Он ухмыльнулся. Была бы его воля, давно показал этой шлюхе, кем он являлся. И тогда бы посмотрел на реакцию этой самодовольной Финч. Но подставлять свою семью и себя просто не смел.
— Да плевать мне на то, что ты думаешь! Вали уже, хватит. Надоело, вот серьезно. Поперек горла, — парень показал на глотку, закатив глаза. Ведь правда — страшно достала.
Когда девушка открыла рот, чтобы возразить что-либо вновь, Малфой лишь тяжело выдохнул, показав рукой на дверь. Кажется, такое обращение задело даже чувства Марии, которая поджала губы. Но, буквально через пару секунд, снова расправила плечи, задрав подбородок.
Как она была похожа на него. Такая же гордая, упрямая. Невидящая реальных фактов, лишь живущая за счет чего-то или кого-то. С тяжелым, даже ужасным характером, не подвластная для исправления. Чересчур самовлюбленная и уверенная. Этим же себя и губит, дурочка.
— Хм, — едко бросила Финч, аккуратно заправив рубашку в юбку. — Как скажешь. Только потом не удивляйся, что ты одинок, и никто не приходит тебе на помощь, — подмигнув парню, она скрылась за дверью, громко застучав каблуками.
И эти слова действительно обидели адресованного.
“Никто не приходит на помощь”?
Так ведь, по сути, и было. Как бы весь вид Драко не кричал о том, что он нуждается в понимании друзей, те отворачивались от него. Как бы он не показывал отцу, что еще ребенок и не может справиться с поставленными задачами, тот отказывался это понимать. Скорее, даже не мог, потому что страх за самого себя глушил его с невероятной силой.
Малфой ругнулся, отпустив палочку. Облегчение и усталость навалились сразу же после того, как Мария переступила порог его гостиной. Девушка была здесь лишней, не родной. Слишком чужой для столь уютной комнаты.
Парень обернулся к столику, который слегка отодвинулся, когда Драко напористо наступал на когтевранку. Он и сам не понимал, что тогда произошло. Вроде бы, все шло, как всегда, — через задницу, то есть. Он сидел, “общался” с “друзьями”, как подошла эта чокнутая. И, кроме легко отвращения после разговора, никаких эмоций она у слизеринца не вызвала. А потом бац, и все, — голову сносит только от одного вида Марии.
Какой-то кубик в его голове закрутился в бешеном темпе, пока резко не остановился — хриплый кашель донеся откуда сверху.
Парень бросает быстрый взгляд на книги, разбросанные гриффиндоркой на столе, и внутри холодеет.
Грейнджер! Неужели все это время она сидела там и все отчетливо слышала? Особенно учитывая то, что стены здесь не слишком толстые. Да и способность Гермионы услышать все в самый подходящий момент.
— Твою мать, — прошипел он.
Нет, ну надо же было таким идиотом на свет родиться! А если бы он не смог остановить себя и Марию, и все закончилось бы?..
Интересно, гриффиндорка продолжала бы молча там сидеть?
Немая, блин.
Драко замер в нерешительности — пойти наверх и спросить, какого беса она расселась в его комнате, или же сделать вид, что его тут не было и по-быстрому свалить?
Наверное, второй вариант гораздо лучше первого. Потому что будет очередной скандал и начнется деление “имущества”. Как всегда, поучительный тон: “Я здесь живу так же! Как ты мог? Ах же негодяй!”.
Но парень решил, что такого в теперешнем состоянии она говорить не станет. Да и не нужным будет это. Лишь боль отразится в карих глазах, которые так обвиняющее посмотрят на него.
Так и случается, когда каблук стучит по лестнице, поднимается в спальню. Когда парень заходит вовнутрь, посмотрев в центр ее вселенной — в глаза. Когда в голове всю дорогу будут мысли о том, что еще, черт возьми, не поздно уйти, но ноги несут. Туда, все выше и выше. С каждой ступенькой ускоряя пульс и сердцебиение. Чуть ли не влетая сюда, к ней.
Она сидит, хрупкая, беспомощная. Худая, осунувшаяся. С опущенными плечами, печальным взглядом и нахмуренными бровями. Вся уставшая, напряженная. С кривой спиной, в которую дул холодный ветер из открытого окна. Казалось, еще раз — и ее снесет с кровати.
