- Продолжайте, - ответила Минерва, которая продолжала стоять у стола, словно статуя.
- И… мой отец, он… наверное, не сможет никогда больше в жизни ходить, - ком вернулся в горло, и Грейнджер сделала еще глоток, боясь сломаться на месте. - Врачи обычные не помогут, я знаю, в каком состоянии медицина сейчас, - говорила девушка, сжимая пальцами кружку. Она была еще теплой и согревала порядочно замерзшие руки. Оставалось непонятным, как девушка до сих пор не заболела, проведя столько времени на улицы без куртки и теплых вещей. - Поэтому я прошу помощи у вас. - Дамблдор понимающе кивнул головой раз, затем еще один и остановился, готовый что-либо сказать, но девушка сделала это быстрее его. - Если бы врачи - маги могли помочь одному магглу, ничего бы не случилось. Вылечить единственного маггла.
Гермиона понимала, что жалобная фраза не заставит этих двоих пойти против правил, закрыв глаза, но она просто не могла придумать какое-либо убеждение. Умные мысли и планы застряли сегодня не в ее голове.
- Мисс Грейнджер, я бы очень хотел, чтобы ваш отец восстановился, но не могу ничего поделать. Главный закон для волшебников - нельзя помогать магглам с медициной, материальной помощью и так далее. Мы живем в одном мире, но жизни у нас разные. Их нельзя переплетать ни при каких условиях. Да, это весьма жестко по отношению к народу, который не знает о магии, потому что они бы имели все, что есть у нас: здоровье, деньги и многие другие преимущества. Но законы придумали давно, и мы не смеем нарушать их.
Холод пробежал по ее спине. Ненависть к профессорам, злость на тех, кто придумывал законы, и злоба на себя саму просто заполнила все нутро девушки. От отчаяния хотелось полезть на стену и перевернуть этот чертов кабинет с ног на голову. Но Гермиона лишь коротко кивнула и отставила чашу на столик. Погладив птицу напоследок, гриффиндорка зашагала прочь кабинета.
- Простите еще раз, мисс Грейнджер. Если вам понадобится какая-либо помощь - обращайтесь, я… - но девушки уже и след простыл.
Она медленно шла по коридором, теперь уже внимательно рассматривая картины. Кто-то из этих людей мог придумать дурной закон о том, что помощь магглам воспрещается. И теперь из-за этого отец страдает. Из-за жадности к магии, деньгам. Из-за предрассудков и всей дури, что сидела в голове у первых колдунов.
“Твари, - проносилось у девушки в голове. - Как можно так поступать с простыми людьми?”
Обвиняя всех и все, Гермиона никакая добралась до своей башни. Она через силу поднималась по многочисленным ступенькам - силы совсем иссякли, и Грейнджер еле переплетала худыми ножками. Только сейчас она поняла, насколько грязная: спутанные волосы в листьях, земле; порванные и запачканные юбка с кофтой; руки и ноги черные, а в некоторых местах есть занозы.
“Пришло время привести себя в порядок”.
Гермиона решительно направилась в душ и простояла там, наверное, целый час. Смывала всю грязь, прилипшую к ней намертво. Мыла голову, боясь, как бы там не завелись нежданные гости. Душилась пряными духами, а затем подстригала волосы под нужную длину. Сейчас они заканчивали на уровне плечей, и девушке даже понравилась новая прическа.
Словно вылечив тело, Гермиона почувствовала некоторое облегчение. Будто она сбросила килограмм десять лишнего веса. Теперь, здоровой и чистой, гриффиндорка могла более осмысленно принимать какие-либо решения. Только не понятно: надолго ли эта решительность и настроенность? Потому что, стоило ей сесть за столом, чтобы написать ответное письмо, как новый поток слез снова полился из ее глаз.
***
Высокая стройная фигура мужчины размерено шагала вперед. Длинные платиновые волосы струились по тонким плечам, закрывая спину. Лицо было идеально выбрито без единой царапинки. Бледная, словно фарфор, кожа выделялась на фоне черной одежды. Стальные глаза, в которых отражался блеск серебра, глядели вперед, не замечая ничего вокруг. Лицо оставалось непроницаемым и холодным, а движения - правильными и изящными. Длинная мантия развевалась сзади, то и дело путаясь под ногами. За каменным выражением лица Люциуса и твердым взглядом серых глаз скрывалось беспокойство. Ведь стать пожирателем смерти в шестнадцать лет - большое испытание. Драко будет уже не просто мальчиком, а хладнокровной убийцей.
