Почему напротив него находилась эта грязнокровка, а не Пэнс?
А хотел ли он видеть ее на месте Гермионы?
Нет, не хотел.
— Пф, можешь молчать и дальше. Адиос, Грейнджер. Лично я не хочу лишиться должности, — развернулся, задев девушку плечом. Скрылся за массивной дверью, надеясь, что она пойдет за ним.
Гермиона растеряно заморгала, затем развернулась, собираясь последовать за Драко. Но вдруг ее глаза уловили белый клочок бумаги, лежащий на столе. Неспеша, гриффиндорка сделала пару шагов вперед, обеспокоено оглядываясь по сторонам.
Он ушел, Гермиона, никто не заметит.
Аккуратные пальчики подняли остаток письма, разворачивая его. Края были черными, а бумага пожелтела, кое-где поплыли чернила. По телу пробежал холодок — она стала впитывать в себя каждое прочитанное слово:
“Я жду тебя в одиннадцать за Визжащей хижиной. У нас будет ровно два часа, после чего ты вновь будешь отслеживаться Министерством. Сожги письмо, немедленно. Будь осторожен, отец”.
Ни то выдох, ни то всхлип, выпускает она. Пальцы, держащие послание, разжимаются, и бумага, недолго покружившись в воздухе, падает на пол.
Это был шанс все узнать. Драко – Пожиратель, это очевидно. Но Гермиона не поверит до тех пор, пока не будет явных фактов.
Если ее заметят, если Люциус ее заметит, то с жизнью можно распрощаться. Грейнджер и так была недопустимо близка к аристократу.
Рискованно. Очень рискованно. Но разве сейчас жизнь была настолько бесценна для гриффиндорки?
Нет. Тогда чего она ждет, чего не бежит за Малфоем в темноту школьных коридоров?
Шаг, еще один. Он слышит, как плоский каблук ударяется о кафель. Остановился. Ждет.
Гермиона подбегает к Драко, резко останавливаясь на месте, стараясь привести дыхание в порядок. Он смотрит, не мигая, не отводит взгляда серых глаз.
— Соизволила прийти? — холодно спросил Малфой, сложив руки на груди. Сжал губы, чтобы сдержать улыбку, которая так и наровила появится на лице.
Не уместно. Не сейчас.
— Представь себе, — ответила гриффиндорка, не скрывая язвительности в голосе.
Они смотрят друг на друга, а вокруг стоит гробовая тишина. Только они вдвоем, и это пугает. Казалось, что даже ветер за окном утих, а Хогвартс опустел, предоставив себя только им.
Гермиона разглядывает Драко, пытаясь прочесть хоть что-то. Напряжение раскаляется, воздух кажется тяжелым, неземным.
Зачарованные часы, что висят на левой стенке, издавали тиканье.
Тик-так.
Тик-так.
Сова, сидевшая наверху, вылупилась своими глазищами прямо на старост. Ее голова разворачивалась то назад, то снова вперед.
Секунды, словно года. Они оба бросают мимолетный взгляд — без пятнадцати десять. Осталось чуть больше часа.
— Нам пора, — без лишних слов. Голос словно и не его – низкий и хриплый.
Прочищает горло, делая шаг в сторону западного крыла.
Гермиона молча кивает. Идет за ним, перебирая тонкими ножками. Бледная, уставшая, трепещущая.
Они идут рядом, бок о бок. Обоим неуютно, оба знают, что это не правильно, но не отстраняются. Девушка идет неслышно, не осмеливаясь даже вздохнуть, не осмеливаясь нарушить спасительную тишину. Драко рядом — это все, что ей сейчас нужно.
Она лишь изредка вскидывает глаза, чтобы посмотреть на то, как полная луна играет с его платиновыми волосами, как тени ложатся на его лицо, словно вырезанное из мрамора. Малфой делает вид, что не замечает, горделиво шагая вперед.
Справа от Драко раздался вскрик. Гермиона, не удержавшись на ногах, падала вниз. Ловкие руки парня подхватывают ее, крепко прижав к себе.
В нос ударил запах шоколада. Такой прекрасный, сладкий запах шоколада, который он был готов вдыхать часами. Ее губы были приоткрыты, а в ореховых глазах читался испуг. Тело гриффиндорки подрагивало от его близости, от холодных рук, держащих ее за талию.
Гермиона замечает его взгляд, остановившийся на ее бледных губах. Затем снова смотрит в глаза.
Губы. Глаза.
Глаза. Вновь губы.
Всего один раз. Последний. Последний раз зарыться руками в этот ореол волос, в последний раз почувствовать ее на вкус.
Неправильно?
Плевать.
Что подумает отец?
Его сейчас нет.
Грязнокровка?
Не важно.
И он делает это. Накрывает Гермиону своими губами, быстро, порывисто, осторожно. Словно вторя: “прощай”.
Они оба понимали, понимали, что это больше не повторится, но продолжали такой печальный, горький, соленый поцелуй.
Она не отстраняется, нет, лишь крепче прижимается к аристократу.
Его язык, их тела, запах карамели и шоколада. Им обоим так хорошо. Так чертовски хорошо чувствовать друг друга.
Тонкие пальчики аккуратно прочерчивают линию от подбородка к виску. Малфой вздрагивает, не отрываясь от девушки. Она так давно мечтала об этом, просто прикоснуться, просто… чувствовать… его.
Не было ни похоти, ни страсти, ни даже ненависти. Лишь отчаяние, отчаяние и жажда, которая опьяняла обоих.
Время словно остановилось. Словно отстранило их от внешнего мира. Была лишь ночь, тишина и два человека, что забыли обо всем.
Забыли. На мгновение, всего на одно чертово мгновение забыли о том, кем являются друг для друга.
И никто не жалел. Так было нужно. В последний раз. Сейчас это казалось правильным.
***
Гермиона давно надела теплую мантию и кожаные башмаки на меху. Ее сердце никак не могло сбавить темп — его прикосновения все еще горели на коже.
После того поцелуя они не обмолвились ни словом — просто шли дальше, изредка бросая друг на друга обеспокоенные взгляды.
Девушка сидела на краю кровати, вслушиваясь в каждый шорох. Драко должен был выйти с минуты на минуту. Она ждала.
Было так страшно, словно тысячи кинжалов вонзились под кожу. До того момента, как Драко уйдет, оставались считанные минуты. И в который раз за сегодняшний день Гермионе казалось, что время тянется бесконечно, будто бы кто-то наверху жаждет помучать ее.
Девушка не знала, что услышит там, за визжащий хижиной. Ее уверенность постепенно улетучивалась, уступая место панике.
Конечно, ей было важно узнать, что происходит с Малфоем. Ведь он был ее… другом? Нет, не подходящее слово. Тогда кем?
Союзником, возлюбленным, врагом, напарником? Похоже, этот вопрос останется нерешенным для них обоих. Впрочем, это было не так уж и важно. Главным оставалось то, что она волнуется за него.
Мерлин, как же она за него волнуется!
Ведь могло произойти все, что угодно. Зачем Люциусу понадобилось встречаться с сыном? А вдруг что-то случилось с Нарциссой?
Нет, Драко не переживет этого, не выдержит. Сломается, как и она.
Гермиона никогда не считала себя слабым человеком. Но когда случилась та авария, девушка почувствовала себя едва вылупившимся птенцом, которого безжалостно столкнули с дерева. И вот она осталась один на один с реальной жизнью, без уютного гнездышка, которое обеспечивало безопасность.
Осознавать все те плохие вещи, творящиеся в ее жизни, было невыносимо. Невыносимо осознавать правду, которая порой лишала Гермиону последней надежды.
Жизнь такая хрупкая вещь. Сегодня ты имеешь все, а завтра — ничего. Один день, одна ошибка, стечение обстоятельств, и твой мир разрушен.
А маглы в заумных книгах пишут, что жизнь это бесценный дар, что это чудо, данное нам богом, которое мы просто обязаны ценить. Да вот только сама Грейнджер не понимала, в чем заключалось это “чудо”. В ее жизни плохих моментов было в разы больше, чем хороших. Сплошные страдания, боль, каждый день — новая пытка. Разве она просила этого?
Нет, этого она не просила.
Сколько на Земле по-настоящему счастливых людей? Сотни тысяч? Но есть миллиарды землян, которые умирают от голода, которые лишены семьи, родного дома. Их жизнь полна испытаний, порой даже смертельных, и разве кто-то это заслужил? Так где чертова справедливость, о которой она так много читала?!
Тяжело вздохнув, Гермиона зарылась пальцами в волосы, опустив голову. И было в этом жесте что-то столь обреченное, столь вымученное. Не хотелось думать, не хотелось вообще ничего.
И тут ее слух уловил едва слышные шаги. Лакированная подошва его туфель скользила по полу. Девушка насторожилась, привстав с кровати.
— Muffliato, — прошептали ее губы.
Гермиона могла рассчитывать лишь на свою удачу и на судьбу. Не смотря на то, что снаружи темно, Драко запросто мог увидеть гриффиндорку, стоило ему просто повернуться. Но, как говорится: “жизнь без риска — не жизнь.” Во всяком случае, он ее не услышит, а там… девушка что-нибудь да придумает. Она всегда выходила из воды сухой, значит, и сейчас это может получиться.
Дверь, ведущая в коридор, еле слышно закрылась. Гермиона подбежала к ней, чувствуя, как душа уходит в пятки.
“Ну, давай же! Он уже ушел!”.
Девушка слегка отворила ее, посмотрев на право, где виднелся силуэт слизеринца. Сглотнув, гриффиндорка сделала аккуратный шаг вперед, дождавшись, пока Малфой свернет направо.
Все вокруг Драко расплывалось. Коридоры казались узкими и темными. Хотелось развернуться и убежать, спрятаться в каком-нибудь темном углу и сжаться в комок. Но не идти навстречу своей судьбе, судьбе, которую он никогда не хотел.
Глаза дико пекло. Казалось, что парень весь день провел в пустыне на раскаленном солнце, и горло его раздирало от сухости.
Драко знал, что ему скажет отец, но от этого легче не становилось.
Сколько у Малфоя будет времени на то, чтобы прикончить свою первую жертву?
Неделя, месяц? Да ему и года не хватит.
Чертов мир! Как же он ненавидел этот чертов мир!
Парень любил себя, любил свою жизнь и умирать ему совсем не хотелось, но и убивать тоже!
Он ведь ребенок… Просто ребенок, а от него требуют поступков, на которые способен далеко не каждый взрослый.
Это была та безвыходная ситуация, когда выбора не было. И пытаться изменить что-то было равносильно тому, что биться об стенку головой, ну или пытаться всплыть на поверхность с привязанным к ноге грузом. Дохрена потраченного времени и сил, а результата никакого. Это замкнутый круг, в который заковывает потерянная надежда.
Боль и ненависть к судьбе пробегают по телу, усиливаясь с каждой новой волной. Драко осознавал, что ничего нельзя сделать, но не мог смириться с этим.
Конечности как будто не принадлежали ему. Каждое движение отдавалось дикой болью. Ноги несли парня вперед с сумасшедшей скоростью, он просто боялся струсить, боялся передумать и убежать в гостиную.
Хватить ныть, Малфой, это жалко. Слезами горю не поможешь. Этот мир жесток ко всем.
Школа казалась гребанным лабиринтом, состоящим из лестничных площадок, поворотов и дверей. Драко не мог дождаться того момента, когда вырвется на свободу. Но, с другой стороны, Хогвартс был местом, где не было ни пожирателей, ни отца, ни Темного Лорда. Местом, где ученики чувствовали себя в безопасности, и где прошло его детство.
А там, за массивными дверями, слизеринца ожидал совсем другой мир. Мир, где некому было прикрыть его спину, мир полный опасностей и ловушек.
Хотелось кричать, хотелось срывать с себя кожу, лишь бы не чувствовать страха, лишь бы не чувствовать всего этого.
Малфой резко остановился, оперевшись о прохладную стену замка. Тело горело — еще чуть-чуть, и его поглотит невидимый огонь.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Будь сильным, ради матери. Ради нее, ты все сделаешь ради Нарциссы.
Резкий вздох.
По лицу стекают капельки холодного пота. Руки дрожат, рубашка под мантией насквозь мокрая, волосы липнут ко лбу.
Какой же ты жалкий, Драко! ЖАЛКИЙ!
Чтобы сказал отец, а? Чтобы он сказал?
Соберись, твою мать! Соберись!
Кажется, сзади что-то шелохнулось. Оборачивается — никого нет. Встает, пошатнувшись, и идет дальше на негнущихся ногах.
Выход близко. Выход близко.
Спускается по лестнице, чувствуя, как мороз пробивается сквозь старые половицы, но не чувствует холода. Не чувствует ничего, кроме отчаяния и пустоты. Как будто кто-то долго выколачивал из него душу, швырял из стороны в сторону, пока все эмоции не вытекли наружу.
