— Болтушка твоя Салема! — тут же последовал ответ. — Взяла бы, да сама рассказала, раз язык без костей.
Нахмурилась, рассердилась — вот-вот убежит. Что же, вполне ожидаемо. Практиковать магию — не бутыль вина из погреба стянуть, за такое простым выговором не отделаешься. Гайяри на месте Лолии сам бы десять раз подумал, стоит ли признаваться, поэтому сейчас решил довериться первым. Взял за руки, усадил и рассказал про дневник Диатрена.
— … мы с Сали как ни старались, ничего не поняли, тут она и проговорилась, что ты можешь помочь. Помоги, а? — голос поласковее и взгляд молящий. — Поможешь — что хочешь, для тебя сделаю.
Расчет был верным — Лолия сдалась.
— Расскажу. Но как рассказать, не знаю… это как танцевать, понимаешь? Или на арфе, но не по записи, а на слух… Ладно! Покажу, так и быть. Только… не торопи, хорошо? Сейчас…
Она отошла на пару шагов в сторону, опустила руки, прикрыла глаза и замерла надолго. Гайяри не торопил, напротив, смотрел внимательно, примечал: вдруг да увидит что полезное? Вдруг поймет? Вот затуманился взгляд, словно она задумалась, потом расслабились и опустились плечи, лицо стало умиротворенным, даже легкая улыбка на губах появилась. И возник свет. Он проступил изнутри, из глубинного ее естества, сначала робко, чуть заметно, потом ярче, теплее.
И тогда Лолия подняла голову, посмотрела на верхушки деревьев, а потом взмахнула руками и словно заиграла, перебирая пальцами невидимые струны: еще миг назад был почти полный штиль, и вдруг пронесся порыв ветра. Сад тут же ответил. Подчиняясь движениям рук, закачались, зашумели ветви. Одни — лишь вздрагивали, другие — упруго прогибались, третьи — кланялись чуть не до земли. Шелест то нарастал, то стихал, выпевая мелодию, тревожную и зовущую, сорванные листья и цветы кружились, завиваясь маленькими вихрями.
Гайяри смотрел на давнюю подружку и не узнавал. Более пышная и медлительная, чем Салема, со своим вздернутым носиком и слишком полными губами, она всегда казалась ему простоватой и оттого неинтересной. Но сегодня он увидел совсем другую Лолию Мор: сильную, гордую, пахнущую грозой и магией, невозможно-красивую в свете всетворящего огня.
Представление удалось на славу! Лолия повернулась к Гайяри, глянула гордо, как победительница, и засияла еще ярче. Раз, другой, третий пропустила она колдовской ветер сквозь трепещущие кроны, разгоняя и усиливая. Деревья уже не просто качались — скрипели, и гнулись под ударами разбушевавшейся стихии, грозя в любой миг сломаться. Потоки силы, исходящей от ее пальцев так уплотнились, что казались осязаемыми, даже видимыми и от этого все больше становилось не по себе.
В какой миг ее красота из чарующей стала страшной. Когда внимание и любопытство сменилось жуткой оторопью? Гайяри не заметил. Только вдруг почуял, безошибочно, как на арене: пора остановиться! Сейчас же!.. но сказать ей об этом, предупредить — как?!.
Стоило ему так подумать — раздался сухой треск: большой старый тополь раскололся, и чуть не полкроны рухнуло вниз, сминая самшиты и решетку шпалерных роз.
Лолия сдавленно вскрикнула.
Потоки силы натянулись и лопнули, как оборванные струны, свиваясь в спираль.
Гайяри зацепило первым, оторвало от земли и швырнуло прямо на Лолию. А потом их вместе — в куст живой изгороди. Единственное, что он успел сделать — прикрыть ее своим плечом, чтобы не дать пораниться о жесткие ветви.
Не успели они опомниться от падения, как услышали:
— Госпожа! Маленькая госпожа! С вами все хорошо?
И следом топот ног по тропе.
— Садовник!.. — шепнула Лоли, дрожа от ужаса, — если он видел и расскажет отцу?!
Было чего бояться. Если расскажет — быть Лолии в Сером замке. После такого представления судья Ниараи ни за что не станет скрывать мага, пусть это и его собственная дочь. Что делать — даже и думать не пришлось. Гайяри обхватил девчонку, задирая хитон, свалил прямо в мокрую траву и, подминая под себя, впился в губы.
