Как можно было быть такой тупицей? Неужели еще есть девочки, которые ведутся на поддельные чувства парней?
И зачем это Драко? Зачем ему все это? Он же знал, что девушка действительно любит его. Неужели он настолько плохой человек, что пользовался ею, как марионеткой?
А что, если он еще и обсуждал ее с друзьями? Смеялся с Блейзом и Марией, высмеивая девушку и ее чувства.
Гадмразьподонок.
Чтобы ее глаза больше не видели его. Чтобы больше никогда она не встречалась с ним.
Она слова не скажет этому ублюдку. Она в его сторону не посмотрит.
Но… черт побери, как же ей было обидно. Как же ей было обидно сидеть одной в этой комнате и плакать горькими не утешающими слезами.
Она же видела, что эмоции поддельны. Видела, как он избегает ее при людях, как не хочет показывать друзьям.
Но… Блейз же общался с ней. И, наверняка, понимает, что тот их вечер не входил в обязанности старосты.
Или они оба захотели так пошутить? Но разве это смешно? Да и на шутку особо не катило.
Она же видела, с какой ревностью Драко смотрел, когда она говорила с Забини или танцевала около него.
Разве… разве можно так притворяться?
Видимо, можно.
Но зачем?! У него всегда был отменный авторитет, и девушки выполняли все, что ему вздумается. А из-за нее у него все и подкачало. Что же тогда это могло значить?
Она запуталась. Ей было слишком тяжело отгадывать жизненные загадки. Отношения — не были ее коронной фишкой. Одно она осознавала четко — Драко изменил ей, и она никогда не простит ему этого. И еще — никогда больше девушка не посмотрит на таких красивых и богатых парней, потому что не слишком хороша для них.
Шум бьет по ушам, когда каблучки ступают по твердому полу. Не длинная юбка прикрывает маленькие ножки, а рубашка открывает ключицы. Волосы, собранные в опрятную прическу, забраны наверху, показывая спину с красивой осанкой.
Карие глаза смотрели из-под накрашенных ресниц, не привычно хлопающих при моргании. Губы, которые она всегда кусала, были обведены розоватым блеском, делающим их пухлыми. В ушах болтались маленькие сережки. А на плечах висел рюкзак, аккуратно застегнутый.
Итак, она шла гордо и прямо, будто ничто не могло сбить ее с дистанции. Хотя резинка давила на голову, помада невкусно пахла, глазам мешала видеть черная тушь, а юбку хотелось опустить, но она продолжала шагать по направлению к своему столу.
На этот вид ушло много времени, но она себе ужасно понравилась. И сделала она это вовсе не для того, чтобы повысить самооценку, а всего лишь, чтобы показать ему одному, что и она может выглядеть прекрасно. Что насчет красоты Пэнси и сексуальности Марии можно еще поспорить. Хотя в душе ясно осознавала, что проигрывает им обеим.
Положив рюкзак на лавку, она присела так, чтобы нижняя часть ее наряда не приподнялась, оголяя ноги и пикантные места. Она неоднократно видела, как это происходит у некоторых девочек. И вид, по-честному, не из лучших.
— Гермиона? — Рон оторвался от своей булочки, изумленно таращась на подругу.
Девушка слегка улыбнулась, моргнув пару раз ресницами.
— Рон?
— Привет, — тупо произнес он, несколько раз изучив ее заинтересованным в взглядом.
— Привет. И тебе, Гарри, тоже — привет, — мягко сказала она другу, который сидел, приоткрыв рот.
— Угу, — только и выдавил он.
Неужели получилось? Неужели ее изменения так видны?
Девушка чуть ли не захлопала в ладоши, однако быстро успокоилась, вспомнив Драко. Одно только имя заставляло ее искривляться в гримасе ненависти.
Остается надеяться, что и он заметит ее изменения. Если, как обычно, не увлечется Паркинсон или Финч.
— Как у вас дела? — спросила она, пододвинув к себе фруктовый салат. Нужно делать изменения во всем — даже в еде.
— Неплохо, — откликнулся Рон.
Прийдя после шока, он продолжил поедать хлеб с присыпкой, все еще восхищенно поглядывая на подругу.
— Да-а, — загадочно протянул Гарри. — А у тебя?
Она сглотнула.
