Нарцисса не смогла подавить улыбку и опустила ресницы.
— А еще он очень сильный волшебник и никогда, ни за что не даст тебя в обиду. Что бы там ни говорила Белла, но семья для него всегда на первом месте. Когда мне было тринадцать, меня исключили из Дурмстранга, — она недовольно поморщилась. — Неважно, за что. В общем, меня выперли и я поехала домой. Мне-то было наплевать, я терпеть не могла этот гребанный Дурмстранг, но родители были в бешенстве. Они наказали меня, — Роксана горько усмехнулась. — Блядь, очень сильно. Намного сильнее, чем стоило бы, если бы я действительно была виновата.
Нарцисса удивленно распахнула глаза.
Странно было слышать такие слова из уст такой маленькой и миловидной девочки.
— Люциус стоял в стороне и смотрел, как меня наказывают. Я думала, что никогда его не прощу и вообще убегу из дома к чертям собачьим, как только все заснут, — Роксана вдруг улыбнулась. — Он тайком принес мне в комнату горячий шоколад и целую тарелку маффинов, хотя знал, что мама запрещает мне есть сладкое, боится, что я растолстею, и сынок какой-нибудь богатой шлюхи не захочет на мне жениться, — она фыркнула.
Нарцисса открыла было рот, но снова не успела вклиниться в поток речи.
— Он сидел у меня в комнате всю ночь и читал, а на следующий день увез меня в Сан-Себастьян, подальше от маминых глаз. В то время Люциус как раз посещал Шармбатон по делам Попечительского Совета и заодно показал мне школу, — Роксана уронила руку на колено, закатив глаза. — Мерлинова мать, если бы ты знала, как там красиво! Белые колонны, виноградник, фонтаны из вина и оливкового масла, музы. И снег сладкий, — она смешно выпучила глаза, поймав взгляд Нарциссы. — Люциус сказал, что если я хочу, то могу остаться учиться там и не возвращаться домой. Я осталась в Шармбатоне до лета, а он навещал меня каждую неделю, а на Рождество отвез к нашей бабушке в Швейцарию. Он — отличный брат. И я уверена, будет неплохим папашей, когда-нибудь. А в том, что он охуенный любовник я не сомневаюсь, хотя он мой брат и мне не хочется об этом думать.
Нарцисса легонько улыбнулась, поднимая на нее взгляд.
— Но это вовсе не значит, что ты мне нравишься, — спохватилась Роксана, встретившись с ней взглядом. — Просто... если бы ты только знала, сколько девушек мечтало оказаться на твоем месте, то не ревела бы сейчас, как идиотка, а плясала от счастья, что отхватила тако...
Дверь вдруг распахнулась.
Нарцисса резко выпрямила спину, а Роксана вскочила с быльца, как ужаленная.
Эдвин Малфой, в великолепном кремовом платье, очень похожем на платье Нарциссы, но более строгом, паре черных шелковых перчаток выше локтя и с черным соболем на плечах, вплыла в комнату, раскинув по воздуху тончайший шлейф терпких духов. Маленькие глаза мерцали на ухоженном гладком лице, как два бриллианта, кремовые волосы были так тщательно зачесаны, что можно было подумать, будто она совсем лысая — до тех пор, пока Эдвин не поворачивала свою изящную головку на тонкой шее, и не обнаруживался массивный пучок, обтянутый искрящейся бриллиантовой сеткой. Благоухающая, белоснежная и хрупкая, она была скорее похожа на диковинный цветок, чем на живую женщину.
— Мама?!..
— Нарцисса, тебя все ждут, — холодно проговорила Эдвин, придерживая своей красивой рукой тяжелую дверь. Ее слова гладко перетекали одно в другое, как ручей, проталкивающий себе путь среди прозрачных камушков. — Ступай в соседние покои, тебя приведут в порядок.
Нарцисса молча поднялась на ноги и в одиночестве покинула комнату.
Эдвин подождала, пока за ней закроется дверь, и наконец обратила внимание на дочь.
Повисла нехорошая тишина.
— Кто разрешил тебе выйти из комнаты? — наконец спокойно спросила Эдвин, равнодушно глядя на нее.
— И вам привет, маменька, — колко ответила Роксана, скрещивая на груди руки. — Раз уж вы не интересуетесь, скажу сама: я жива-здорова, чувствую себя хорошо, доехала нормально, и тоже очень рада вас видеть.