Ему придется таким стать.
Уже не будет ни детских радостей, ни поблажек, ни ошибок, посмеявшись над которыми, можно будет сказать: “Я же еще ребенок”. Сын вынужден будет смириться с тем, что теперь его жизнь в руках Темного лорда. И если Малфой не справится, то будет мертв. Но Люциус правильно воспитал парня. Мальчик сильный и жестокий, чистокровный с четкой целью, что ожидает его в будущем. Он был таким, каким должен стать.
Однако, едкий страх отравлял сознание мужчины, поселяя в его голове сомнения. А если мальчишка не справится? Что, если Драко слишком мягок? Что, если детская психика еще не устоялась, и старший Малфой переоценил сына?
Через какое-то время, он посмотрит в глаза Драко, такие же чистые, какие были раньше у его матери. Немного раскосые, обрамленные густыми ресницами, с легким блеском. Люциусу прийдется сказать правду, сказать Драко, что время настало. Теперь он - один из них, хочет парень этого или нет.
***
Впервые в жизни Драко не скрывал своей усталости. Под глазами красовались огромные синяки, кожа была бледной с зеленоватым оттенком, а глаза мутными. Он не спал ни одной чертовой секунды этой ночи. Он мучился, убивался, переворачивался с боку на бок. Метался по комнате, разбрасывая газеты и книги. Вновь и вновь. Теперь во снах Драко появилась она. В своей привычной манере.
Девушку пытали, резали на части, убивали. Выкачивали из нее все, до последнего всхлипа, до последней капли крови. И парню приходилось смотреть на это откуда-то издалека. Будто ему снова показывали: ты - никто и ничего сделать не можешь. Это было безумием. Драко был безумцем.
Слизеринцу это напоминало кошмары с матерью. Кошмары, в которых он также стоял в сторонке, наблюдая за изощренным убийством. Ему можно было делать все: уйти, кричать, плакать, бить по стеклу. Все, кроме того, что спасти мать или девушку. И это было его личным ужасом, от которого теперь никто не защищал.
Его так же настораживал тот факт, что ему снились кошмары, когда Нарциссе было плохо. Они будто предвещали что-то плохое. Что-то, что двигалось на миссис Малфой смертельным обручем. Значит, эти сны могли указывать на плохое будущее у Грейнджер?
Гермиона - беззащитная, беспомощная, слабая, рыдающая перед ним, такая хрупкая, словно тончайшее стекло. Задачей парня было не дать ему разбиться. Одно прикосновение, и она разлетится на миллионы острых, как бритва, осколков, врежется в каждую часть его тела. И будет мучить, разрывать изнутри, до того, как Драко проснется. До того, как будет судорожно метаться по кровати, смахивая слезы, борясь с подступающей к горлу тошнотой.
Затем он поднимется, шатаясь из стороны в сторону, держась за стены, что ходят ходуном из-за адской головной боли. Она заполняла каждую клеточку, не давая соображать. Мысли стягивались в один тугой пучок, который уже было непосильно распутать шестнадцатилетнему парню.
Дрожа от озноба, стирая капельки пота со лба, Малфой подойдет к соседней двери, приоткроет ее… Прижавшись к дереву, услышит тихие всхлипы, сбившееся дыхание. От этого станет легче, но всего на секунду, пока Драко не поймет, что реальность не так уж и сильно отличается ото сна. Наяву она так же страдает, пусть не физически, но морально. Каждый день, обливая подушку горячими слезами, отчаиваясь от боли, Гермиона теряет саму себя. Такую привычно спокойную и смышленую. Тихую, скромную и умную. В голове у которой каждый день расписан по часам от А до Я.
А Малфой… он оставался прежним. Ничто в мире не способно разрушить те крепкие и высокие стены, которые он возводил вместе с отцом. Непроходимые, нерушимые и широкие. Но рядом с девушкой ему приходилось играть, чтобы выглядеть, как обычно. Лишь для того, чтобы она не различила его эмоций, не увидела истины, которую он так отчаянно скрывал. Гермиона могла заглянуть в его душу. Она знала, каким Драко может быть. Жизнь – это игра, и показывая себя таким, какой ты есть на самом деле, ты ощущаешь себя незащищенным, почти что голым.