Как у нее дела? М-м-м, дайте-ка подумать. У нее чуть ли не умирает отец, а мать до сих пор ничего не написала, самый страшный волшебник времен приказал убить ее, а человек, которого она любит, изменяет ей. И еще одна вещь — какой-то сумасшедший ее чуть не изнасиловал, а его придурошная сестра уводит у нее “парня”.
Да, дела — супер, как ни крути.
— Ничего, — тихо ответила она.
Рука, накалывающая фрукт, дрогнула, и маленькая слива слетела обратно в тарелку.
Черт. Она не сможет это есть.
У нее вдруг сильно стянуло все в районе Солнечного сплетения, а затем пот выступил на лбу. Неприятное ощущение растеклось по всему организму.
Ну что ж такое?
Все, хватит. Нужно перестать думать о таких уродах, как Малфой. Ведь это его вина, что он позволяет себе, будучи аристократом, изменять девушке, скрываясь при этом, как крыса.
Это только его вина. Ни грамма стыда не должно быть у Гермионы.
Ага, да. Конечно. Она прям-таки ни в чем не обвиняет себя.
— Булочки сегодня отменные, — еле прожевывая пищу, делится Рон. — Будешь?
Протянув розовый пряник, он кивнул Гермионе.
— Бери-бери.
— Мг, спасибо, — без эмоций ответила она, взяв в руки еду.
Она покрутила его перед лицом, отложив в тарелку, где покоились нетронутые фрукты. Аппетит сильнейший, нечего и сказать.
— Слушай… — Гарри внимательно посмотрел на подругу, отставив от себя тарелку пюре.
— Что?
Парень поерзал на месте, смотря то на нее, то на Рона. Его брови сошлись на переносице, а взгляд был серьезным. Все его лицо выражало крайнюю степень задумчивости.
— Я тут хотел спросить… Я… Ты же правду ответишь?
Гермиона повела бровями, вопросительно посмотрев на него.
— Ну… да, наверное. Да. Да, правду. А что такое?
— Я… просто… Нет, на самом деле, это все не просто, — он вдруг засмеялся странным смехом, подавившись при этом едой.
Рон озадаченно переглянулся с Гермионой, перестав даже жевать свою булочку.
— Гарри? Ты как, в порядке? Нигде не ударялся?
— Не-не, все в поряде, — махнул рукой он, отпив немного воды из стакана.
— В поряде? — переспросила девушка.
— Да, все нормально. Я вот хотел узнать. Спросить хотел.
— Ну? Что спросить?
Гермиона устало посмотрела на него, но, как только услышала смех со слизеринского стола, моментально приобрела ужасно веселой вид. Глянув краем глаза на того, кто только что сел к своему факультету, сердце ее на секунду остановилось.
Вот он — ее любовь и горе, ее радость и страдания. Пришел, гордо сел. Окинул всех мрачным взглядом и принялся за завтрак.
Фу. Ее сейчас стошнит. Хотя в душе все скребет с бешеной силой.
Ведет себя, как ни в чем не бывало. Словно не изменял ей, словно никакой Марии вчера и не было.
Честно говоря, будь ее воля, девушка бы бросилась на него сейчас же и сняла эту гримасу самолюбования и уверенности. Чтобы все увидели, как грязнокровка ударит его. Чтобы все узнали, что у аристократа были отношения с ней, с маглорожденной.
Ох… как бы ей хотелось этого. Но нет. Она мирно сядет за своим столом, сложит ручки, и боль будет душить ее внутри, ничем не проявляясь снаружи.
Бесит ее характер. Она хотела бы быть другой. Стойкой и сильной, той, что всегда докажет свое мнение и отстоит свои права. Но она была другой. И никогда бы не поступила так, как хотела.
— Доброе утро! — бодро поздоровалось только что подошедшая Джинни. Она присела около Гарри, чмокнув его в щеку.
Гермиона, только что отвернувшаяся от парня, слегка округлила глаза.
Ч-т-о?
Гарри покрылся румянцем, посмотрев куда-то в сторону, словно он — это не он, а Джинни — это не Джинни.
— Как делишики? — поинтересовалась девушка жизнерадостно.
Она, поправив длинные рыжие волосы, потянулась за стаканом апельсинового соку и опустошила его за три глотка. Затем, подтянув к себе две тарелки различной пищи, сказала:
— Я так голодна! Вы бы знали.