— Я спрашиваю, кто тебе разрешил?!
— Сама себе разрешила! — перекричала ее Роксана, не решаясь, однако, шевельнуться под холодным жестким взглядом.
Последний раз они виделись почти полгода назад, и тогда Эдвин была чем-то сильно занята и всего раз повидалась с дочерью.
И сейчас смотрела на нее через силу.
Роксана проглотила колючий комок в горле.
— Немедленно иди к себе, — похоже, Эдвин решила не тратить на нее время и отворила дверь, чтобы последовать за Нарциссой. В комнату невесомой струйкой вплыла праздничная музыка. — Поговорим завтра, — она повернулась, чтобы уйти.
— Я хочу быть на свадьбе! — выпалила Роксана.
Эдвин резко остановилась — даже горностай на ее плечах выглядел удивленным, когда она медленно обернулась к дочери и прикрыла дверь.
— С какой, интересно, стати? — шелковым голосом осведомилась Эдвин. — Столько времени тебе было наплевать на свою семью, а теперь ты хочешь как ни в чем ни бывало втереться в наш успех?
От такого лицемерия у девушки даже дыхание перехватило.
— Наплевать?! — вспыхнула Роксана. — Черт возьми, да ты сама не писала мне несколько месяцев, мама!
— И что же?
Гневные слова, готовые вот-вот сорваться с губ, растворились в этих ледяных словах. Роксана уже и забыла, какая Эдвин холодная и жестокая.
— Я хочу быть на свадьбе! — повторила она и, к своему ужасу, почувствовала, как на глазах выступили слезы. Не хватало еще расплакаться. — Люциус...
— Я запрещаю тебе появляться внизу.
Вот и все.
Без каких-либо объяснений.
Так захлопывают дверь у человека перед носом. Коротко и твердо. Кричи, не кричи...
От злости Роксана даже забыла, что хотела сказать.
— Да что я такого нахрен сделала?! — наконец крикнула она, беспомощно разведя руки. — Что, раз ты меня даже выслушать не хочешь?! — страшно захотелось топнуть ногой.
— Что ты такого сделала? — вкрадчивым голосом переспросила Эдвин, отпуская дверную ручку и подступая к дочери. — Ты опозорила нашу семью в Норвегии. Ты сбежала с собственной помолвки. Ты обозвала младшего Влада Цепеша... — повторить крепкое словечко она так и не смогла, — ... кровососом, причем на торжественном приеме в его собственном замке, — сливочные щеки покрыл едва заметный румянец. С каждым новым обвинением она подступала все ближе. — Ты уже дважды применяла магию без позволения. Ты разговариваешь как какое-то отребье. Ты ведешь себя... не как женщина, не то что молодая Малфой! Ты открыто общаешься с грязнокровками, — женщина понизила голос и сделала резкий жест рукой, отчего голова соболя соскользнула с ее плеча, и на Роксану уставились стеклянные глазки зверька. Казалось, что даже он ее не одобрял, хотя вообще был давно мертв и болтался на руках у стареющей аристократки. — Не смей спрашивать меня о том, что ты такого натворила! — Эдвин вдруг схватила ее за тонкое голое предплечье и толкнула к двери. — Марш к себе в комнату, и чтобы ни звука!
— Мама!
— Все наши гости уверены, что ты сейчас во Франции! Как мне прикажешь объяснить твое возвращение?
— Попробуй сказать им, что я тоже здесь живу!
— Молчать! Не заставляй меня... — Эдвин опустила глаза и наконец заметила наряд дочери. Что-то дрогнуло в ее прекрасном лице, взгляд голубых глаз провалился. Роксана невольно отступила назад, но мать вдруг схватила ее за локоть и дернула на себя.
«Останутся синяки», — подумала девочка.
— Это еще что такое? Что за вид?! Где ты взяла эту дрянь? — она схватила черный невесомый шифон в кулак, и Роксана испугалась, что она сейчас его порвет, но Эдвин разжала руку.
— Купила, — храбро заявила девушка. — Ты, наверное, не заметила, но за несколько лет я выросла из своих старых платьев!
— Ты потратила наши деньги на... на магловские тряпки?!
— Эти тряпки сшиты известным ди...
Эхо пощечины разлетелось по комнате.
Роксана схватилась за ушибленную щеку, смаргивая невольно выступившие слезы, и в ужасе увидела, как из ридикюля на локте матери вылетела волшебная палочка.
— Мама...
— Я говорила тебе, что сделаю, если увижу их на тебе еще раз?
— Я прошу тебя...
— Диффиндо!
— Мама!
Роксана вскрикнула, почувствовав, как лезвие режущего заклинания проходит в миллиметре от кожи. Ткань треснула, и тугой лиф платья скользнул вниз. Роксана подхватила его свободной рукой, не переставая умолять мать не делать этого, но, невзирая на мольбы дочери и ее попытки высвободиться, Эдвин с силой махала палочкой так, словно у нее в руке была сабля или кнут. Роксана кричала, плакала и ругалась, но роскошное черное платье, усеянное сияющими алмазиками, уже жалкими лоскутками опало на пол вокруг ее ног, и его было не вернуть, а сама девушка осталась стоять посреди комнаты в одном белье, вздрагивая от страха, и с алым пятном на щеке.
— Истинная Малфой не позволит себе явиться на свадьбу старшего брата в маггловских тряпках. А также не позволит своей дочери явиться в них, — сказала Эдвин, бережно пряча палочку в ридикюль. — А теперь ступай. И чтобы я не слышала ни звука. Тобби!
Раздался хлопок, и в комнате появился согнувшийся от старости эльф в куске старой бархатной гардины с золотой кисточкой на плече. Он был почти совсем лысым, только за ушами пучками росли пушистые пепельные волосы, почти такие же белые, как у хозяйки и ее дочери. При виде Эдвин он тут же склонился чуть ли не до пола и так и замер.
— Что желает моя госпожа?
— Проводи мисс Малфой в ее покои, она очень устала, — твердо сказала Эдвин. — И проследи, чтобы она не покидала их до самого утра, — женщина распахнула дверь, впуская в комнату голоса гостей, доносящиеся с первого этажа. — А если попытается уйти — немедленно сообщи мне, — эльф еще раз поклонился и она вышла.
Услышав долгожданное посапывание, Роксана тихонько повернула дверную ручку и выглянула в щелку.
Все, что она смогла увидеть — это коротенькие ноги эльфа, по-детски свисающие со слишком высокого для него стула, и длинный нос. Услышав скрип двери, эльф недовольно всхрапнул, промямлил что-то и снова захрапел.
Девушка аккуратно потянула дверь на себя и на цыпочках пробежала к раскрытому рюкзаку, который лежал на ее постели.
На тумбочке рядом лежало письмо, которое она получила примерно пятнадцать минут назад.
«Привет, киса!
Я — просто дерьмо. И мне стыдно. То есть нам всем. Потому что мы все — дерьмо. Но стыдно нам не поэтому.
Если что, тот мудак все-таки остался жив, так что мы не при делах. Прости, что так долго не отвечал на твои письма. Ты, наверное, слыхала, что мы с ребятами теперь охрененно круты. Одна богатая благодетельная задница выписала нам чек на кругленькую сумму. Не знаю, с какого черта. :D Короче, детка, второго числа мы с парнями даем маленький концертик в Каледонском лесу, может, слыхала или видела наши афиши? Там еще всякая муть про событие века и бла-бла-бла... хрень, в общем.
Зачем я тебе об этом пишу? Я не забыл, что это из-за нас тебя выперли из Дурмстранга (хотя эта школа — полный отстой, но все равно). Я возвращаю тебе долг и присылаю билетик. Сейчас ты их уже хрен где достанешь, так что пляши, киса. Будет отличная тусовка. Я знаю, о чем ты думаешь. Расцелуешь меня после. Буду ждать тебя под сценой. Донаган»
Комната Роксаны напоминала музей: огромное воздушное пространство, голубые и сливочные тона, потолок в лепнине, тяжелые шторы в пол и зеркальный светлый паркет, по которому можно было бы кататься на коньках, как по льду, если бы не ковер размером с лесную полянку, высокие лазурные стены, огромные картины в тяжелых рамах, всюду хрупкие столики со всякой ценной чушью, в виде тоненьких фарфоровых волшебниц, хрустальных гиппогрифов и яиц феникса, инкрустированных драгоценными камнями.
Всё это было до тошноты роскошно и помпезно и было бы совершенно непригодно для жизни, если пребывание Роксаны, пускай и нечастое, не оставило на комнате свой, особенный след.