Как же сложно было держаться рядом с гриффиндоркой и не снимать с лица холодную мину, злобный оскал. Как было невыносимо тяжело раздавливать ее раз за разом, превращать мечты в прах. И, честно говоря, Малфой понимал, что каждая секунда, проведенная с Гермионой, делает парня слабым. Ребенком, у которого забирают конструктор, выстраиваемый много лет. Оставался вопрос: «почему она?». Нет, ни Пэнси, ни Астория не вызывали в нем то, что пробуждала эта грязнокровка. Тот разноцветный ураган эмоций, настолько мощный и всепоглощающий.
Драко ненавидел человеческую натуру в целом. Он не понимал, зачем ему чувства, зачем лишний раз страдать? Переживать за кого-то, заботиться? Разве не проще было бы ничего не чувствовать и делать то, что нужно, не задумываясь о других?
Интересно, на что пошел Темный лорд ради власти? Могло ли его сердце испытывать любовь, радость, горе? Или же у него в груди дыра? Просто черная, гноящаяся дыра, которая становится больше с каждым годом. Хотел ли Драко такой же участи? Наверное, нет. Но парень проклинал то, что Грейнджер делала с ним. Он – Драко Малфой, угнетающий всех, кто слабее его, живущий ради денег и своей выгоды, а не ради других. Но было ли это настоящим? Или же просто стереотипы, подкинутые отцом в красивой упаковочной коробочке? И нужно было подметить то, что сам Люциус любил. Пусть не так горячо, как пишут в книгах, но любил…
В конце концов, ничего уже не изменить. Драко вылепил отец. Всю эту ледяную глыбу от начала и до конца. Каждый взгляд, каждая привычка, даже интонация была воспитана Люциусом. Малфой никогда не выбирал, где ему быть, кем стать, в каком обществе находится и что в нем делать. Этот выбор сделали родители, еще задолго до его рождения. И не ему рассуждать было ли это правильно или абсурдно. Драко жил в таком мире, где любая оплошность могла стоить жизни. А отец справился со всем этим, смог дать своей семье неприкосновенность и богатство. Но вся эта идиллия могла расколоться в один миг.
Бах.
Один неверный поступок, и рука Волан-де-Морта не дрогнет перед тем, как произнести убийственное заклятие.
Драко перевел взгляд на Блейза. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу. Бежевая рубашка выбилась из-под черных брюк, а зеленый галстук оттенял костюм. В руке был продолговатый стакан, наполненный какой-то жидкостью.
Они сидели так больше часа около камина, в котором бегал огонь. Просто погрузились в свои мысли, которые тяжелым облаком повисли над обоими, не зная, что сказать. Периодически, парни поглядывали друг на друга, пытаясь прочесть мысли другого. Кажется, Забини понимал, понимал все. Он больше не задавал ненужных вопросов, не требовал объяснений. Он был тем, в ком сейчас нуждался Малфой. Человеком, который не норовит залезть тебе в душу и выковырять содержимое на поверхность. А потом ходить по школе и показывать все на золотой тарелочке. Забини был другом, что понимает с полуслова. Этого так не хватало - иметь того, кому доверяешь, в ком уверен. Блейз был воплощением всех лучших мужских качеств: он был храбр, в отличие от Драко; не назойлив, в меру высокомерен, умен не по годам и красив. Слизеринец всегда мыслил трезво и благоразумно, а этого бы сейчас Малфою, ой, как не помешало.
Вот опять. Карие глаза Забини задумчиво уставились на Драко. Он просто смотрел, поглощая напиток, как бы говоря: «Я здесь». И на душе сразу становилось спокойней, а парень расслабленно растягивался на кресле. Но докучающие образы не уходили ни на секунду. Малфой прикрывает веки, и вот: покрасневшее лицо, по которому ручьями текут слезы, каштановые волосы, что сбились в клочья, ее полный боли голос, дрожащие конечности.
Парень резко открывает глаза, положив руку на пульсирующий висок. Судорожный вдох, и шум колотящегося сердца, которое, в отличие от сердца Темного лорда, пульсировало, сокращаясь каждую секунду. Сердце, покрытое толстой коркой льда, которая со временем проползла глубоко внутрь, вычеркивая из жизни Малфоя самое главное.