И принялась поедать все это, попутно рассказывая, как не хочет идти на историю магии. Пока в это время опешивший Рон глазел на сестру и друга, а Гермиона бросала взгляды за спину.
Нет, ей было интересно, что там происходит у парочки, но ее дыра внутри увеличивалась настолько, что все интересное проходило мимо, и больше ничто не волновало ее.
— Не пойму что-то, — пробормотал парень, который уже минут пять сидел с наполовину съеденной булкой. — Это что сейчас было?
— Брось, — отмахнулась Джинни, чуть ли не пихаясь котлетой. — Все вы прекрасно знали, что этот, — она ткнула пальцем в Гарри, который был краснее помидора, — и я, мы, в общем, влюблены друг в друга. Поэтому не надо пучить глаза, — она схватилась за второй стакан другого напитка. — Все просто, успокойся. Жить будет легче. Кстати да, — она насмешливо глянула на брата, — рот прикрой, а то так муха влететь может.
Поттер, сидящий рядом, совсем поник, прикрывая лицо рукой. Рон же, изумившийся тем, как сестра ведет беседу, даже не знал, что и сказать.
Гермиона в который раз посмотрела на парня, жующего зеленое яблоко. Он о чем-то говорил с Блейзом, смотря на друга.
Урод, ничего не скажешь. Ведет себя, как обычно. Значит, случившееся вчера могло повторяться неоднократно.
Какой же он актер. Она ведь знала это. Что играть роли, которые ему вздумается, удается лучше всего. Но мечтала, надеялась, что эта способность не будет применяться по отношению к ней.
Наивная дура.
— Джин…
— Джин-Джин, — передразнила она его. — Сама знаю, что Джин. Ты же понимаешь, — философствовала она, — твоего мнения никто не спрашивал. Поэтому встречаться нам или нет — решать не тебе, извини.
— Но… — от возмущения, парень лишь моргал ресницами, тяжело дыша.
— Но?..
— Но…
— Вот и я думаю, что разговор закрыт, — Джинни посмотрела на подругу. Девушка глазела на Драко, слегка повернув голову. — Гермиона!
— А? Что? — она резко обернулась.
И глупо же она, наверное, выглядела, когда ее застали следящей за парнем. Но никто этого, видимо, кроме Уизли, не заметил.
— Помирились? — закусив помидором, просто спросила она.
— Нет, — девушка прикрыла глаза. — Мы даже не разговаривали.
— Вот как. И почему же?
Гермиона еще раз глянула на другой стол и, тяжело вздохнув, ответила:
— Не разговаривали, и все. Не знаю, почему.
— Пф, — фыркнула она. — Не хочешь — не говори.
— Эм… — протянул Гарри, у которого лицо только что приобрело нормальный оттенок. — О чем вы вообще?
— О своем, о женском, — ответила Джинни, улыбнувшись.
— А с ним ты тоже о своем, о женском говоришь? — вставил Рон, кивнув на друга.
Тот моментально поник, заинтересовавшись расцветкой туфлей.
Девушка, до этого делающая вид, что присутствует и даже слушает их беседу, полностью отключилась, смотря на Драко.
Она тут сидит, волнуется. Думает, почему он так поступил, винит себя во всех грехах, а он… Как обычно, восседает за столом и беседует со своими друзьями непринужденным тоном. Ну, как непринужденным, — было видно, что они что-то выясняют, но все же… Он не выглядел ни опечаленным, ни раскаивающимся. Вообще было не видно, чтобы он жалел о своем поступке. Он даже не думал о нем. Из чего следовал вывод — это не в первый раз, когда он занимается подобным с другой девушкой.
Значит, ей ничего нельзя — с Ленни не общайся, про Рона забудь, с Гарри попрощайся. А ему — ему можно все. Кричать на нее, обижать, бить, изменять. Он же король, а кто она? Да так, придворная на общем фоне моделей и красавиц школьных.
Нет уж, так не пойдет. Если он такой супер-крутой, то и она будет не простой девчонкой, увязавшейся за аристократом. Она ужасно ревнует его и обижается, но теперь настало и его время испытать такие чувства по отношению к ней. Если она, конечно же, хоть чуть-чуть важна ему.
— Тебя это не касается, — парировала Джинни.
— Не касается? Ты — моя сестра, — он, — Рон зло сверкнул глазами, — мой друг.