Поджав колени под себя, она молча разглядывала черты лица Драко. Идеальные, красивые. Невероятно родные для нее.
Даже сейчас, после всего, что довелось ей слышать, девушка не могла не признаться себе, что глаза его неописуемой глубины. Большие скулы, ровный подбородок и тонкий нос. Слишком идеально для одного человека, что сейчас стоял перед ней.
— Я ждала.
Слова еле вырываются хриплым окликом из ее горла. Моментальная боль скручивает связки, и девушка хмурится, чтобы слезы не потекли с глаз.
Господи, как же она устала. Не был сил ни на что.
Те чудные моменты, когда ее жизнь кончалась, посетили девушку, и та подумала, что это была не самая худшая перспектива — всего лишь умереть. Беззаботно, без мыслей в голове.
— Думала, придешь. Но у тебя, видимо, были дела поважнее.
Кусает пересохшие губы, давясь невидимой болью. Вызванную то ли от избиения Страцкого, то ли от того, что делал с ней слизеринец.
Склонялась она ко второму — впрочем, как это и было в последнее время. Все проблемы появлялись из-за него, однако Гермиона видела и четкое спасение в этом человеке — пусть смутное и еле доступное, но видела. И хотела воспользоваться часом назад, но не предвиденные обстоятельства поменяли это решение.
— Мне было так одиноко.
Тоненьким голоском продолжает она. И продолжает тяжелым взором смотреть в его серые, пустые глаза.
Неужели даже сейчас ему все равно? Просто плевать? Стоит и думает, как бы побыстрее выпроводить гриффиндорку из комнаты?
— С чего тебя волнуют мои дела?
Грубо. Сам прекрасно понимает, но прошлое не вернуть — сказанное не забыть.
Слова быстро проникают в ее разум, прокручиваясь там несколько раз.
Это все, что его интересовало? Почему ее волнуют его дела?
Да уж, куда там? Она же всего-навсего Грейнджер, причина насмешек Слизерина.
— Я же в твои не лезу, — добавил тот.
И сам засомневался в сказанном.
Не лезет? Да будь его воля, он бы следил за каждым шагом этой грязнокровки.
Для чего?
Например, чтобы уберечь от этого урода Страцкого.
От этой мысли Драко перекосило, опустив уголки губ вниз. Насколько же она была жалкой, что даже защитить себя от когтевранца не могла.
Дура безмозглая. Разве непонятно, что от этого человека хорошего не жди и ходить с ним наедине нельзя?
Ей точно непонятно. Вот и ответила.
И спасибо Малфою, что только испугом, а не чем-то большим.
Он аж пошатнулся в сторону. Чем-то большим? Это чем же? Изнасилованием, избиением?
Если бы это случилось, слизеринец точно снес бы этому козлу голову.
— Согласна, — кивнула девушка, взвешивая слова. — Страцкого в счет брать не будем, потому что обычно — тебя это не волнует, я привыкла.
Гермиона, подперевшись руками, встала на ноги, шмыгнув носом. Волосы неопрятно легли на подрагивающие плечи.
Ждет. Каких-то слов, мягкого взгляда. Но не получает ничего, кроме приподнятых бровей и тонкой линии губ. Цвет глаз лишь сильнее тускнеет, превращая серый в темно-мутный. Словно сам черт прогулялся там, оставляя видимый след.
Да сам Малфой был чертом.
Легкое дуновение ветра бьет в колени, и девушка покачивается вбок. Она тяжело вздыхает, ощущая, что пятки отрываются от пола. Руки пытаются нащупать хоть какой-то предмет, за которой можно было бы схватиться.
Он замечает это движение, и, не высовывая рук из карманов, поддается вперед, чтобы подхватить ее. Палочка выпадает из штанов, и парень замирает чуть наклонившись.
Гермиона хватается пальцами за тумбочку и, не теряя равновесия, приподнимается. Становится в полный рост, делаясь выше, чем Драко.
Она заметила этот жест. Он хотел помочь ей? Да неужели?
Девушка хмурится, бросив взгляд назад, на открытое окно. Воздух потоками заходил вовнутрь, забирая с собой весь уют комнаты. Создавая холодную атмосферу, накаляющуюся их словами.
Он резко поднимает древко, сильнее скривив губы. Понадеялся, что она не увидела, как он шагнул к ней.
