Джинни переступила порог, как услышала странные звуки, похожие на чьи-то стоны. Ее сердце пропустило один удар, и девушка медленными шагам прошла вглубь.
И дыхание чуть ли не остановилось от увиденного.
Первое, что она заметила, это слияние фигур, которые занимались чем-то, что не подобает школьным требованием. Затем ей удалось рассмотреть худощавую фигуру парня, и сплетенные ноги за его спиной.
Платиновые волосы.
Платиновые волосы.
Кто был в школе с платиновыми волосами?
Она чуть ли не ойкнула.
Драко! Это же у Драко такой оттенок — что-то вроде снега и, в тоже время, серебра.
Уизли прижала руку ко рту, вглядываясь в учеников из-за поворота.
Кто с ним? Неужели Гермиона?
Нет, она должна быть сейчас с Гарри и Роном. У них какие-то выяснения отношений.
Кто. Же. Тогда. С. Драко?
Пронзительный стон раздался по всему туалету, а затем рык Малфоя.
Девушка еле подавила рефлекс рвоты, потому что наблюдать и слышать такое зрелище было выше ее сил.
И все же. Кто с ним?
Честно говоря, Уизли вообще не волновал этот подонок. Она его терпеть не могла, но, чтобы думать, с кем он, что делает, — нет уж. И Джинни бы уже сто раз ушла, чтобы не созерцать на сие деяние, однако влюбленные глаза Гермионы не давали ей покоя.
Она же любила его, очень. Милая и добрая Грейнджер влюбилась в такой мерзкого человека, как Драко. И подруга в чем-то понимала ее.
Любовь зла — полюбишь и козла.
Гриффиндорка навострила слух — она была обязана понять, кто там вместе с парнем, чтобы в эту же секунду рассказать все подруге. Она не хотела, чтобы староста разочаровывалась и билась в истерике, но отношения с ложью — не отношения. Это уже было проверено ею самой.
Когда в очередной раз сдавленный крик ударился о стены, Джинни поняла — Мария — гадкая стерва — находится с Малфоем. Девушка могла поклясться, что слышала именно ее едкий стон.
Фу-фу-фу.
Неужели правда? Неужели Драко опустился настолько, что переспал с такой дурой, как она?
Отвращение волной окатило девушку, что она даже пошатнулась назад, задев ногой дверь. И воздуха стала как-то слишком мало.
Жаль. Как же ей было жаль Гермиону, ее лучшую подругу.
Кажется, Мария, находящаяся в фазе наслаждения, услышала посторонний звук и обеспокоено оглянулась. Продолжая сидеть на парне, она заметила Джинни. И всего на секунду на ее лице застыла улыбка — самодовольная и победоносная.
— Я уже устал, — начал парень, опустив голову на колени.
Они сидели в комнате Гарри и Рона, которая в это время суток была темной. Шторы были раздвинуты в разные стороны, и можно было видеть, как мелкий снежок покрывает улицы.
— Вы вечно ссоритесь по любому поводу, — устало проговорил он.
Свечи, зажженные в разных местах, покачивались из-за легкого дуновения ветра, проникающего сквозь стены. В комнате было тепло, однако стоило только глянуть на улицу, чтобы понять, что там нагревает буря.
Снежинки, до этого красиво падающие на землю, начинали летать по воздуху в бешеном ритме, подбрасываемые сильными порывами ветра. Они ударялись о каменную поверхность и отлетали обратно.
— Психология человека, — понуро ответила Гермиона, — всегда ссориться.
Она сидела на мягкой кровати, подвинув под себя ноги. Ее спина была облокоченной о стенку, руки расслаблены, лежа на коленях.
— Но вы делаете это слишком часто, — вздохнул Гарри. Он поднял голову, одарив подругу непонимающим взглядом. — Надоедает, знаешь ли.
Рон громко цокнул языком, при этом закатив глаза. Он полу-сидел, полу-лежал на полу, подложив под голову подушку. Его взгляд бегал по потолку, стенам и возвращался к окну, за которым образовывался снегопад.
— Я ни с кем не ссорюсь, — сказала Гермиона, пожав плечами.
Это же полная правда. Она не ругалась с друзьями, не обсуждала их за спиной, не говорила гадости в лицо. Пусть девушка и отдалилась от них, сейчас староста пыталась вновь воссоединить дружбу. Однако это не получалось из-за выходок Уизли.
