— Дапрокк? — транслировал Тей в спектре, неслышном для воксов Адептус и основного манифольда. — Директивы практичности превыше догматов чистоты. Пожалуйста, уделите внимание тому, что они говорят. Пусть Адджи прекратит работу над интерпретацией и заглушит сигнал. Я хочу, чтобы он стал неразборчивым. Я хочу, чтобы он был испорчен до неузнаваемости и больше. Проглотите свою проклятую гордость и сделайте это.
Дапрокк не пошевелился, не отвел взгляда от сестры и ее шатающегося, полубессознательного спутника. Но Тей услышал/почувствовал вспышку кода, которая вышла из спинальной антенны техновидца и разошлась по манифольду. Долю секунды спустя пришел ответ трансмеханика Адджи.
«Наконец-то», — подумал он и невольно повернулся к огромному темному шпилю Наследного Короля, что нависал над ним и над его маленьким, слабоосвещенным кладбищем на фоне темнеющего неба Ашека.
XII
Минуло четыре дня, и кладбище угрюмо покоилось в густом сумраке посреди белого дня.
«Рамош Инкалькулят» уже не был едва различимой точкой высоко в небесах — он навис над головами давящей, неподвижной массой металла и камня. Мхорок Тобин ответил на призыв Тея, и, соответственно своему прозвищу, «Могильный камень» спустился и застыл над кладбищем, заменив ему небо.
Исчез серый, подернутый облаками простор пустынных небес. Теперь весь его занимал гигантский подъемник, что закрыл собой бледный свет ашекийского солнца, проникавший на кладбище лишь в первый и последний часы дня. Теперь, когда брюшные пластины разошлись, и громадная пещера ковчежного ангара была открыта, она выглядела как потолок храма с высокими арками и крестовидными сводами, а внутреннее освещение мерцало, словно лампады. Только потом, когда наблюдатель задумывался над тем, что увидел, или улавливал краем глаза что-то поближе, он осознавал перспективу, и тогда размер «Могильного камня» ударял по разуму с силой молота. Этот просторный сводчатый храм висел в полутора километрах над головой. Эти элегантные ажурные узоры, едва видимые под темной крышей, были подъемниками и кранами, способными с силой оторвать от земли титана, и наборами инструментов, которые могли разрезать его на куски. Высокий потолок, который как будто изгибался аркой над полным благовоний нефом, на самом деле мог бы незаметно для себя поглотить целый собор, если бы корабль опустился на землю, а потом поглотить еще с полдюжины.
Окулярный череп поднимался в воздух к этому громадному пространству на гудящей суспензорной подушке, немного трясясь от легких колебаний атмосферы. Яркое серебро его инкрустации и аугметики потускнело от тени «Рамош Инкалькулят» и вездесущей ашекийской пыли. Когда он оказался настолько высоко, что с земли выглядел менее чем пылинка (и все равно еще не прошел и трети пути до «Могильного камня»), то остановился, завис и повернулся отполированным и лакированным лицом вниз, к кладбищу.
Где-то там, посреди всех этих разбитых машин, тело магоса Тея шагало в полуавтоматическом режиме, а техновидец Дапрокк волочился позади него. Довольно приличная часть чувств и сознания магоса Тея перешла по безопасному туннелю манифольда, проложенному «Могильным камнем», наверх, в череп, и теперь размещалась там.
Галхолин Тей уже больше века занимался своим делом, довольно странным для Адептус Механикус, и никогда прежде не видел зрелища, подобного тому, на что сейчас взирал глазами черепа. Если на то будет воля Омниссии, он будет заниматься им еще век или другой, и все равно изумится, если увидит что-то подобное снова.
Череп поворачивался в воздухе, тихо щелкая оптикой.
Кладбище не имело никакого торжественно-мрачного порядка, подразумеваемого этим словом. Оно походило на рой насекомых, или корявый нарост отвратительного грибка цвета ржавчины, или на видимый с большой высоты громадный холм мусора, какие скапливались вокруг имперских городов и подножий ульев, но затмевало все сравнения, которые пытался придумать Тей. Оно было вещью в себе.
