устроили Амун-Ра и остальные.
Она все еще звала Осириса, а Сетх схватил женщину за горло, поднял над землей и встряхнул.
- Ты немедленно перестанешь вопить, - она не послушалась, и он бросил ее на землю и закричал. – Ради всех богов, как бы я хотел, чтобы небеса стерли твое лицо!
Ее крики резко оборвались, слышались только вопли животных и треск горящей пшеницы. Женщина упала на четвереньки. Ее тело содрогалось, но звуков не было.
Сунув носок под ее крупное тело, он толкнул ее, и ее тело перекатилось. Сетх резко выдохнул. Там, где раньше был крючковатый нос, тонкие бледные губы и близко посаженные глаза, теперь он видел пустой овал. Гладкая кожа, как персик, была там, где раньше было лицо.
Руки женщины поднялись, впились в кожу, где были до этого рот и нос. Но, словно ее выключили, она содрогнулась и обмякла, упала замертво. Безо рта и носа она не могла дышать. Сетх поднял голову, он был потрясен, восхищен и в ужасе. Неужели это сделал он?
Чтобы убедиться, он направил руку на ногу женщины и пожелал, чтобы она исчезла.
Вдруг нога, включая грязную обувь, испарилась, оставив лишь обрубок. Сетх тут же стер змею, что уползала от сгорающего поля. Дальше пропали несколько мышей. А потом он побежал, стирая животных полностью или частично.
Он заставлял исчезать камни и деревья взмахом руки. А когда он наткнулся на умирающего обгоревшего фермера, мужа умершей женщины без лица, Сетх стер его по кусочку. Он решил оставить тело и голову мужчины, чтобы тот знал, как много он мог отнять у смертных, продлевая их полную боли жизнь.
Теперь он был готов. Теперь он был целым. Его сила все-таки появилась. И он оказался сильнее, чем надеялся.
Ничто.
Никто.
Не мог теперь противостоять ему.
Он был готов разобраться с миром, и его первой целью была красота, что не давала ему покоя.
Исида была сочным плодом, висящим на низкой ветке, просящим поглотить его. А Сетх еще никогда не был таким голодным.
ГЛАВА 1:
РАСЦВЕТАЮЩИЙ
Прозвучал рожок, эхо заполнило холмы и долины вокруг Гелиополиса. Исида быстро встала, и стул, на котором она сидела у прялки, упал. Моток серой шерсти скатился с ее колен в пыль. Смертные женщины вокруг богини рассмеялись и цокнули языками без злобы, подняли шерсть и отряхнули.
- Идите. Идите, - сказали они ей. – Вернетесь, когда сможете. А мы пока будем оттачивать то, чему вы нас научили.
Исида приятно улыбнулась им и попыталась вести себя подобно богине, покидая деревню, кивая всем и гладя детей по головам, они всегда бежали к ней. Но мыслями Исида была не здесь, потому ее ответы были короче и отвлеченнее обычного. Как только она прошла каменную стену, отмечающую границу поселения, она расправила сильные крылья и взлетела в небо.
Энергия кипела в ее теле, золотые лучи солнца падали на ее крылья, наполняя ее тело жаром до такой степени, что она ощутила покалывание румянца на щеках. Она прижала ладони к щекам, удивляясь тому, как радовалась только из-за того, что он вернулся. Ее тень далеко внизу скользила по холмам и долинам, поднималась и опадала, как и эмоции в ее голове.
Она поднималась по небу, синева сменилась чернотой, и она услышала шепот звезд, приветствующих ее дома. Проносясь через барьер, разделяющий царство смертных от королевства богов, она ускорилась, напоминая сверкающую огненную комету, тьма давила на нее. Она обхватила ее тело и переносила в другое измерение. При перемещении было тихо, и она позволила себе отвлечься на размышления.
Эти расцветающие чувства были… неуместными. Исида знала это, но не могла ничего поделать. И ей казалось неправильным подавлять радость, с которой билось ее сердце при одной мысли о нем. И все же Исида старалась быть правильной богиней, не обращать внимания на расцветающее влечение за долгий год разлуки, который он провел на задании. Но теперь он вернулся, и она снова ощутила трепет сердца, и справиться с этим у нее не получалось.
Хотя Исиде всегда нравилась ее работа – учить смертных прясть, молоть зерно, использовать растения для исцеления – кое-что еще, кое-кто еще в ее жизни занимал ее мысли, отвлекая. Она часто ловила себя на том, что мечтает или смотрит на горизонт вдали, думая, где он в этот миг, думает ли он о ней так, как она о нем.
По ночам, когда Исида ложилась в постель, обернув тяжелыми крыльями тело, она ловила себя на том, что желала, чтобы вместо нежных перьев были его руки. Он часто так делал, когда они были младше. Он прижимал крылья к ее телу, когда они играли в салочки, не раня ее, но не давая сбежать, пока она не признавала, что он поймал ее. Не так давно она поймала себя на том, что вспоминает игру, но в этот раз она хотела, чтобы он поймал ее. Мысль о том, что случится потом, часто оставляла ее без дыхания, и она не могла уснуть.
Смертные мужчины часто падали к ее ногам, моля о внимании, пронося клятвы вечной любви. Некоторые даже смели касаться ее чувствительных крыльев. Но от одного ее взгляда они в страхе опускали руки.
Хотя отношения со смертными технически были позволены, Исида никогда не встречала смертных, заинтересовавших ее. И жизнь смертных была мигом для богини. Если она начнет думать о смертном, ей придется смотреть, как он стареет, страдает от болезни и стихий.
Исида думала, что привязываться к смертному жестоко. Она видела, как Сетх играет с эмоциями людей, это никогда не заканчивалось добром. Везучие тосковали по нему, ведь он пропадал годами. А те, кому не повезло… ну… она не хотела думать об этом. Сетх был… вспыльчивым. Нет. Исида всегда была такой, какой была. Богиней. А любовь богини могла довести смертного до безумия.
И хотя Исида была доброй в душе, она была и устрашающей. Выше любой смертной женщины, она возвышалась над большинством мужчин. Но ее глаза, в которых бушевала буря, и фигура могли соблазнить любого смертного. Многие пытались добиться ее, принося резные безделушки и украшения. Она принимала их как богиня, обещала присмотреть за их деревней или любимыми в обмен.
Но она никогда не поддерживала их влюбленность. И любой, кто вел себя смелее нужного, прогонялся. Женщины, служившие ей, следили, чтобы те мужчины больше к ней не приходили. Исида никогда не сообщала, что она одинока и ищет спутника, но впереди ее ждали долгие годы, и она обнаружила, что в тайных уголках сердца желала этого.
Однажды она призналась в этом своей мягкой сестре Нефтиде, ведь только та понимала ее. Нефтида не только сильно отличалась, была куда доступнее для общения, чем Исида, но они и выглядели по-разному, хоть у них и были одни родители.
Нефтида не была уродливой. Нет. Она была маленькой и тихой, незаметной, и часто сливалась с фоном. Но Нефтида оставалась богиней. Ее длинные светлые волосы развевались на ветру, как поле пшеницы, ниспадали до пят. Нежные крылья с серебряными кончиками прижимались к спине так плотно, что были едва заметны, а ее большие голубые глаза были милыми.
Рядом с ней было уютно, ее любили все. Она никогда не завидовала, не была жестокой или снисходительной. Ее младшая сестра видела добро во всех и во всем. Никто не слушал и не сочувствовал лучше Нефтиды. Для Исиды она была идеальной богиней, не дававшей проблематичным эмоциям отвлекать ее от долга, потому она была способнее, чем считала себя Исида.