Месмочка хоть и не могла видеть своего дружка, точно знала, какая у того была гримаска. Тощенький бывший кот был с нее ростом, курносый, шея-руки-ноги длинные, голенастый, как жеребенок, и такой же прыгучий, но ловкий, весь гибкий и… красивый! Магия и вместе с ней собственное проклятье, в сердцах наведенное на парнишку, что ли из-за бремени — стали ослабевать, потому как иногда начал Фаркат «проявляться», особо в сумерки или на лунном восходе…
— А их магистр, как он? — вырвалось у Дарнейлы. — Ну, я…
— Ага, попалась! — Бон живо подскочил, пробежал до кровати, голыми пятками по полу шлепая, и плюхнулся к Дарнейле, правда, в ноги — будто только что не он еле языком ворочал и от усталости едва слова выговаривал. — Втюрилась, дурища! — Шутовски начал качать головой, а потом уткнулся со всего маху подружке в колени. — Я ревну-у-у-ю! Не-е-ет!
Месмочка раскраснелась — руками замахала:
— Ну тебя, совсем нет! Мне и боязно еще. Ты лучше расскажи. Что про отряд знаешь, да сколько их? Боюсь я, что глупую меня обманывают. А сами судить прибыли.
— Обмануть-то не диво. — Фаркат вздохнул, посерьезнев, отодвинулся и, к столбику кроватному привалясь, сказал: — Сам ему не верю: дело у Ордена такое — правду дознавать. Слышал об этом. Хоть и воины они, но и расправой не брезгуют… Вроде, знание какое-то на ложь и злодейство у них есть. Чутье особое. А про самих говорят, — рассказчик понизил голос, — что все они сыны месм, ворожбу видят, да сами не деют, потому как без магии родятся. И воспитывать мальчиков родительнице не дают: чуть матя от груди сосунка отлучит — так и забирают. Поняла, закон такой!
— О-о-ой! — простонала бедная Килла. — Грех мой, и у меня забирать пришли! Бежать нам надо, кот!
— Я не от старой хозяйки слышал… так, народ бреш… болтает. Не пугайся, может, и не так. — Задержал месму за рубашку бывший кот, когда та уж ноги с кровати спустила. — Но то, что доверяешь мне — хорошо. А что, как не побегу с тобой? Даже не подумала, да?
— Так сам же пугаешь, брехун! А не побежишь? Я своего не отдам, пусть и от… обидчика дитя! Да не смотри так!
— Нешто ты меня видишь, пф! — Бон уже во весь рот улыбался. — Погодим бежать. А что не любишь уже блудодея — хорошо; глядишь, и с оглоблей длиннокосой слюбитесь… Тока он волосатый весь, глаза цвету разного — косоватый-то мужичок, мозоли от седла на всю жопень, да ноги в железках позапрели. А так — сойдет! Ну, я спать пошел — завтра работы много.
— А?.. Ах ты, паршивец, икра лягушачья — сопатая! Подойник козлиный! Воловья отрыжка! — закричала шепотом Дарнейла и кинулась насмешника подушкой колотить…
— Почему госпожа Гейсарнейская колдунья второй день к нам не выходит? Али хворает? — Брай крепко держал за волосы неудобно перегнувшегося через перила слугу; которого поймал, когда тот, устроившись на ступеньках винтовой лестницы, бодро лопал пребольшое колесо копченой ванилковой чопы (1).
— Наверное, деликатного обращения вашего опасается. Или благородный слуга закона только со слабыми голодными отроками так нежно беседы ведет? — отплевываясь и задыхаясь, просипел тот, да только испуг на нахальной роже какой-то ненатуральный изобразил.
— Отвечай! — одетый в красную коту рыцарь хорошенько тряхнул мальчишку. — Месмам нечего орденцев боятся!
— Так это ей, может, и не надо. А вот мне, видно, пора помирать, и то — совсем жизни своей несчастной лишиться не жалко-о-о! Смертушка моя пришла-а-а! — вдруг во всю дурь заныл худющий сиде. — Убивайте! На куски меня режьте! — Звонкое эхо подняло его рев по всей башне, минуя флеты, и, отскакивая от мощных стен, будто размножало выкрики жестоко истязаемой жертвы. — То хозяйка голодом морит, в колодце за малую провинность топит, глаза иголкой вострой выцарапывает… пятки каленой ложкой прижигает!!!
— Да замолчи ты, голошёна (2)! — лон Тинери хотел было отшвырнуть от себя полоумного, но Бон ему в руку как клещ вцепился, мгновенно ноги под себя подтянул, от перил оттолкнулся и прямо на рыцаря сиганул. Тот от неожиданности не устоял, и оба так к стенке в обнимку и откатились.