Оно было фрагментами, и панцирями, и остовами, и обломками. Здесь имелись километровые участки, где «машины скорби» стояли упорядоченными рядами, а их отломанные куски были сложены друг на друга рядом с ними, но гораздо больше было мест, куда их просто стащили и бросили — накренившиеся горы металлических тел, кучи стальных поршневых конечностей, оторванные турели, наваленные курганами, словно черепа рядом с пуниторием Арбитрес, фрагменты и ленты танковых гусениц, лежавшие бугристыми холмами среди парада покосившихся машин. Между горами мертвого металла вились узкие тропы. Они были широкими дорогами снаружи, там, куда все еще свозили с равнин новые механические трупы, но потом съеживались до крошечных пыльных ниток, едва протискивающихся между шаткими грудами разбитых боевых машин, наваленных в три человеческих роста.
Кладбище было сегментированными телами поршневых «Гробовых червей», что валялись перекрученными, с зияющими разбитыми кокпитами. Оно было «Колесами свежевания», которые пьяно опирались друг на друга, покрытые оспинами от лазерного огня и измятые макроснарядами или ударами ног титанов, но шипы на их боках оставались острыми, как мясницкие крючья. Оно было омерзительными зубчатыми телами «Висельных пауков», что лежали среди груд собственных отстреленных ног. Оно было целыми эскадронами лягушкообразных «Пастей мучений», стиснутых в смерти плечом к плечу со злобными приземистыми фигурами «Смертонавтов». Оно было уродливыми кучами «Моровых шаров», тошнотворных, как гниющие плоды, и вагонами «Неболомов», что лежали изломанными линиями, будто змеи, раздавленные колесом грузовика. Кладбище было зловещими, тяжелыми силуэтами четырех Каменных Королей. Чудовищные тени, которые они отбрасывали на небо, наполняли сердце холодом даже теперь, когда они были мертвы, выпотрошены и сами накрыты тенью «Могильного камня».
Кладбище было всем этим и больше: убийственными шипами, торчащими во все стороны, режущими конечностями, раскинутыми под нелепыми углами, волоконными кнутами, готовыми дрогнуть, ожить и срезать последний кусок имперской плоти с неосторожного рабочего. Кладбище было памятником смертоносным машинам Асфоделя и смерти, которую в свою очередь принес им Легио Темпеста. Для Имперской Гвардии кладбище было способом куда-то согнать и избавиться от призраков, которые рычали в их кошмарах. Для магосов, которые прибыли на Ашек II после имперской победы, кладбище было вызовом, брошенным в лицо Механикус. Для Галхолина Тея кладбище было загадкой.
Кладбище было…
Череп снизился на десяток метров, и его суспензоры зашипели, тормозя и поворачивая.
Кладбище было выстрелами, и криками, и воплями, и бегущими фигурами…
XIII
— Магос?
— Это определенно одна из точек ретрансляции стрекочущего кода, — сказал Тей. Он смотрел на троицу «Шагающих танков», грубо наваленных друг на друга. Их ноги были наполовину вытянуты, и в пространстве под ними размещались беспорядочно набросанные, пробитые и смятые обломки кто знает откуда.
(Где-то в системах Тея работал субпроцесс, что каталогизировал все фрагменты и сравнивал их с известными моделями машин и другими обломками, зафиксированными его постоянным подсознательным сканированием кладбища вокруг. Тею нравилось быть тем самым «кем» из фразы «кто знает откуда»).
— Магос?
— Посмотрите на вершину самого верхнего танка, где разорвало кабину, — сказал Тей, указывая на это место. Он удлинил указующую руку где-то на метр для пущего эффекта. — В пустоте внутри было сделано, за неимением лучшего термина, гнездо. Кто-то установил там тарелку приемопередатчика. Это точно совпадает с вашими тригонометрическими расчетами, Адджи. Подтверждение? Мнение?
— Магос! — снова окликнул Дапрокк тройным голосом: вокализацией, бинарным кодом и резким электромагнитным визгом на тревожной частоте.
— Сомневаюсь, что они доберутся до нас, техновидец, — ответил Тей, не отрывая взгляд от маленькой закамуфлированной станции. — И шансы того, что они доберутся и умудрятся нанести хоть сколько-то значимый вред кому-либо из нас, достаточно низки, так что я полагаю, тратить время на эту проблему бесполезно. Пожалуйста, посмотрите на гнездо. Вам требуется визуальная информация от какого-либо из привязанных ко мне черепов?