Кто-то протопал совсем рядом, остановился, пошумел ветками, пробубнил что-то невнятное, и только потом пошел дальше. Видел их этот кто-то или нет, Гайяри не понял, но сейчас это и неважно: если видел, у него не могло остаться сомнений, ради чего хозяйские дети сбежали в сад в такую рань. И уж точно какая-то ерунда, вроде шквального ветра или упавшей с прогнившего тополя ветки, не могла отвлечь их друг от друга.
Еще немного, чтобы наверняка… и он отпустил девчонку.
Лолия, ошеломленная и растерянная, уставилась на Гайяри круглыми глазами и только шумно дышала, не в силах вымолвить ни слова. Он сам был взволнован не меньше. Шутка ли — разбушевавшаяся стихия хватает и швыряет тебя куда попало, словно пук соломы или пустой мешок. Любой испугается.
Но только ли страх гнал вскачь его сердце? Не-ет, не меньше страха было возбуждение: никогда в жизни он не видел столь сильной магии, тем более — вот так близко. А еще сама Лолия: острый и пьянящий вкус грозы на губах, запах девичьего тела с тонкими оттенками померанца и горького миндаля, ощущение объятий… Растрепанная, в мокром помятом платье, она больше не казалась ему обычной или слишком простой, теперь он узнал совсем другую Лолию, удивительную, загадочную. И опасную! Достойную соперничества, достойную любви.
— Гайи… — наконец, отдышавшись, прошептала она, — ты же не расскажешь?..
— Нет, — отрезал он.
А потом снова притянул к себе и поцеловал уже не ради обмана или шутки, а по-настоящему, потому что захотел.
Оставив Лолию у ее крыльца, он направился к дому, но не дошел, а вернулся на поляну под грушами — успокоиться и подумать.
Да, поразмыслить было над чем. Во-первых, магия, запретный дар первородных: теперь он точно знал, что овладеть этим даром можно, сам видел. Но стоило ли? Как выяснилось, опасность магии вовсе не преувеличивали: всего лишь одна глупая девчонка могла сегодня снести дерево, а если бы не испугалась — так и не одно… И ведь она наверняка почти ничего не умеет и не знает, откуда бы ей? А он, Гайяри, без всяких осознанных практик может уделать любого соперника. Так стоит ли хотеть большего? Значит, от опытов с даром разумнее отказаться? Он откажется, точно! Прямо сейчас прокрадется к отцу и вернет дневник Диатрена туда, где ему и место.
Если только не война.
Во-вторых, Лолия: девчонка влюблена в него, это ясно. Но раньше он внимания не обращал — Лоли ему не нравилась, а мало ли девчонок, которые не нравятся, мечтают о его любви? Гайяри до них дела нет. Но теперь… теперь он узнал совсем другую Лолию. Эту другую он хотел сам, от ее любви он бы отказываться не стал.
Но не жениться же?! И не ссориться из-за этого с соседями и, что еще хуже, с сестрой?
В любом случае Лоли он не выдаст, никогда и ни за что. А любовь, война… Творяще с ними. Сегодня еще ничего не случилось, а завтра, глядишь, и все как-нибудь разрешится само собой.
*7*
Берготский посол и вся его свита человек в десять вместе с лошадьми и повозкой появилась во дворе особняка Ленов около полудня. Вещатель Орс вместе с двоими секретарями своей службы должен был встретить гостей еще за городом и принять как подобает. Айсинар не слишком интересовался, как именно подобает, просто велел приготовить гостевые комнаты и счел это достаточным. Но никак не ожидал, что посол пожелает представиться немедленно, да еще с таким напором, что не остановить. Он, конечно, гостя принял: пригласил в кабинет, прислуге велел позаботиться об угощении, но только бергот, казалось, ничего этого не заметил.
— Мне запрещаль взять мой меч! Мне, наследному принцу правитель Эссира! — возмущенно начал кричать он еще за дверями. — Оставиль без оружия мою охрана! Наглость! Это невиданный наглость и позор!
Озавиру насилу удалось его успокоить, чтобы представить:
— Светлый принц Иврес Ру-Касар, наследник правителя Эссира. Прибыл в Орбин с посольской миссией по поручению и от имени всех четырех герцогств Бергота: Эссира, Нода, Баста и Саюл…
Пока он говорил, светлый Иврес церемонно раскланивался, но стоило вещателю закончить — тут же надменно вздернул нос и принялся за свое:
— Ты, правитель Орбина, дольжен наказать свои люди за этот наглость и позор.