Подобно птицам, вырвавшимся из клетки, магловские книги занимали все горизонтальные поверхности в комнате. Казалось, что они вот-вот все вместе снимутся с места и стаей упорхнут в широко распахнутое окно. Фавориты с оторванными обложками и разорванными корешками лежали под кроватью, подальше от чужих глаз. Вперемешку с книгами повсюду валялись музыкальные пластинки, безликие черные кассеты, некоторые с безнадежно выпущенной лентой и одежда. Одежды было столько, что можно было подумать, будто гигантский платяной шкаф, стоящий за расписной китайской ширмой, стошнило, и его содержимое, вырвавшись из деревянного чрева, облепило всю комнату, повиснув на светильниках и статуях.
Кстати о них.
Не так давно Роксана выяснила, что статуи, украшающие ее комнату, докладывали матери, чем её дочь занимается в течение дня, после чего Роксана в лучшем случае целыми днями сидела под домашним арестом, а в худшем — смотрела, как горят в камине её книги и пластинки. Поэтому сейчас мраморные предатели были обезоружены и должным образом осквернены: благородный лик девы Морганы ле Фэй закрывала мохнатая дурмстрангская мантия, на особенно исполнительного Этельреда Вспыльчивого Роксана намотала вязаный шарф, который тот время от времени недоуменно ощупывал каменной рукой, Лаверна де Монморанси, двуликая фаворитка французского короля, словно в насмешку занимавшая место рядом с туалетным столиком, была занавешена чудовищным синим свитером с русалкой, который Роксане тысячу лет назад связала бабушка Малфой, а на умные глаза Герпина Злобного, чей бюст возвышался прямо рядом с кроватью, был надет кружевной черный бюстгальтер.
Кроме этого, между картинами с изображением предков и видных деятелей магии, пестрели глянцевые плакаты с логотипами многочисленных магловских рок-групп, а над кроватью был натянут стяг “Диких сестричек” — самой отвязной и самой запрещенной в чистокровном обществе рок-группы, чей солист, Мирон Вогтейл и был причиной тому, что сейчас бардак в комнате Роксаны Малфой достиг своего предела.
Времени было мало. В любой момент в комнату могла нагрянуть мать и обрадовать её каким-нибудь наказанием, которое пришло к ней между третьим и шестым бокалом вина. Паникуя, Роксана спешно натянула свою любимую, чёрную футболку с логотипом “The Beatles”, поверх неё — теплую, серую спортивную толстовку, впрыгнула в рваные джинсы с металлическим ремнем, схватила с тумбочки разноцветный флаер и письмо, сложила их вчетверо и, секунду поколебавшись, засунула под резинку лифчика.
Застегнув толстовку и заправив под шапку длинные волосы, она с удовольствием повертелась перед зеркалом. Да, так даже не понятно, девушка она или парень. Идеальная маскировка.
Она вернулась к перевернутой постели — в поисках собственного же тайника с магловскими деньгами пришлось перерыть все ящики в шкафу и вспороть гигантский матрас.
На куче смятого шелкового белья лежал старый холщевый рюкзак с разинутым ртом, в который Роксана то и дело бросала какую-нибудь нужную в дороге вещь. Рядом с ним, на подушке лежал громоздкий волшебный плеер, доставшийся Роксане при очень странных и довольно глупых обстоятельствах. Когда она полезла под кровать в поисках запропастившихся кед, приборчик помигал экраном и захлопал крышкой.
Вскинув голову, девушка сдула упавшую на лицо белую прядь и прошипела:
— Не сейчас, Рори! Я не забуду тебя, не волнуйся.
Плеер захлопнул крышку и потух.
Роксана зашнуровала кеды, сунула плеер в рюкзак, застегнула молнию, вскинула его на плечи и влезла на широкий подоконник.
Смородиновый августовский вечер ласково поцеловал девушку в волосы целой палитрой летних ароматов. Роксана подергала самодельный канат, который соорудила из найденных в шкафу простыней. Его кончик, зависший на уровне первого этажа, затрепыхался и с такого расстояния показался ей неоправданно далеким.
Она с сомнением взглянула на пышные заросли пурпурных роз под своим окном.
Отступать было некуда и незачем, так что она устроилась поудобнее и случайно сбросила вниз одну из книг, лежащих на подоконнике среди кучи пустых оберток из-под “шоколадных лягушек”. Магловский детектив пролетел, казалось бы, целую вечность и шлепнулся на траву.