Стало тихо. И, что особенно удивило мессира Брая, — никто из рыцарей не прибежал на шум, который наделало их с мальчишкой падение; да и вопил тот знатно…
— Что? — не понял занятый размышлениями Тинери.
— Пошептаться надо, говорю! — Нахальный паж колдуньи поерзал на магистерской груди. — Удавить не удалось, так раздавить решил? Пусти! Никакого воспитания или, скажем, благодарности! Я их до отрыжки кормлю, хмельным пою, ночлег на пуховых перинах стелю, как за отцами родными ухаживаю…
— Ты! Это… как еще смеешь?! — Брай аж задохнулся от негодования, стряхивая с себя недобитого прислужника, встал. — Опозорил меня перед отрядом, благодетель: да твой «шепот» вся округа слышала… Окаянный! Сечь тебя хозяйке чаще надо, смерд!
— Ну вот опять за свое! Я не твое — чтобы сечь, а ей-то, бедняжке, как раз и не надо… — Бон вальяжно привалился к стойке для седел и начал отряхивать свои убогие штаны. — Месме помощь очень нужна. Пойдем, рыцарь, я тебя всему научу. — Он кивком указал на верхний этаж. — Повезло тебе, что я отходчивый такой. И кто еще неизвестно из нас смерд: давешнюю баню едва от вони отмыл.
— Какой вони?! — совсем опешил мессир Брай Асси-лон.
— Вони-вони, вонищи! — вякнул наглец. — Воины твои благородные напустили. Так идешь?
— А какая помощь? — нелепо переспросил растерявшийся от такого сумбура Тинери и, удивляясь себе, стал подниматься по винтовой лестнице вслед за невероятным сиде.
В небольшой полукруглой зале с единственным стрельчатым незастекленным окном, потому что находилась она в самой середине турнея и требовалась на случай обороны для арбалетного отстрела, было не топлено и прохладно. Усадив важного гостя в старинное кресло с высокой спинкой, сам Фаркат устроился сбоку на резной ручке и, чуть не прикасаясь губами к уху среброволосого гостя, зачастил:
— Перво-наперво, платье надо Дарнейле подарить бархатное. Красное, с окатными прорезными рукавами да со шлейфом. Но недлинным, а не то еще с порожек сверзнется. Потом — цветов, но только садовых… И бороду покороче — не модно, все-таки у нас в долине — нравы… Кстати, — Бон строго посмотрел на уже расслабившегося и во весь рот улыбающегося рыцаря, — а ты петь-то умеешь?
— А то как же! — ответил глава тайного сыска Астарлингов. — Ты говори-говори, что госпожа еще любит? — И, подойдя к бойнице, гаркнул вниз стоящему на страже эсквайру: — Гийом, неси лютню!
Мессир Брай Асси-лон Тинери http://www.pichome.ru/WUP
(1) Бон лопает местный деликатес — чесночную рубленную колбасу
(2) от глагола "голосить" — плакса, вопля
========== Звуки ==========
Дарнейла хмурилась, стоя босиком и прислушиваясь к тихим голосам, к возне, очень похожей на… объятия, к сдавленному смеху… Потом прозвучал длинный вздох, и раздался звук удаляющихся шагов. Воцарилась тишина. Замешкавшись, она не успела отскочить и чуть не получила по лбу внезапно отворившейся дверью.
— Почему не спишь? — Из коридора, ослепив ее высоко поднятым фонарем, спотыкаясь, вошел Бон. Пьяный.
— Ты?! Ты! — возмущенно прошептала месма. — Кот парш…
— Я, я! — согласился названный. И поднял вверх указательный палец. — Кот пришел, а не прашел! Я дверь никогда не прохожу… мимо спаленки… своей, потому что умный и ужасно заметливый. Сметливый я… Что?.. Мне спать очень надо. На, быстренько подержи! — и стал укладываться прямо на полу.
Пораженная Дарнейла едва успела подхватить из его рук фонарь, но начинающий пьяница вдруг, очнувшись, снова вскочил:
— Оленя в коридоре забыл! — Шваркнул дверью, скрылся в темноте примыкавшей к комнате галереи и через минуту вернулся, таща огромное оловянное блюдо с жарким. — Вот охотно… то есть поохотились. Мы. Ну, они в смысле, я только помогал… в охотку! На дереву сидел — дозирал, взирал дозорничая, но не взирая ни на что, надзирал! — И плюхнул волшебно пахнувшее мясо на ковер.