Еще два из них порхали у вершины кучи, ощупывая ее сканерными лучами и передавая Тею мозаичное изображение хитро упрятанного поста ретрансляции, который использовали погибшие ашекийцы.
В этот миг Дапрокка интересовали не столько мертвые партизаны, сколько живые. Звуки охоты уже были настолько близки, что он слышал их, даже если бы настроил свой слух на чувствительность обычного человеческого уровня. Стены из обломков вокруг приглушали звук, и техновидец не мог сказать, насколько быстро погоня приближалась к ним. Были ли они ее целью? Этот унизительный рейд на кладбище случился почти сразу после того, как магос Тей прибыл на Ашек II, не может же это быть просто совпадением? Он бросил взгляд на «Могильный камень», образовавший пещерный потолок вместо неба, но ощущение защиты Бога-Машины, на которое он надеялся, так и не появилось.
Магос Тей не осматривался. Его странный маленький сервитор не дернул и мускулом, а просто стоял, согнувшись под весом инфокатушки. Как Тей мог просто игнорировать идущий бой? Кортикальные улучшения Дапрокка не были настроены на военный анализ или тактические расчеты. Его прислали сюда надзирать за ритуальной разборкой и утилизацией орды сломанных «машин скорби», что усеивали пустыни и лежали грудами вокруг подножий «камней». Когда он приехал сюда, то думал, что война окончена. К этому его не готовили. Он почувствовал острый укол зависти к трансмеханику Адджи, что сидела в сердце своей сети манифольда там, в храме-зиккурате и не обязана была лично сопровождать Тея.
— Подтверждаю, магос Тей, — ответила она по высоким линиям манифольда. И она, и Тей пользовались шифровыми протоколами, которые придавали ее передачам неприятный оттенок, отдававшийся скрежетом в чувствах Дапрокка, но не могло быть никаких разговоров о коммуникациях без подобных мер безопасности, пока не будет решена загадка того происшествия четырехдневной давности. Партизанский рейд был тщательно спланирован и проведен умело и дерзко, и все же это была самоубийственная миссия, которая обошлась им в троих способных лидеров и две дюжины бойцов. И все это лишь для того, чтобы послать бессмысленный код между тремя разбитыми боевыми машинами? Даже столь монументальными, как Каменные Короли?
Недалеко снова послышалась стрельба, и спинальные гироскопы Дапрокка зажужжали — таков был его эквивалент вздрагивания — когда срикошетившая пуля выбила высокую металлическую ноту из какого-то куска мусора, который находился слишком уж близко для него.
— Это сделано не вражескими силами, — говорил тем временем Тей. — Ни один из элементов не совпадает с тем, что разработал Асфодель для своих собственных машин. Это краденое имперское оборудование. Даже не подобранное на поле боя. Не военная модель. Посмотрите.
Точка общего доступа замерцала Дапрокку и Адджи сквозь манифольд. Ухватившись за нее, они увидели вид сверху вниз на массивный ящик передатчика, предназначенного для ношения на плече, втиснутый в кабину одного из танков. Он был больше и примитивнее, чем элегантные храмовые машины Адджи, но Тей был прав. Определенно, имперский. Все они, к их общему отвращению, видели уродливые шрамы на передней части ящика, где штыком сточили чеканные надписи Механикус. Тяжелое литье на верхней части ящика было помято и частично оплавлено — видимо, оттуда что-то отломали.
Через миг после того, как Дапрокк это заметил, изображение изменилось. Тей обвел отбитую часть красной рамкой для большей заметности и наложил на нее быстрый набросок того, что там находилось до того, как это украли партизаны.
— Золотая аквила, — сказал магос с удовлетворением, которое Дапрокку совершенно не хотелось разделять. — Это нам кое о чем говорит.
И вот тогда по манифольду прошла рябь — трансляция, у которой не было точного органического аналога. Гневный вопль, ликующий крик, красное марево в глазах, волна дерганого, насыщенного адреналином возбуждения, проходящая сквозь живот и поднимающаяся по позвоночнику. Кодированный клич скитария, идущего в бой.