Слизеринец глубоко вдохнул ночной воздух, слыша, как под ногами хрустит недавно выпавший снег. Слыша, как где-то неподалеку завела свою песню сова.
Какое это тяжкое бремя — быть человеком. Боль, выбор и страдания — это ведь то, что делает нас людьми, верно? То, что закаляет в нас волю, то, что делает нас выносливее. Но это так же и то, что нас калечит.
Драко казалось, что он сходит с ума, что чувства переполняют его изнутри, превращая в самого настоящего сумасшедшего.
Глупая улыбка появилась на лице, и от этого почему-то хотелось заплакать. А ведь Малфой действительно псих! Не может разобраться в себе, не может защитить свою мать, связался с грязнокровкой… Психушка по нему плачет и, видать, уже давно.
В данный момент парень уже не чувствовал ничего, только тупую усталость. Слишком привык к кошмару, который происходит вокруг, который происходит с ним самим. Но вот страх никуда не испарился, продолжая прожигать в сердце Драко огромные дыры.
Всего несколько сотен шагов, и он на месте. Там, где должен быть — рядом с Люциусом. После чего он сделает то, что должен, ради своих близких. И всю жизнь он будет делать то, что должен. Красивая фразочка, которая скрывает, в чем именно заключается этот “долг”.
Длинные речи, навязанные Волан-де-Мортом, стереотипы, “благие” цели… Все это лишь прикрытие, лишь оболочка, за которой скрывается жестокость и несправедливость.
К черту! К черту все! Ты — пешка, просто пешка в их “большой” игре, один из тех, кого используют ради победы — смирись, это твоя жизнь, Драко. Теперь это — твоя жизнь. Ничего не изменить, ты лишь впустую тратишь время.
Малфой нервно сглотнул, ускоряя шаг — до окраины Хогсмида еще неблизко, а Люциус должен прийти с минуты на минуту.
Холодный ветер продувал мантию и развевал волосы. Многочисленные деревья около озера казались огромными и пугающими. Луна играла с тенями, которые плясали, словно призраки.
Гермиона шла сзади, слева от тропинки. Не смотря на заглушающие чары, девушка старалась идти тихо, не издавая ни звука, не осмеливаясь даже дышать.
Ее сердце колотилось в унисон с сердцем Малфоя. Девушка, то и дело оглядывалась, опасаясь увидеть кого-то позади себя. Темнота навевала ужас, а каждый шорох казался грохотом.
Птицы пролетали над лесом, размахивая своими огромными крыльями. Какие-то непонятные зверьки пробегали прямо перед гриффиндоркой. За кромками деревьев виднелись разноцветные крыши домов, из труб которых шел черный дым.
Кое-где, еле-еле горели фонарики, освещая узкие дорожки. Двери в магазины были плотно закрыты, а вот из “Кабаньей головы”, как всегда, доносился шум, из окон лился яркий свет.
Обычно оживленные улицы пустовали. Только лишь старик с согнутой, кривой спиной, плотно натянувший черный капюшон, медленно полз в сторону разваливающейся, двухэтажной хижины, проваливаясь изношенными ботинками в снег.
Гермионе оставалось лишь благодарить погодку за то, что та утихомирилась.
С каждым шагом Малфой все больше уходил в себя, не замечая дороги. Он смотрел вперед пустым, не мигающим взглядом, чувствуя приближение неизбежного.
Смириться. Отключить эмоции. Раньше ведь всегда получалось, так ведь?
При одной только мысли, что через каких-то три минуты Драко увидит Люциуса, холодок пробегал по телу.
Отец был стимулом для слизеринца. Он не мог позволить себе слабости при нем, не мог позволить взять вверх эмоциям. А сейчас, оставаться холодным и бесчувственным казалось просто невыполнимой задачей. Потому что сегодня Малфой чувствовал себя, как никогда живым и сердце его переполнял страх.
Гермиона нервно сглотнула, доставая из внешнего кармана палочку. До Визжащей хижины оставалось пару метров.
— Сальвио гексиа, — прошептала девушка, на секунду остановившись, представляя, как ее окружает невидимый щит.
В первые в своей жизни Грейнджер была не уверена в заклинании. Гриффиндорке казалось, что она допустила ошибку, сделала что-то неправильно. Что ее план, возникший в голове спантанно, потерпит сокрушутельный провал.