Разговаривать с подвыпившим котом не имело смысла, за прошедшие три недели тот частенько шастал в подземелье к рыцарям, крепко сдружившись с оставшимся в башне небольшим гарнизоном; месма даже уже и не обижалась — мальчишка, что возьмешь! Вечно они тянутся к оружию да всяким глупостям и мужским забавам. Вот и до жамки впервые добрался! Ну уж этого она Фаркату спускать не собиралась, но позже — утром.
Главные же силы отряда отправились с дозором по близлежащим деревням — наводить порядок и следить за открывшимися переходами через перевал, а также посетить некую поляну в Уктенском лесу. Но последнее — тайно, не объявляя, чтобы не волновать беременную Гейсарнейскую колдунью — мало ли что там дознаватель найдет! А в собирании улик поднаторел рыцарь Брай как никто другой, ведь уже не первый год служил матери-Модене. Ассийскому лону (1) в начале мая сравнялся двадцать седьмой год; пять кводов, кои он привел в Ронху, были только частью его большого войска, однако, являясь также вирстом и геризого (2) всего нашего края от заповедного фьефа месм до самого Стылого моря, имел право творить суд над всеми данниками, фрайгерами и простыми баро (3). И если летящие брови грозного слуги Астарлингов сходились в подобную изогнутому луку полосу — пощады провинившемуся ждать было нечего, Орден карал преступника скоро и беспощадно!
Забывшуюся к утру неспокойным сном Дарнейлу Киллу и похмельного Бона разбудили приветственные возгласы солдат, громкое лошадиное ржание и бряцанье оружия — во вновь отстроенный двор турнея въезжали всадники.
— Вернулся, — прошептала месма, прильнув сбоку (чтобы не увидали снизу) к створке открытого по поводу теплой погоды окна. И с улыбкой поежилась, вдохнув свежий весенний воздух, слушая, как внизу отдает приказы рыцарь Брай, а сзади, с полу, шипя и чертыхаясь, встает уже почти видимый кот.
(1) Лон — удаленный сын.
(2) Вирст — первый, судья, наделенный правом осуждать на смерть,
геризого — маршал (marsalcus) — командующий военными силами Ордена
(3) Фьеф — владение, фрайгер — рыцарь, наделенный землей за службу, баро — вольный человек, мужчина. (Все названия взяты из древнегерманского и не являются вымыслом легкомысленного автора)
========== Роды ==========
Фаркат вполголоса, ибо была песенка слегка… нерыцарской, напевал бражную (1), которой научился у рыцаря Гийома, и споро начищал полную ведерную кастрюлю розовой кахиуры. Корнеплоды, что запасала еще старая месма, пролежали в погребе всю зиму и почти до конца левонного солнца (2), уже сжурились — шкурка слезала неохотно, у каждого второго клубенька приходилось остриём ножа выколупливать проросшие фиолетовые глазки. Повар из мальца был никакой, но старался, аж кончик языка изо рта высовывал.
— Вот же паршивки — что твое мочало, ни жиру, ни пользы. И рыбалить некогда, а в Вязке рыбищи невпроворот. Зукарики (3), например, в это лето славные! — пробормотал он себе под нос и вздохнул без всякой связи. — Когда уж геризого нашему деньгу пришлют? Вон, народ уже новый урожай вовсю лопает, а мы всё на жухлом пухнем.
— Кто это тут толст стал? Уж не тебя ли, обжора вертлявый, от голода разнесло? — неожиданно раздался веселый голос вернувшегося из рейда командора Тинери. Сам он, расстегивая на ходу фибулу плаща, поднимался по узкой кухонной лестнице. — Как вы тут?
— Мы-то тут, — Бон охотно включился в разговор, мгновенно бросая готовку. Прищурившись, он оглядел вошедшего воина. — А вот ты где шастал? Обоз прибыл?
— Цыц мне! — Брай щелкнул мелкого нахала по лбу… несильно, правда. — Я с собой другой отряд привел, так что не фамильярничай при рыцарях. — Он тяжело опустился на стул, скрипнувший под тяжестью его закованной в латы фигуры, положил шлем на заваленный овощами стол. — Как госпожа? Готовы ли наши ресты? Все с трехдневного перехода. Устали.