Он был слишком обидчивым и наивным. Небось подумал, что, после одной прогулки, Гермиона влюбится в него сразу же, и они станут встречаться. Или же надеялся, что остались старые чувства. Но это было невозможным, так как место в сердце девушки занимал Малфой.
Именно из-за этого произошла последняя ситуация. Парень стал психовать, увидев, как Гермиона целуется с Драко. Но в чем здесь была ее вина? Она же не обязалась Рону ничем. Да и к тому же, Уизли нравилась Грейнджер, а ей нравился Малфой. Что в этом криминального?
— Да? — язвительно поинтересовался Рон. — Ты еще пообщайся со всеми нашими врагами, и вообще будет отлично!
Теперь пришло время девушке закатить глаза и раздражительно фыркнуть.
— Если я с кем-то и общаюсь, то это лично мое дело.
Глаза презрительно сузились.
— Лично твое дело? Ничего, что мы лучшие друзья, нет?
Уизли поднялся с пола, облокачиваясь о противоположную стену. Его взгляд остановился на лице девушке. Глаза мигали раз в минуту, подозрительно смотря на Гермиону.
— И что? Это не дает мне право общаться с тем, с кем я захочу?
Выдох. И раздражающее цоканье языком.
Хватит, Рон, не беси.
— Ты можешь делать, что захочешь. Но не с Малфоем же, — натянуто вставил Поттер, до этого наблюдавший за снегом на улице.
Спасибо за разрешение, блин.
— Мне кажется, я раз сто говорила, что мы старосты и должны часто находиться рядом. А отказываться от…
— Поэтому ты сосешься с ним на каждом углу? — грубо перебил рыжий.
Она даже дышать перестала на мгновение.
Что делает?
Сосется? Так он это назвал?
Да лучше бы это было так. Чем получать удары по лицу от него.
Щека вдруг ужасно заныла, представляя картину, где Драко замахивается и…
…раз…
…так больно от чего-то.
Лучше бы накричал, ушел. Но не ударил.
И следующее предложение вырывается с такой яростью, что походит на шипение:
— Я ни с кем не сосусь, ясно тебе?
— Нет, мне не ясно!
А дальше — тишина. Потому что никто не знает, что сказать.
Она рассерженна и просто не способна адекватно реагировать на слова друга. Он зол на все эти выходки с гадким Малфоем. Один только Гарри, казалось, держал себя в руках.
— Гермиона! — с вызовом произносит рыжий.
— Рон!
— Ты будешь отвечать, а?
— Что я должна тебе ответить?
Смотрит в упор.
— Что ты хочешь услышать?
Протяжный стон, словно этот разговор забирал невероятное количество сил.
— Почему ты общаешься с ним?
— С кем?
— А то ты не понимаешь! С Малфоем, блин!
Он уже тяжело дышит. Принимая сидячую позу, он не знает, куда себя деть. От этой злости разрывает на части, и здравый ум куда-то пропадает.
— Хочу и общаюсь. Тебе что до этого?
И лицо перекашивает от воспоминаний.
Холодная ладонь хлыстом бьет по лицу.
Так, что нет воздуха. Так что сердце замирает.
Черт. Разве она заслужила?
Чуть ли не шипит. Рон сжимает кулаки, скрипя зубами.
Ему что до этого?
Действительно, что же?
Ненавидит Малфоя. Ненавидит Малфоя. Он до безумия его ненавидит.
Уизли не смог бы передать этой лютой ненависти к слизеринцу, которая нарастала с каждым днем все сильнее. Он терпеть не мог весь Слизерин, вместе взятый.
Фу-фу-фу.
Ущербные змеи. Грязные и паршивые. Лицемерные и лживые.
Как?! Как она могла влюбиться в одного из них?
— Я твой друг!
— А я твоя подруга!
Она кричит. И понимает это довольно поздно.
Потирает макушку и добавляет более спокойно:
— Но я же не лезу в твои дела.
— Будто я сильно лезу.
— Да.
— Нет.
— Не вижу смысла спорить.
Молчание.
Только ветер сильнее бьет по стеклу.
Тянущаяся тишина.
Учащенное сердцебиение, краснеющие щеки, отстраненный взгляд.