— И?.. — раздраженно воскликнула она, с грохотом отодвинув тарелки. — И?.. Ты что, в каждой бочке затычка?
— Я что? Джинни! Ты вообще что позволяешь себе? — взвыл он.
Ученики, сидящие рядом, удивленно посмотрели на них, прервав свои разговоры.
— Не кричи на меня, люди уже оборачиваются!
— Да какая разница?
— Большая! — вскрикнула она, топнув ногой.
От возмущения девушка перестала кушать и больше не желала притрагиваться к еде или напиткам. Ее прическа стала распутанной, а настроение больше не было веселым.
— Все ты испортишь.
— Я?
— Ты. Каждый раз, когда…
— Рон, — перебила Джинни Гермиона. Она не ответила на вопросительный взгляд рыжей, продолжая: — Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.
— Но… Я сейчас немного занят, — он продолжал возмущенно таращиться на сестру, которая упрямо его игнорировала.
— Это важно, — с напором проговорила она.
— Важно? — он нехотя поднялся. — Ладно, пойдем.
Она благодарно кивнула и пошла следом за парнем.
Ее взгляд пробежался по столу, остановившись на платиновых волосах. Парень, заметив движение, отстраненно глянул на нее и сразу же отвернулся. Но в его глазах всего на минуту проскользнул интерес.
А у нее мир перевернулся.
Посмотрел, посмотрел на нее.
Че-е-ерт. Теперь, наверное, думает, что она ищет его взглядом и думает о нем. Хотя так и было. Но он же не должен был узнать!
В который раз, ты — дура, Грейнджер. Явно же было, что когда-нибудь он заметит, как ты таращишься на него. Нельзя же вечно незаметно играть в эту игру “Гляделки”. Было трудно удержаться в последний раз и не посмотреть на него?
Да, блин, жизненная трудность.
А еще ее трусило. От презрения и ненависти к нему. За поступок, за отношение. Кажется, она испытала, что это — презирать и любить в одно и тоже время. Быть может, Драко именно эти чувства ощущал на себе?
Хотя. Любил бы — не изменял бы. Это и дураку понятно, особого ума не требуется.
— Ну так что? О чем хотела поговорить?
Они остановились за поворотом, где почти не было учеников. Здесь не было хорошего света, да и окна отсутствовали.
— Хм…
Она помедлила.
Говорить или нет? Нести эту чушь или нет?
В ее голове вдруг предстал образ мрачного туалета, затопленного слезами бедной Миртл. Вокруг стекла, и около одного из них, держась за ее стройную фигуру, Драко стоит возле Марии. Целует ее, проводит руками по ее телу.
И, блин. Стало так противно и обидно, что слова вырвались на автомате:
— То, что мне нравился он, — было ошибкой. Я поняла, что питаю все те же чувства к тебе.
И она чуть ли не получила пощечину от самой себя, мысленную.
Ты что, больная, сейчас сказала?
Чувства старые?
Нет, они, естественно, не появлялись и никогда уже не появятся. И это было полной ложью, что она сейчас пробормотала себе под нос. Просто мысль о том, как легко он изменял ей, настолько забилась в голову, что пришло только одно — желание мести. Желание расправиться с ним так же, как он сделал это с ней. И совсем неважно, что при этом будут задеты чувства другого, совсем невиновного человека.
— Гермиона?.. — осторожно спросил парень.
Он мягко смотрел на нее, влюбленным и ласковым взглядом.
Ей захотелось сейчас же убежать и отмыть от себя этот ужасный взгляд. Он глядит на нее так нежно, так невинно. Как никогда не делал Драко. И сейчас она собирается разбить сердце человеку с такими глазами за то, что другой изменил ей.
Когда она стала такой? Бесчувственной, безжалостной? Ведь Рон — ее друг. Он не просто мальчик с улицы. Он всегда стоял за нее горой, и сейчас она готова воспользоваться его отношением к ней, лишь бы только… лишь бы только чертов Малфой понял, что значит быть на ее месте.
Это он сделал ее такой. И ей было противно от того, кем она становится. Илиуже стала.
— Ты сказала, что… Что питаешь ко мне те же чувства? Какие чувства? Гермиона? — он говорил, не давя, не пытаясь торопить ее. Так спокойно и уравновешенно. Словно ее слова так много значили для него. — Я тебе нравлюсь?