— Ладно, сейчас всех устрою. — Фаркат рассеянно кивнул, обтер мокрые ладони о штаны и присел рядом на корточках. — Нам совсем хана, дяденька, если продовольствие твои воины не подвезут. Деревенские не платят, весь фьеф как озверел: гады делают вид, что знать не знают про преемницу Ореннову. А Гейсарнейская волшебница в тягости по Воксхоллу шастать не должна — уважать не будут... Такие дела. И о харчах, ты же сам понимаешь, хоть месмы и обязаны Орден содержать, да поиздержались мы.
— Ну не грусти, кот, я не пустой пришел, знаю, объели мы вас. — Рыцарь завозился с завязками оплечий.
— Уй! — взвизгнул паренек, скаканул в сторону, не подымаясь с карачек, и на радостях перевернул посудину с опротивевшей кахиурой. — Я тебя обожаю, архонтище! Давай помогу из кастрюли твоей вылезти?! — Кинулся было снимать с рыцаря латы. Но тот руки его перехватил, рванул на себя резко, чуть на колени себе не сажая:
— Разголосился чего? Или зубы заговаривать мне, вирсту, вздумал! Плохо дело? — насквозь Бона видел. — Говори. Что с Дарнейлой, не юли.
— Пусти! Судья он, понимаешь. — Дернулся тот. — Зелье я ей дал, спит она. Скоро…
И тут с верхнего флета раздался леденящий душу звук.
— Рожает, — прошептал, побледнев, Фаркат. — Рожает!!! — заорал во всю мощь легких.
— Воду грей, простыни тащи, жамку, тряпки! — распорядился Брай Тинери, встал, нахмурился. — Аркая ко мне. И мигом.
Перепуганного мальчишку вымело из кухни, топот его сапог стих во дворе. Но через несколько минут, пока бессменный личный оруженосец Зул-лон Аркай молча, но сноровисто снимал с главы Ордена доспех, он снова появился в дверях с полным деревянным тазом кипятка:
— Вот! Дальше ты сам, а? — Из спальни месмы опять донесся протяжный стон. Бон подпрыгнул на месте, расплескивая воду. — Набрал в мыльне, в проточном желобке, пока воины грязюки не напустили, — затараторил, временами нервно сглатывая. — Брай, а разве лекаря в кводе нету?
— Эфеты не болеют, — отрезал тот. — Пошли.
Они вошли в затемненную комнату, на широкой кровати без сознания металась Дарнейла Килла. Фаркат оторопел и попятился, но командор подтолкнул его к столу:
— Поставь ушат и иди мне помогай. Живо! — Сам он бросил в изножье постели принесенную с собой ткань, открыл высокую бутыль с самогоном и облил им свои руки до локтя. — Неси, ну волоки в смысле, кресло. Вон то, самое тяжелое, с крепкими подлокотниками. Даже хорошо, что она пока спит.
— За… зачем кресло? — парнишка был ни жив ни мертв, но приказ выполнил в точности.
— Так удобней будет, — ответил Брай, поднимая роженицу с ложа под плечи и колени, и усаживая на массивный, похожий на трон, старинный стул. — Привязывай.
— Что?! — обалдел Фаркат Бон. — Как?
— Крепи, говорю! — рыкнул Тинери. — И под мышками, через грудь тоже. Да не трясись ты так!
— А ты… это самое… делал так уже, Брай?
— Справимся. — Тот был собран и спокоен. — А теперь подол ей задирай, порви лучше. Так, и ноги расставь. Да не ты! — Рыцарь даже улыбнулся. Впрочем, на рыцаря он сейчас похож не был: волосы, скрученные в тугой узел на затылке, были заткнуты двузубой вилкой, сам бос и в просторной чистой рубахе.
— Ой, не простит нам месма позора. Мужеска же мы пола. И вообще мне делать такое не годно, я это, совсем девственный еще! — причитая, как старушка, Бон все же быстро следовал распоряжениям. — Вот очнется — прибьет. Ей-мать Морена, прибьет или в кота опять заколдует! — продолжал он ныть.
— Да она ж тебя не видит. — Браю вдруг стало интересно. — А ты, балабол, разве не всегда котом был?
— Ага, прямо-таки… — начал было тот.
— Буди! — велел, посерьезнев, рыцарь.
Фаркат охнул и рвано дернул рукой перед лицом плачущей во сне, страдающей хозяйки.
— А-а-а! — Она сразу распахнула свои зеленые глазищи. Рванулась было, да ремни не пустили. — Убиваете меня? Режете! За что-о?! Ох, больно, ой, раздирает все изнутри, змеи прокля… — Дарнейла задохнулась и замолчала.
— Отпустило. — Брай вытер ее мокрый лоб тряпицей.
Она простонала, открыв глаза: