My December - Nina16 49 стр.


Она никогда не найдет себе утешение и спокойствие. Будет проживать все свои дни, как один сон — такой же мучительный, как убийство ее родителей.

Пальцы сильнее стискивают ее. Другая рука ложиться на талию, прижимая девушку к себе.

— Знаю.

И ему страшно. Еще страшнее, чем ей. Еще больнее и ужаснее.

Ведь Гермиона права. Не убьет он ее — Темный лорд окончит жизнь его родителей. Быстро, взмахнув палочкой. Одно движение, и два человека больше не живут на этой земле.

Всего-то.

Холодно. Даже сейчас ей было холодно. С его объятиями, руками. С обещающими что-то словами.

— Я так…

…устала.

И хотелось закрыть глаза, чтобы больше не проснуться. Не в этом мире, не сейчас. В другой вселенной, в другом измерении.

Знает, он все знает. Потому что эта усталость сказывалась на обоих. Меняла их, не спрашивая разрешения. И, словно намекала, — команда, нужно быть сплоченнее. Однако реальная жизнь лишь насмехалась — команда? Уж точно не в этом случае.

— Просто поспи.

Коротко кивает — сил ответить нет. Кладет тяжелую голову на подушку и закрывает красные глаза — дурманящий сон, забери скорее.

Комментарий к

Принимается критика в любой форме. Оставляйте, пожалуйста, комментарии.

========== Часть 15 (/) ==========

Девушка шла в темноту коридора — медленно, дрожа всем телом. Шла далеко-далеко, в пустоту, совершено не зная, что ее ждет за дверьми, ведущими в гостиную Когтеврана.

Ей было до боли омерзительно то, что приходилось делать. Совершать низкие, подлые поступки ради него — человека, которого Мария любит уже столько лет. И эта любовь такая неправильная, запретная. Любовь, о которой не должна знать ни одна живая душа, как и том, что порой случалось с братом девушки.

Это тяжелое бремя тащила лишь она одна и Карл, знающий всего часть головоломки. Мария была со Страцким, не смотря ни на что, забывая о том, что может пострадать, а Ленни даже не вспомнит, даже намека не останется в его голове.

Она делала то, что он просил, продолжая хранить это чертово, успевшее приесться, молчание. Когтевранец совершал ошибки, одну за другой, становясь все злее, все раздражительнее, все безжалостнее к людям, окружавшим его в то время, когда парень терял себя. А это было часто… последний год почти каждую неделю. Мария сходила с ума лишь от одной мысли о том, что ее брат, настоящий брат, больше не вернется никогда.

Это был самый большой страх, спрятанный где-то в глубине сознания девушки. Мария старалась зарывать его глубоко-глубоко, настолько, насколько это вообще возможно, так, чтобы он не смог пробраться наружу. И скрывала за маской на грани веселости, самообожания и стремления быть лидером среди всех.

Но порой, когда она смотрела на Страцкого и не видела в его темных глазах ничего, кроме неистового безумия, Финч теряла надежду на то, что когда-нибудь приступы Ленни прекратятся, что он больше ни разу не поднимет на нее руку и будет все тем же милым мальчиком. Но вера имеет свойство иссякать.

Тяжело вздохнув, блондинка дрожащей бледной рукой постучала в дверной молоток. Не прошло и минуты, как скрипящий голос прорезал тишину школы:

— Что ж ты, девочка, пожаловала в такой поздний час?.. — недовольно пробурчал страж — кажется, еще чуть-чуть и барабанные перепонки разорвутся от такого неприятного скрежета. — Кем было изобретено всевозможное зелье?

— Зигмунтом Баджем, — отчеканила Мария, сложив руки на груди. Про себя девушка тысячу раз прокляла все эти когтевранские заумные задачки. Меньше всего ей сейчас хотелось стоять темной ночью, посреди коридора на сквозняке и отвечать на дебильные вопросы. Не то, чтобы это было трудно, но все же, на взгляд Финч, — бессмысленно.

Картина проскрипела что-то про себя, недовольно насупившись, но все же отворила дверь.

Сердце с грохотом упало куда-то вниз, как только изумрудные глаза Марии встретились с мутно-голубыми, обладателем которых был Ленни. В руках он держал стакан, наполненный прозрачной, бесцветной жидкостью. Свитер был изрядно помят, темно-синий цвет подчеркивал болезненную бледность кожи. Даже в положении его тела чувствовалось стальное напряжение.

Завидев сестру, когтевранец криво усмехнулся, и улыбка его была совершенно чужой, незнакомой и холодной. Девушка крепче прижала порванную Малфоем мантию, как будто та могла спрятать ее от человека, сидящего напротив. Нет, даже не человека, а хищника — бесчувственного, жестокого, в душе которого остался лишь эгоизм. Хищника, который шел на попятую у своих желаний.

Мерлин, почему он не мог сейчас быть прежним? Не мог быть таким, как днем: спокойным, добрым и заботливым?

Именно тогда, когда она провалила задание, появился этот человек…

— Как все прошло? — задал вопрос Страцкий, поставив воду на стол, стоящий рядом с креслом. От его голоса внутри у девушки все скукожилось, а коленки задрожали. Она боялась парня сейчас, по-настоящему боялась того, что он может сделать.

Финч быстрым взглядом окинула гостиную: никого. Ни единого человека не было здесь.

Никого, кто мог бы ей помочь.

Тот привстал, медленно подходя к Марии. Его осанка была натянутой, шаги бесшумными и размеренными. Ленни прищурился, облизнув губы, и глаза его не по- доброму заблестели.

— Что-то не так? — стиснул кулаки, вызывающе глядя на сестру.

Страх и неуверенность, волнами исходящие от Марии, витали в воздухе. Она гордо подняла голову в надежде не заплакать. Когтевранка была сильной по своей натуре. Лицемерной, хитрой, подлой, красивой и самоуверенной. Ей было плевать на всех, кроме Страцкого. Парень был единственным, кто мог ранить ее в самое сердце, выбить землю из под ног и уничтожить лишь одной своей фразой. И даже после этого она любила его всем сердцем, готова была прощать, что угодно, и защищать от любых тварей, ставших ему на пути.

— Я спрашиваю, что-то не так? — прорычал Ленни, раздраженный затянувшимся молчанием.

Мария отвела взгляд, вздрогнув от его напористости. Она судорожно оглянулась, беспокоясь о том, что их услышат. Словно прочитав ее мысли, парень отрицательно покачал головой.

— Я временно наложил заглушающие чары, нас не слышат. Отвечай.

Это было и хорошей новостью, и плохой одновременно. Не услышат — не поймут проблему семьи, не будут гнобить брата. Но и не смогут прийти на помощь, если это понадобится.

Девушка отошла на шаг назад, словно остерегаясь Страцкого, который был готов накинуться на нее в любую минуту. Она не могла выдавить из себя эти несчастные слова, потому что совершенно не знала, чем это обернется для ее здоровья.

Страх медленной линией проникал в ее сознание. И, кажется, с каждой секундой все сильнее впивался туда, заставляя паниковать.

— Он не захотел, — промычала почти беззвучно, надеясь, что Ленни не услышит, хотя прекрасно знала, что это не спасет от его гнева.

Закрывает глаза, потоками вдыхая воздух.

Мерлин, как же ей было страшно.

Было чувство, что она стоит раздетая перед садистом, у которого в руках нож, плети и другие орудия убийства.

— Что это, блядь, значит?! Что значит “он не захотел”?! — проорал когтевранец, больно толкнув сестру в плечо.

Та с силой врезалась в холодную стену, громко ахнув. Ноющая боль растеклась по телу, и Марии показалось, что ее сломали пополам. Но девушка держалась на ногах, сдерживая ненавистные слезы.

Пожалуйста, пусть Ленни придет в себя.

Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста!

— Сначала все шло нормально, мы зашли в их гостиную, и Драко хотел этого, — дрожащим голос ответила Мария, пятясь в сторону. — Но потом он остановился и сказал, чтобы я убиралась. Ленни, я… — заикаясь начала девушка в таких глупых попытках говорить спокойно, не показывая, какие приступы паники окатывают ее с головой.

Боялась поднять на него глаза. Будто Страцкий был хищником, и, посмотрев на его лицо, он мог накинуться на тебя, почувствовав угрозу жизни.

— Что значит он сказал? У тебя было задание, а ты все провалила. Провалила к чертовой матери! Ты хоть понимаешь, как это было важно?! Понимаешь или нет? — прошипел парень, надвигаясь к Финч.

Его глаза стали совсем мутными, зрачков было практически не видно. Пульсирующие вены проступили на шее и руках, которые с силой сжимали плечо девушки.