XIV
Сервочереп повернулся лицом к земле и рухнул как камень. Его слуховые сенсоры были слишком грубы, чтобы уловить выстрелы на таком расстоянии, да еще сквозь шум ветра. Но глаза обладали потрясающим зрением — их создали по самым сложным шаблонам, какими только располагала его родная кузня — и без проблем различили клубы пыли из-под бегущих ног, дульные вспышки, мелькающие размытые пятна инфракрасного излучения от лазерных лучей, раскаляющих воздух.
Череп снова включил суспензорное поле, замедлил падение и изменил траекторию, устремившись к месту пересечения трех троп, вьющихся между кучами старых боевых машин. По одной дорожке скачками мчалось красно-бирюзовое пятно — штандарт на спине бегущего скитария. Что-то шевелилось и лязгало в закоулке меж двух разбитых танковых корпусов, между двумя другими тропами — его добыча, мужчина и женщина, что забились в свои укрытия и целились в приближающегося врага. Тропа за спиной скитария была усеяна трупами, укрытыми саванами из серого тряпья и серой пыли.
Череп резко затормозил, по-прежнему глядя вниз, и завис в десятке метров над тропой. Скитарий, чьи органические торс и голова бугрились мышцами, закутанными в флак-ткань, скакал на изогнутых назад аугметических ногах из амортизированной стали и сжимал в обеих руках по короткому, но смертоносно тяжелому гладию. Второй воин Механикус, следующий за ним, поднял короткоствольный гранатомет на дорсальном дендрите, напоминающем скорпионий хвост, и метнул поверх головы своего товарища светошумовой снаряд. Выстрел автоматически послал предупреждение в локальный манифольд, и череп на миг снизил оптическую чувствительность, а под ним вспыхнула бело-голубая сверхновая.
(И все равно свет был таким ярким, что даже на расстоянии десяти метров, отделенный кучей мусора и дорожкой, Галхолин Тей пробормотал: «Вот это мощь», наблюдая за вспышкой глазами сервочерепа. В это время его инфопотоки анализировали спектр света, и мимо него проносились нити данных о строении гранаты и ее происхождении, характеристики гранатомета, ссылки на тактические трактаты о сенсорном вооружении, профили скитариев, известных подвигами в рукопашной, и многое другое).
Первый скитарий не замедлил шаг: его глаза захлопнулись от ноэтического предупреждения, и он рассчитал свой бросок к намеченным целям исключительно по ментальной карте, сделанной за миг до фотонной вспышки. Он был хорош в своем деле. К тому времени, как оптическая связь черепа с магосом Теем возобновилась, она показывала дергающиеся и истекающие кровью тела двоих партизан. Убийца поднял их в воздух на клинках, пронзивших каждого сквозь грудину.
Этот жест был частично театральной жестокостью, частично тактическим приемом. Тела приняли на себя большую часть автоганной очереди, выпущенной третьим партизаном — невысоким человечком с темными волосами, который прижался к стене из мусора в четырех метрах от скитария — а остальные пули остановила флак-ткань. Скитарий с ревом раскинул руки, расшвырял в стороны трупы, заполнил собой проход, и это зрелище приковало последнего стрелка к месту. Он дрожал, сжимая в потных руках автоган и даже не пытаясь его перезарядить, пока вторая граната — реактивный взрывчатый снаряд — не попала в цель и завершила дело.
К тому времени, как эхо взрыва затихло вдали, череп встроился в манифольд кладбища, и оба скитария подняли головы, заметив его своими машинными чувствами. У одного было неприкрытое человеческое лицо, оскаленное и налитое кровью, у другого — кожаная маска с намалеванными на ней молотом и шестеренкой. Долгий миг они пристально смотрели на сервочереп, затем система распознавания союзника преодолела боевые настройки, и оба воина коротко отсалютовали ему, а затем повернулись и побежали прочь.
Сервочереп Тея снова вышел из манифольда и начал взбираться обратно на большую высоту, оставив своего хозяина и его дурное настроение на земле.
XV
— Я должен был действовать быстрее, — вслух вокализировал Тей Бочонку, не особо заботясь о том, слышит его Дапрокк или нет. — Не катаклизм, конечно, но все-таки. Попасть врасплох из-за таких событий. Не подобает.