Они были друзьями, лучшими. Но это было так давно, что, казалось, они познакомились впервые сегодня.
Или нет. Они никогда не были знакомы, и общение так и не произошло.
Девушка не хотела заводить разговор вновь. Все кончалось ссорами и криками.
Раньше этого не было, никогда.
Она внимательно смотрит на парней и хочет одного — уйдите, уйдите все. Гермиона так устала, так намучилась, что сил не было для очередных сколок. Ей нужно остаться одной, чтобы…
Чтобы вновь прокрутить в голове эпизод.
Ее слова, и тяжелый хлопок. И странное осознание — неужели Драко действительно поднял на нее руку?
Неужели?..
Гермиона еле подавляет слезы, бросив взгляд на Рона.
Она имела людей, на которых всегда можно было положиться, но это в прошлом. Девушка потеряла их, в чем была виновата сама. Но время не вернуть, и гриффиндорка не понимала, зачем тратить нервы друг друга. Ведь можно по-хорошему разойтись, и…
Нет, что?..
Она точно подумала об этом?
Разойтись с друзьями, которых знала столько лет? С которыми столько пережила?
Неужели дружба так быстро забывалась?
Гермиона охнула, чувствуя, как холодеет внутри.
Она действительно отнеслась к этому с безразличием. Прошло миллиард событий, и все уже казалось мелочью.
И все же…
Расстаться с ними? С Гарри и Роном?
Рехнулась. Она просто рехнулась.
Наверное, за мысли Гермионы сейчас отвечал страх, который сидел так глубоко внутри, что уже управлял ею полностью. Когда в сознание закрадывается ужас, его невозможно убрать оттуда. Его невозможно убить, от него не избавиться. Он навсегда застревает в твоей голове, передаваясь другим. И ты, уничтоженный им, уже не реагируешь ни на кого, ни какие жизненные проблемы.
Ах да, позабыла.
Обида. Сильнейшая обида на Малфоя.
Она не простит его. В этот раз — это точно.
Оставалось только надеяться, что ее внезапное похолодание к Поттеру с Уизли вызвано именно страхом.
Девушка окинула взглядом друзей.
Ну?..
— Кхм…
Первая подает голос.
Пусть уйдут, скорее!
— Кхм… — отзывается Гарри.
И Рон собирается что-то сказать, но дверь отворяется с громким стуком, прерывая “общение”.
Комментарий к Часть 16
Добрый вечер, дорогие читатели. Прошу прощения, что проды не было так долго.
Надеюсь, это Вам понравится — удачного прочтения.
========== Часть 17 ==========
Повороты, повороты. Бесконечное множество, такое большое количество.
Не школа, а лабиринт. В котором бежишь, бежишь. И не находишь конца всему этому. Даже, когда открываешь дверь в комнату и начинаешь рыдать огромными слезами, потому что знаешь правду, которую тебе рассказала твоя лучшая подруга. Узнаешь правду, что человек, который тебе так дорог, изменяет тебе. И узнаешь не от него самого, а от постороннего человека. Даже, когда пытаешься успокоиться и уснуть. Даже, когда тебя затягивают неведомые силы, и глаза закрываются от усталости.
Ты все равно бежишь по бесконечному лабиринту.
Когда наступает утро, она просыпается. Но ощущение пробуждения не наступает, и появляется чувство того, что девушка все еще спит. Все еще спит, сидя на кровати. Сидя с открытыми веками, с пустым взглядом, направленным куда-то в окно.
Утро. Она думала, что сейчас утро. Хм, действительно. Что-то между ночью и этим ужасным утром.
Итак. Она смотрит на время — 6:00. 6:00 утра. Странно.
Вчера девушка легла… нет, вырубилась, ушла в забытье, не так уж и поздно — в районе десяти. И заснула мгновенно же, как только голова коснулась подушки. Но ощущение было таким, словно она ни на минуту не смыкала глаз.
Они были красными и воспаленными. Под ними красовались черные синяки, которые отягощали ее лицо. Волосы, запутанные в комочки, кое-как лежали на плечах.
Она не плакала. И это было странно. Слез как будто не хватало. Словно, даже если сильно захотеть, у девушки не удастся проронить ни слезинку. Может быть, она рыдала ночью? Во сне?