Бергот был уже не молод, довольно высокий, поджарый и длинноносый, с жестким ежиком коротко стриженых волос. В черно-бурой бархатной куртке, изрядно вытертой на локтях, суконных штанах и тяжелых сапогах не по погоде он больше походил на вояку-ветерана, чем на политика. Тем более странным казалось, что такой человек может обижаться и яриться как мальчишка. К тому же понять, что именно так его обидело, было непросто: чем сильнее он злился, тем заметнее становился акцент в речи. Айсинар так и не разобрался, пока Озавир не объяснил.
— Отец-избранник Высокого форума Орбина, — начал он, склонив голову с видом глубокого раскаяния, — наш высокий гость недоволен тем, что клинки его самого и его охраны опечатали на таможне. Я пытался сказать, что таков закон Орбинской республики: в стенах городов никто не носит оружия. Но, как видно, мне это не удалось. Прошу простить за оплошность. — И, отвернувшись от гостя и его свиты, одними губами прошептал: — Он притворяется.
После такой речи Айсинар едва не расхохотался. Но высмеивать посла соседней державы вряд ли было уместным. Берготская знать хоть и бедна, как поденщики, но по гонору и спеси равных им не сыскать. Не стоило портить отношения с соседями ради минутного удовольствия. Поэтому пришлось сдержаться и говорить как можно более ровно и доброжелательно:
— Светлый Иврес, тебе сказали чистую правду: в Орбине никто не носит оружия, кроме государственных блюстителей, охраняющих порядок. Смотри, — он поднялся, протянул гостю открытые руки и даже развел их в стороны, чтобы было видно, что при нем нет ни одного клинка, ни на поясе, ни в складках одежды. — Я, избранный правитель Орбина, тоже безоружен.
— Без меча есть только смерды, женщины и дети, — ответил светлый Иврес по-прежнему недовольно, но уже не так гневно, как раньше.
— Поэтому никто и не посмел отнять у тебя меч, светлый, разве не так? — Айсинар сам не заметил, когда в диалоге с послом перешел на тон, каким привык говорить с десятилетним сыном.
— Так, — буркнул он, в который уже раз хватаясь за рукоять и ощупывая сургучную нашлепку со знаком орбинской таможни на проволочной обвязке.
Айсинар кивнул: вот и хорошо, мол, что друг друга поняли. Но, как оказалось, рано.
— Но все равно: ты дольжен наказать свой слуга — он указал подбородком на вещателя, — за наш вольнение.
Айсинар глянул в его сторону, надеясь на помощь, но тот по-прежнему молчал, опустив взгляд, и помогать не спешил.
— Славнейший Орс не мой слуга, он, как и я, служит Орбину. В этом мы равны. А по… знатности рода?.. он даже выше. Я не могу его наказать.
— Не можешь? — принц Иврес недоверчиво смерил взглядом сначала одного, потом второго. — А кто может?
— Закон.
— Закон? — он как будто задумался.
— Закон превыше всего и все равны перед законом, — твердо повторил Айсинар на всякий случай и тут же, превращаясь в радушного хозяина, предложил: — Но о законах мы еще успеем поговорить, а сейчас прошу, будьте гостями под кровом моего дома. Ты и твои люди, наверное, голодны с дороги? Или желаете смыть с себя пыль?..
Но посол принять приглашение не спешил, он словно все еще обдумывал историю о законе и оружии.
— В Эссире герцог — закон. Когда я буду герцог, я буду закон. А в Орбин, значит, нет правитель? Ты — не правитель, я не могу быть гость в доме того, чей род ниже, чем я. Не достоин. Говорить будем завтра.
И, развернувшись, вышел. Его свита — следом.
Айсинар, следует признать, разбирался в берготских обычаях не лучше, чем принц Иврес в законах Орбина. Вся эта ситуация поставила его в тупик своей нелепостью. Зачем было врываться на прием? Посол даже верительных писем не вручил… да что там! Айсинар и разглядеть-то его как следует не успел.
Хорошо, хоть Орс спохватился вовремя.
— Вы, оба, — приказал он своим помощникам, — догоните гостей и проводите в «Щедрую лозу». Предупредите хозяина, чтобы дал им лучшие комнаты и обслужил, как полагается. Если вдруг они сами платить откажутся — пусть не беспокоится, оплачу я. И ни на шаг, слышите? Ни на миг от посла не отлучайтесь.