Пальцы так впились в ее плоть, что Мария еле держалась, чтобы полностью не переключиться на эту боль: давящую и пронизывающую.

— Поним,.. — на выдохе попыталась вставить она.

— Молчать! Зелье осталось? — выплюнул Страцкий, сжимая плоть сестры все сильнее — та сползала по стенке, моля о том, чтобы Ленни ее отпустил.

— Отпу… Прошу!.. Отпусти…

Веки закрывались от невероятной боли, а слезы текли по щекам, заливая рот соленной жидкостью.

Но парень игнорировал все просьбы сестры. Ярость заполняла всю его сущность — она превращала когтевранца в того, кем он никогда не являлся. Ярость прятала его настоящего все глубже и глубже, цепляя на тесную металлическую клетку, где находилась в заточении его душа, все больше и больше замков.

— Прошу, прошу — вернись ко мне! Вернись, Ленни, прошу! — шептала девушка, заливаясь слезами, которые ручьями стекали по ее красному лицу.

Она устала, устала от всего этого. Устала видеть своего брата таким, устала скрывать от него правду. Он ведь действительно не помнил, что совершал во время приступов, не знал, какие ужасные вещи происходили.

Но Страцкий не выдержит истины, не простит себе, не простит Марии то, что она держала все это в тайне. А как она должна была поступить? Ведь, если об этом узнает не тот человек, Ленни запрут в психушку, вкалывая какие-то успокоительные, которые уничтожили бы его личность в целом, превратили бы в кусок мяса. Какой бы продвинутой не была колдомедицина — это неизлечимо. А Финч никому не позволит разлучить ее с эти человеком.

Никогда. Не в этой жизни.

— Не смей говорить о нем. Никогда. Поняла, сука?! — голос хриплый, низкий, полный ненависти и злобы. Размахнулся, ударив ее по лицу — с такой силой, что стены вздрогнули.

Вскрикнула, задыхаясь от боли, от обиды, чувствуя себя игрушкой в его руках.

О нем? Он даже забывал в припадках, что “он” и есть Ленни?

— У тебя есть неделя, ясно? Делай, что хочешь. Для нового зелья слишком мало времени, — холодно сказал Страцкий, отходя от содрогающейся сестры.

Он смотрел на нее, пытаясь понять, что чувствует. Но в душе парня была лишь пустота, пустота и ничего больше. Единственное, чего он хотел, чтобы она ушла, ушла и рыдала где-нибудь подальше. Ему было противно смотреть, какими жалкими могут быть люди.

Сука.

— А теперь — пошла вон, Мария.

Та, словно только этого и ждала, вскрикнула еще раз и на согнутых ногах побежала в свою комнату.

***

Рука парня крепко сжимала талию Гермионы, словно кто-то пытался отобрать ее у него. Темные кучерявые локоны раскинулись по подушке, а на лице застыла довольная улыбка. Зайди в гостиную старост кто-то другой, будь то учитель или студент, несчастный упал бы в обморок от увиденного, и было бы еще неплохо, если бы он очнулся.

Солнечные блики играли с платиновыми волосами Драко, они словно источали сияние. Даже во сне его лицо оставалось серьезным и бледным, а вот тихо сопевшая гриффиндорка казалась счастливой.

От вчерашней грозы не осталось и следа, за исключением почти высохших неглубоких лужиц и мокрой листвы. Не смотря на то, что на дворе стоял декабрь, начало зимы было очень дождливым и сырым — ничего не предвещало снежную погоду. Пусть снег и лежал на улицах, но его часто покрывали лужи.

Гермиона не любила холод, не любила промозглый ветер и безжизненные пейзажи. Ее стихией было солнце, яркие краски и тепло.

А вот Малфою, напротив, лед был по душе. Он смотрелся органично среди деревьев, покрытых белоснежными шапками, и серого, темного неба под стать его глазам. Кожа Драко казалась почти прозрачной, а волосы сливались со снегом и выделялись на фоне черной одежды, которую парень носил почти всегда.

Сейчас, озаренные солнцем, парень и девушка казались одним целым. Даже их дыхание сливалось воедино, а сердца бились в унисон.