Интересно, словил бы?
— Не делай из себя мученицу, — выравниваясь в полный рост, возвышаясь тенью над ней.
Пытается перекрыть грубыми словами прошлую минуту. В реальном мире он бы не то, что не стал ей помогать, — он бы еще посмеялся над ее растянувшемся на полу теле. Но сейчас зачем-то сделал это, и сам даже понять не успел, как нога ступила по паркету.
— Не любишь, когда тебя копируют?
Держится, чтобы не фыркнуть. Самовлюбленный кретин. Сам же точно такой же — делай вид, что сильный, а лицо прямо-таки кричит: “Эй все! Мне так плохо. Жду помощи!”.
Она подпирает плечом стену, проведя рукой по ноге. Его взгляд опускает на ладонь, но быстро взлетает на привычное место — к ее лицу.
Зачем все это было сейчас? Выводить его? Эта та цель, которую преследовала девушка, что ли? Да уж, забава на целый день, ничего не скажешь.
— Грейнджер… — протянул тот ядовито. И задумался, чтобы сказать дальше. Но, кроме вздоха, больше ничего и не вырвалось из его уст.
Почему в такой важный момент его мозги вдруг перестали работать? Будто остановились, делая его полным идиотом в ее глазах.
А, хотя, какое ему дело? Пусть и делают, это же просто Грейнджер. Она и так знает, что он — лидер во всем.
Или раньше знала.
Неважно. Главное то, что даже сейчас он остается лучшим.
Наверное.
— Видишь, как получается? Тебе даже сказать мне нечего, — издает смешок она.
Однако на деле ничего ей не смешно. Знает же, что сказала чистую правду — плевать он хотел на нее. Потому что даже найти хоть какое-либо оправдание не желает.
Она срывается с места, вдруг осознав — делать ей больше нечего здесь, говорить не о чем. Тратить время и силы она найдет где. И, чем дальше от него, тем лучше.
Но сильная рука вдруг закрывает проход, выдвинувшись вперед. Она кидает быстрый взгляд на белую кожу и подавляет желание, чтобы не посмотреть на второе запястье — где обычно у Пожирателей находились метки.
Но она все равно ничего бы не увидела, потому что рубашка плотно охватывала его плоть.
— Куда? — бросает он.
Куда?
Откуда ей знать? Просто “куда-нибудь”, подальше бы отсюда.
Пару раз моргает глазами, прежде чем выставляет свою тощую руку вперед — дабы оттолкнуть его и пройти. Но парень лишь сильнее впивается в ее запястье.
— Куда?
Она в упор смотрит вниз, не желая глядеть в его глаза. А тому приходится рассматривать ее затылок.
Пусть не смотрит, главное, чтобы не уходила.
Только зачем ему все это? Ушла бы — остался наедине, со своими мыслями. Не думая, что сказать и как поступить.
— Тебе какое дело?
Наконец поднимает взор усталых глаз. Карие зрачки бегают по идеальному лицу, не в силах смотреть прямо в центр серого оттенка.
Не дождавшись ответа, продолжает:
— Тебя интересует теперь исключительно Мария. Если я правильно расслышала ее голос.
Говорит, причиняя боль себе же.
Он, черт возьми, знал, как плохо ей, в каком состоянии находилась девушка. И, мало того, что куда-то ушел с Забини, так еще и привел когтевранку.
Не просто когтевранку — сестру Страцкого. Из чего можно было сделать вывод, что весь гнев, который обрушился на Ленни, был всего на пару минут, потому что в последующие часы Малфой прекрасно “общался” с его родней.
В глазах защипало, и девушка рывком отодвинула его руку.
— Если у тебя нет времени на меня, то я больше не стану забирать его.
Делает шаг вперед — громкий, нерешительный. И плечи еще сильнее опускаются вниз, а спина клонится в сторону.
Парень замирает на месте, нахмурив брови.
Почти рыком, быстрым, чтобы она не успела уйти, произносит:
— Для тебя оно всегда есть у меня.
Останавливается, будто врезалась в стеклянную стену. Тяжело выдыхает, нервно заглатывая воздух.
Что он сказал?
Ее плечо соприкасается с его, и девушка чувствует разгоряченную плоть через рубаху. Мурашки бегут по коже, и становится невыносимо холодно.