Словно сквозь тысячу километров он услышал кошачью походку профессора Снейпа. Даже такой тихий звук, как треск пламени в камине и чьи-то шаги, действовали на нервы.
Ему хотелось тишины.
Такой умиротворенной, мертвой тишины. Скрипучей, давящей на голову. Без постороннего шума и людей. Просто отдохнуть, побыть наедине с собой, разобраться во всей этой несуразице.
Расслабится. Отдохнуть. Поспать.
- Мистер Малфой, - раздался отстраненный голос Северуса, в котором слышатся хриплые нотки, - не могли бы вы пройти со мной?
“Нет, не могу. Оставьте меня в покое, я устал. Устал от этого дерьма.”
Сдержанный кивок и обеспокоенный взгляд Блейза. Драко распрямил плечи, поднимая голову настолько высоко, насколько он был сейчас способен. Стук каблуков отзывался эхом по темному коридору. Привычно ровная спина Северуса была некрасиво сгорблена, а руки безвольно болтались около тела. Мужчина был пропитан напряжением, которое тут же передалось и Драко.
Полумрак, царивший в замке, давил на психику, словно глумясь над парнем. Сквозняк то и дело проскальзывал сквозь старые деревянные окна, обжигая кожу.
- Куда мы идем, профессор? - спросил Драко, сжав кулаки.
Он не любил находиться в неведении. Парень всегда должен быть в курсе всего происходящего до самых мелочей. А сейчас он шел, не понятно куда и зачем.
- Терпение, мистер Малфой. Терпение, - выдавил мужчина, делая поворот вправо.
Что-то внутри трепетало, предчувствуя беду. Слизеринец ощутил тяжесть в ногах, хотелось развернуться, убежать, но не делать еще один шаг вперед.
Завернув за ближайший угол, они остановились напротив искусно кованой двери. Она была покрыта всевозможными узорами с устрашающим сюжетом. Малфой залюбовался такой тонкой работой, которая очень напоминала ему мебель в родном Меноре.
Он так скучал по дому, по родным стенам, по матери. Замок был местом, где хранились самые теплые и самые жуткие воспоминания. Малфой до сих пор помнил, как будучи маленьким, мучался от бессонницы, слыша звуки, доносящиеся из подземелий. Это было место, где Драко было страшно и спокойно одновременно.
Северус остановился, указывая вперед. Драко нервно сглотнул, чувствуя, как по виску стекает капелька пота. Сжав зубы, он положил ладонь на металлическую ручку. Сделав глубокий вдох, Малфой нажал на нее, и та послушно отворилась.
Среднего размера комната была отделана черным деревом. По виду - очень редким. В самом центре стоял огромный комод высотой почти до потолка. Пол был потертым, а гардины надо было бы постирать еще лет сто назад. В воздухе ощущался запах сырости и затхлости.
Спиной к слизеринцу стоял человек, облаченный в роскошную, черную мантию, доходящую до самого пола. Его идеальные серебристые волосы гладкими волнами спадали на ровную спину.
Люциус Малфой повернул свое острое лицо к побледневшему сыну. Мужчина медленно подошел к Драко, положив руку на его плечо. Отец был, как никогда серьезным и устрашающим. На щеках проступили красные пятна, которые свидетельствовали о сильном волнении.
- Драко… - протянул Люциус, холодно смотря на сына.
Парень почувствовал, как трясутся поджилки, а сердце отбивает бешеный ритм. Первой мыслью было то, что его самый большой страх стал явью.
Нарцисса. Его мать.
Не может быть! Этого просто не может быть! Юноша не хотел верить в то, что она… Нет, он не может произнести это вслух. Не с Драко. Не с его семьей. Эта женщина для него всё, и никто никогда не сможет отнять ее у него. Ни болезнь, ни кинжал, ни чья-то палочка или яд. Хотя, Драко прекрасно знал, что смерти не избежать никому, даже таким людям, как Малфои. Он почувствовал, как губы начинают дрожать, не в силах выговорить ни слова, а ноющая боль в груди перерастает в агонию. Но слабая надежда мерцала в сердце. А вдруг Люциус пришел не за этим? Может быть, просто, навестить сына? Но в это “просто” верилось слабо, считая то, что за пять лет обучения он повидаться с сыном просто так не приезжал.