— И что же нужно этому эссирскому наследнику? — спросил Айсинар, когда берготская делегация удалилась.
Озавир неопределенно пожал плечами, но все же ответил:
— Узнаем. Попробует продать союз с Берготом в войне, насколько я понял…
— А нам нужен союз с Берготом? — Айсинар за этот союз и тертого элу бы не дал. Еще одно варварское племя — только лишняя забота.
— Нужен, — Озавир глянул ему в глаза, — Нужен, славнейший избранник! Нам любой союз будет не лишним. Но вернее всего этот светлый принц приехал шпионить.
— Шпионить?.. — Айсинару опять стало смешно. — Ума не хватит. Судя по поведению, его немного.
Орс согласно кивнул и тоже улыбнулся. А потом вдруг спросил неожиданно:
— Не слишком-то приятно мы выглядим со стороны, верно? — и пояснил тут же: — Он вел себя точно так же, как мы обычно: заносчиво, нагло, не считаясь с чужими нравами и законами.
Об этом Айсинар не подумал. А если подумать… что ж, наверное, Озавир прав: бергот просто отсыпал орбинитам их же пайров. Пришлось согласиться:
— Да, неприятно. Но у нас хоть причины есть.
— Правда? — теперь славнейший Орс смеялся уже в открытую. — И какие же?
Интересно, что в этих общеизвестных вещах так его развеселило? Айсинар пожал плечами.
— Мы древнее, умнее, более культурны и лучше образованы.
— Древнее — да, но и только. Высокая культура, знания, образование — все это наследие предков. Все создали они, не мы. А мы? Только разбазарили и довели до упадка. Так чем же мы так кичимся? Древностью?
Вон как вывернул… послушать Озавира Орса, так Орбину и гордиться нечем: только лень и заносчивость на развалинах древнего величия. Айсинар был не согласен. Хотелось возразить, но никак не приходило в голову — чем?
Озавир не стал ждать, пока он придумает
— Ты только шуту этому берготскому не поддавайся, — напутствовал он, уходя, — И не верь: он лжет, испытывает нас, на зуб пробует…
— Не обломал бы зубы-то.
И про себя добавил: «Позор мне и Орбину, если не обломает…»
Верительные письма принц Иврес принес на следующий день. Пришел с утра пораньше с охраной в пять человек, даром что мечи в ножнах опечатаны. Охрану оставил во дворе, а сам уселся в приемной — ждать официальной встречи.
Но Айсинар уже успел уехать на стекловарню, потом — на строительство новой ветки водопровода, потом еще куда-то, так до ночи и не вернулся. Бергот напрасно просидел в приемной и ушел уже затемно, отчаявшись дождаться избранника. Нет, никто его не обидел, принимали радушно, кормили и поили, даже пытались развлечь чтением или скрасить ожидание беседой, так что сердиться ему было совершенно не на что. Мало ли какие дела могли задержать избранника Форума? Ивресу ничего другого не оставалось, как явиться на следующее утро.
На третий день Айсинар не стал морить посла ожиданием в приемной, сразу же пригласил в кабинет, забрал письма, но даже печати не сломал — бросил в кучу других документов. Если светлый принц Иврес рассчитывал заняться наконец настоящим делом, рассказать, что привело его в Орбин и чего ждут от его визита все четыре берготских герцога, то пусть останется при своих желаниях и расчетах. У Айсинара были совсем другие намерения.
— Бумаги подождут. Лучше скажи, светлый принц Иврес, любишь ли ты поединки? А про Весенние игры слышал?
Оказалось, слышал, знает и всегда мечтал побывать. Что же, только это и было нужно.
— Сегодня на арене сражается лучший мечник Орбина, я ни за что не пропущу этот бой. Не хочешь ли присоединиться? Вас тоже приглашаю, — кивнул он охране и двоим молодым вещателям, которые, в точности выполняя указания Озавира, ходили за послом как приклеенные. — На трибунах всем места хватит.
В этот день Айсинар явился на игры в большой компании. Он был весел, азартен и даже не притворялся: пусть и берготские шпионы тоже посмотрят, каков с клинками Гайяри Вейз. Самого посла он пригласил на трибуну патриархов, а охранники и помощники Озавира нашли себе места выше, среди простых горожан и семинаристов. Только одного Иврес оставил при себе — ничем особым не примечательного парня лет тридцати, спокойного и незаметного.