Он точно это сказал? Не показалось ли?
Парень молчит, тупо уставившись на занавески, раскачиваемые ветром.
Он действительно не хотел, чтобы она покидала его сейчас. Какой бы привлекательной не была Пэнси, какой бы соблазнительной не была Мария или красивой Астория, на данный момент ему нужно было успокоение именно от Гермионы. Пусть он и сам не признавал своего желания, но это было той далекой реальностью, которую он не видел.
— Что? — ее голос дрожит, как натянутая струна.
Она отступает назад, чтобы видеть его лицо и глаза. Он внимательно смотрит на нее, потоками вдыхая прохладный воздух.
Давай же, повтори это вновь. Просто скажи.
— Что слышала.
И Гермиона чуть ли не смеется. Конечно же, что еще можно было ожидать от такого человека?
Подобные слова звучат раз в год, а про их повтор можно с уверенностью забыть.
Но это было правдой — время есть для нее. И девушка видит это в его спокойных, с ноткой извинения, глазах. В руке, которая медленно движется по воздуху, чтобы вновь преградить ей путь.
Хотела бы — давно смогла бы пройти по другой стороне. Если бы только она хотела. Но девушка стоит на месте, чувствуя родной запах кофе, перемешанный уже с чьим-то другим, посторонним.
С духами Марии.
Гермиона почти моментально распахивает глаза. Хочет сказать что-то, но только выдыхает — не выдерживает и тянется на носочках к нему. Мягко касается горячих губ и отрывается — чтобы посмотреть на его реакцию. Но парень молчаливо стоит, вытягивая вторую руку из кармана. Вытягивает и подносит к маленькому личику, смахивая прядь волос.
Девушка тяжело дышит, впитывает его аромат. Ловит те секунды, когда все мысли об отце, Ленни и смерти отходят на задний план. Когда можно просто насладиться мимолетным моментом.
А он смотрит на ее губы — уже ставшими близкими для него, желанными. И было неважным все — что происходило где-то там, в чужом для них мире, там, где живут страшные люди. Где нет двух отчаявшихся старост, врагов. Где нет жалкого мига забвения и страданий.
Вновь прикасается к его губам, но уже не отстраняется. Поддается под его власть, закрыв веки.
Как же ей было хорошо, легко. Быть охваченной сильными руками и парить внутри них. Чувствовать себя маленькой бабочкой, защищенной и спасенной.
И она забыла, что целует убийцу. Что, будь его хотение, он смог бы достать палочку и убить ее прямо сейчас.
Поднимает правую ладонь и нежно касается горячей щеки. Плавно переносится на платиновые волосы, зарываясь туда. И делает приятные движения, заставляя его сердце замереть.
Как же чудесно было им сейчас — стоять в объятиях другого. Позабыв, что он — убийца, а она — жертва, грязнокровка. И пусть это всего на минуту, оно никуда не смогло бы деться от них — те бы просто не позволили.
Кладет голову на его плечо, опуская руку вниз. Взгляд наставлен на рубашку — сними ее, посмотри, что там.
И Драко знает, что девушка сейчас сделает это. Позволяет задрать рукав, приподнять к локтю. И совершенно не из-за того, что гриффиндорка догадывалась или же слышала разговор — нет. Просто позволил, потому что вдруг доверился ей. Но только в этот вечер, больше никогда. И не простит он себя завтра за подобное поведение, но сейчас — закрывает глаза, чтобы не видеть ее реакцию.
Но она лишь проводит тонкими пальцами по метке, обводя ее по контору. Осторожно, не спеша. И осознание того, что Драко — маленький мальчик, который еще не может быть убийцей, приходит к ней, омутом охватывает голову. Заставляет тяжело дышать и испытывать страх за его судьбу. Заставляет прийти ужасные мысли о количестве убитых им людьми. И, быть может, этот список возглавит именно она.
Любая другая бы убежала. Любая друга бы пожаловалась в Министерство. Любая другая бы держалась от него, как можно дальше.
Любая, но не она. Гермиона лишь целует его куда-то в губы, чуть ближе к подбородку, и разворачивается спиной. Медленно, как кошка, идет к кровати, ведя его, как слепого человека. Ступает босыми ногами на мягкие простыни, ложась на подушку.