Ладно, это было неважно. По крайней мере, сейчас. Когда она сидела на краю кровати и смотрела в окно, где вчерашняя метель утихомирилась. Где снег лежал на улицах, иногда мирно перелитая.
Что мы имеем? Вначале Драко ударяет ее, а потом и вовсе — занимается сексом с Марией. Великолепно. Эти новости были до нельзя прекрасными.
У нее дрожали руки. Сгибалась спина. Подкашивались ноги. Сбивалось дыхание. Но она не плакала. И не думала.
Она чувствовала. Эту ужасную боль, закрадывающуюся в ее душу. Она была такой сильной, что прошлую дыру раздирала на части. И не оставляла от тощей девушки ничего, кроме оболочки, которая тоже становилась некрасивой. Как и душа.
Она не понимала. Как он мог? Как Драко мог так поступить?
Пусть он не говорил никогда, что любит ее, однако его взгляд, его руки, обнимающие ее, его движения. Все кричало о том, что он, по меньшей мере, симпатизирует ей. И главным доказательством всего этого было то, что он до сих пор не убил ее. Что до сих пор не изменил с Пэнси или…
Ах. Да.
Изменил. Только с Марией, она не учла.
Если бы он так поступил, когда был безразличным в Гермионе, еще ладно. Но сейчас. Она просто не понимала. И до конца не осознавала.
Ей изменили. Пусть это были не любовные отношения без ее ведома, но… это же было физическое влечение, физическая страсть.
Он хотел ее. Она ошибалась, когда думала, что Мария не привлекает его.
Привлекает. И еще как. После недели знакомства они переспали. Да-а, она его совсем не привлекает.
Значит, Гермиона была не настолько совершенной, не настолько прекрасной, чтобы удержать его возле себя. Она была не слишком чудесной, чтобы не упустить его.
Она… не… слишком… хороша… для… него…
Она всегда знала это. Всегда понимала, что ужасна. Что она — чертова уродина, которая даже парня не может удержать! Что он спит с кем-то другим и после этого не бросает ее.
В тайне, он сделал это в тайне.
Трус!
Хотя… дело, наверное, было не в этом. Явно же, что какую-то Грейнджер он не боялся. Тогда в чем?
Она не знала. Единственное, в чем она была уверена на сто процентов — он не любил ее, она даже не нравилась ему. И все, что она на придумывала себе, — было глупой ошибкой. Было глупыми детскими выдумками.
Когда ты стала такой дурой, Гермиона? Ты же всегда думаешь, ты же продумываешь. Как же так случилось в этот раз?
Она просто любила. И эта любовь затмила ей все.
А что, если он и до этого спал с кем-то? Что, если вовремя их “отношений”, он переспал с Пэнси, Марией? Или еще кем-либо? Джинни увидела их благодаря случайности. Но сколько незамеченных случаев?
Девушка устало перевела взор на свои худые коленки. Вздохнула.
Теперь она была уверена — это не впервой. Когда он, мразь, заводит “дружбу” параллельно. Тогда, когда знает, что Гермиона безумно привязалась к нему и готова сделать все, что угодно, для его счастья.
Какой же он урод. Самый настоящий урод.
Пользовался? Все это время он всего лишь пользовался ею?
Захотел — Гермиона прибежала. Захотел — Гермиона сделала. Стало плохо — Гермиона успокоила. Вздумалось — Гермиона согласилась.
Захотелось-подумал-вспомнил-решил — Гермиона всегда рядом.
Она была зла. От злости срывало голову, от злости рвало тело.
Вот как. Вот как, Драко! Вот, как ты поступаешь за спиной. А она-то думала, что ты просто такой человек, скрывающий свои проблемы за холодностью и стойкостью.
Дура. Грейнджер, Боже, ты такая дура!
И, ты не просто дура, ты еще уродка.
Ненавидит себя, ненавидит это чертово отражение в зеркале. Эти спутанные грязные волосы, опухшие глаза, кривой нос.
УРОДИНА!
Хватает себя за голову, чуть ли не выдирая кудри.
И слезы, горячие и соленые, стекает по щекам, попадают в рот. А она дышит, тяжело, всхлипывая при этом.
Разве бывают люди, ужаснее ее?
И на что она вообще надеялась, когда начинала привыкать к нему? На то, что ее “внутренняя красота” затмит внешние данные Пэнси или Марии? Что ему будет наплевать на то, какая она уродка?