Гриффиндорка резко распахнула глаза, вздрогнув. От Драко, лежащего рядом, исходило тепло. Она улыбнулась. Это был тот редкий случай, когда она могла чувствовать от Малфоя что-либо, кроме холода. Оказывается, когда он спит, староста был очень даже милым. Не нахмуренным и холодным, а именно милым.

Драко Малфой милый. Необычное звучание.

Парень лежал неподвижно, равномерно дыша грудью. Его лицо было таким точенным, словно над ним не один месяц трудился известный скульптор. В который раз Грейнджер удивилась его красоте — весь такой холеный мальчик. Но она прекрасно знала, что это не так, что внутри у него далеко не все так идеально.

Не смотря ни на что, девушка любила его таким, какой он есть. Теперь точно знала, что любила. А Драко… Он, скорее всего, пользовался тем, что кто-то с ним рядом. Гермиона не такая дура, чтобы поверить в то, что слизеринец когда-либо сможет испытать что-то к ней — грязнокровке. По крайней мере, так она думала вчера.

Улыбка тут же сползла с лица, а глаза запекло. Она уже была готова отругать себя за подобную слабость, как над ухом раздался бархатный голос:

— Доброе утро, Грейнджер.

Что? Доброе утро? Грейнджер?

Гермиона чуть не поперхнулась, округлив свои, и без того большие, глаза. Она только что услышала такие слова от Драко Малфоя.

Веселье на весь день.

Гриффиндорка уже думала поязвить по этому поводу, но, все же, поборов гордыню, ответила:

— Доброе.

В глазах слизеринца отразилось удивление — судя по всему, он сам только понял, что сказал. Парень сглотнул, утихомиривая желание ударить себя чем-нибудь тяжелым.

Доброе утро, блядь.

Драко кашлянул, привстав с кровати. Суставы ломило, но в целом, чувствовал он себя неплохо. Слизеринец стянул с себя рубашку, аккуратно сложив ее. Он любил порядок везде и во всем.

Гермиона выдохнула, отводя взгляд. Ее щеки тут же побагровели. Она уткнулась в подушку, чувствуя, что сейчас засмеется.

Завидев это, Малфой не удержавшись, хмыкнул.

— Мерлин, чего ты там не видела? — пробурчал парень, стараясь сохранить серьезный вид.

Нет, ну серьезно! Прямо святую из себя делает…

Староста девочек уже вовсю хихикала, прикрывая рукой рот. Вела она себя, как дура, да. Но эта непонятная радость разлилась по груди, и девушка ничего не могла с собой поделать.

— У тебя двадцать минут, — устало сказал слизеринец, закатив глаза. Гриффиндорка, конечно, была страной, но не до такой же степени. — Грейнджер, я понимаю, что вид моего торса тебя очень забавляет, но давай побыстрее, а?

Она попыталась сделать серьезный вид, но тут же разразилась новой вспышкой смеха.

Та-ак. Поспокойнее.

— Не убей меня взглядом, — тихо произнесла она в подушку.

— Что? — невозмутимо переспросил он, приподняв брови.

— Ничего. Мы что, пойдем вместе?

Она вдруг осознала то, что он сказал. И едва не свалилась с кровати. Она и представить не могла, что парень пойдет на такое.

— Блядь, нельзя без этого? Одевайся уже, — прошипел Малфой, направляясь к шифоньеру.

Гермиона сопроводила его долгим все таким же немного очумевшим, но радостным взглядом.

Почти вприпрыжку она направилась в уборную, захватив с собой самую короткую юбку из гардероба.

Странные изменения происходили в ее жизни: девушка хотела выглядеть хорошо, казаться уверенной в себе и больше ухаживать за собой.

Драко прожигал взглядом ее длинные ноги, автоматически отметив про себя, что они ничуть не хуже, чем у Пэнси. Да и вообще, одень Грейнджер по-другому и причеши ее, как человека, — перед тобой будет стоять, если не красавица, то весьма симпатичная девушка.

Достав одну из своих атласных рубашек, парень стал застегивать пуговицы — одну за другой. Думать о том, на какой идиотский поступок он решился, совершенно не хотелось. Пошли все далеко со своим никому не нужным мнением.

Подойдя к старинному зеркалу, покрытому тонким слоем пыли, Малфой причесался, затем еще раз и еще, пока его полностью не удовлетворила прическа. Взглянув на часы, слизеринец едва не выругался. Прошло пятнадцать минут, а эта чертовка все чистит перышки!

Назад Дальше