Если она сейчас же не согласится, он разнесет все тут к чертям. Несносная девчонка. Самой же интересно.
— Что?.. Отпусти меня.
Пытается вырвать руку, однако он еще сильнее сжимает ее.
Никуда не уйдешь. Пока не сделаешь то, что хочет.
Она напугана, весьма. В глазах читается страх, который сдавливал ей горло, мешал глотать и что-либо говорить.
Черт. Ей больно, отпусти.
— Соглашайся. Я не позволю тебе уйти!
— Почему ты распоряжаешься, что мне делать?
Обухом ударяет злость по голове.
Он потерян. Он не знает. Он боится.
Он словно потерял память на тот промежуток времени, когда проводил то время с Марией. Потому что ничего, мать твою, он вспомнить не мог.
Нет, как красиво изводилось ее тело, как она сидела на нем, как его руки шастали по ее телу, он, безусловно, отлично помнил. Но то, как и почему это произошло — одна сплошная дыра.
— Потому что это я!
— Не аргумент.
И вторая рука с грохотом врезается прямо возле ее уха.
Вскрикивает, безумно смотрит. И сердце колотится в груди, отдаваясь шумом на весь класс.
— Я не буду тебя упрашивать, Грейнджер. Пошла и сделала, блядь!
Дрогнула. Попыталась выдернуть руку. Без толку. Без толку.
И ей было страшно. От этих пылающих глаз, от красной плоти, от его слов. И ее раздражала, бесила ее беспомощность.
Как обычно, блин! Он делает, что хочет, а она стоит дура дурой. И ничего, Мерлин, не меняется.
— Это болезненное заклятие.
— Я знаю! Это мое тело, на меня оно будет направлено. Мне решать!
— Попроси кого-то другого.
Ногти с силой скребут по двери, оставляя маленькие царапины. У нее по телу бегут мурашки от ужасного звука, такого неприятного.
Он наклоняется ближе, вдыхая знакомый запах шоколада. Он проникает внутрь, дурманит голову.
И вспоминается, как он держит ее на своих бедрах, как несет в комнату. Как руки обхватывают ее маленькую талию, врезают в кровать. Как голос грязнокровки разносится по их башне, а затем он заглушает его жестким поцелуем.
Он прикрыл глаза, сглатывая. От этих ебанных-так-вовремя-появившихся-воспоминаний жар ударяет в голову. И больно-приятное чувство скребет в штанах.
Не сейчас, Малфой. Тебе нужна правда, не эта грязнокровка.
Правда.
Собираясь с духом, он пытается так же яростно глядеть на нее. Однако пылкое желание чуть ли не сносит голову.
Ее напуганные глаза. Дрожащее тело, подпрыгивающая грудь.
Не смотри туда.
Не думай об этом.
— Ты вообще слышишь меня?
И голос такой блядски-сексуальный. Такой взволнованный и, в тоже время, рассерженный.
И в ушах шумом стоят ее стоны, его рыки. Когда он, держась за ее волосы, резко имеет ее.
Нога подкашивается, когда она чувствует возвышение в его штанах. Она приоткрывает рот, изумленно глядя в него.
И от его неожиданного порыва становится еще страшнее.
— Слышу, — глухо.
Потому что горло сжимает сильнейший ком.
Хотеть грязнокровку посреди класса. Хотеть ее тогда, когда ты почти ненавидишь ее за то, что она не может сделать маленькую просьбу.
— Ну так вот — попро…
— Нет. Ты говорила, что можешь сделать многое для меня, но отказываешь в такой мелочи.
— Я… — она возмущенна. — Но оно запрещенное. И тебе действительно будет очень больно. Зачем это нужно?
И он уже устал.
Единственное, что ему хотелось, — это понять, почему он тогда трахнулся с Марией. И еще одна вещь — трахнуть теперь ее, эту Гермиону.
— Потому что я запутался. Мне важно знать это. Я, черт возьми, прошу тебя. Проверь, Грейнджер.
И рука отпускает запястье. Он отходит, поворачиваясь спиной.
Раз в жизни попросил чего-то у нее, и что в итоге? Разве так сложно — наставить палочку и произнести заклинание.
— Просишь?
Почти с насмешкой. Почти смешно.
Веселишься, Грейнджер?
— Все, — стоит спиной. — Вали к чертям.
Пусть идет к своему рыжему, к этому психопату-Ленни. Пускай общается с удродом-Поттером.
Пусть валит нахрен.
— Ладно, — ее голос становится чуточку мягче. Но потом, словно вспомнив что-то, она грубо добавляет: — Только потому, что в последний раз ты нормально попросил.
И что? Теперь он должен “спасибо” сказать?
— Хорошо.
Он неспешно подходит к ней. И замечает, что весьма нервничает.
Веритас считается запрещенным заклинанием, но не проверяемым Министерством Магии. Его можно использовать только с согласия человека, на кого оно будет направлено. Так как проверяемый испытывает сильнейшие боли, похожие на те, когда крепят гвозди к телу и веревками пытаются вырвать сердце.
Она тяжело дышит.
Никогда не проводила это. Никогда не узнавала правду с помощью адских мучений.
— С-сядь, — ее голос дрожит. Как и она вся в общем.
— Нет, — холодно, слишком. И становится понятно, что он сильно нервничает.
— Сядь. Это слишком больно, — почти настойчиво произносит она. — Я не буду ничего делать, пока ты не сдвинешься.
— Ладно.
Присаживается на ближайший стул и ждет.
Ждет. Ждет. Ждет.
— Ну?! — с надрывом.
Потому что ожидание боли — одна из худших вещей, которые можно представить.
— Мне жаль, — сглатывает, — что я не могу просто доверять тебе, Драко. И приходится проверять это с помощью магии.
— Не мы такие, жизнь такая, — язвительно прокомментировал он.
Страх медленной лентой закрадывался в его души, передавался ей. И они уже оба предчувствовали это — боль, муки.
— Может, все-таки не надо? — мягко спрашивает она.
— Надо!
Еще мгновение, и он сам откажется. Потому что твой испуг отклоняется от тебя и пересаживается на другого. Будто это проклятие, которое способно запугать миллионные города.
Достает палочку, не с первого раза. Не может унять дрожь в руках.
Ему будет так больно.
Неужели он готов жертвовать собой ради этой чертовой правды?
Она уже простила его, сто раз. Только бы не это чертово заклятие.
Наставляет древко на его голову, стоя напротив. И с губ слетает:
— Веритас.
Пронзительный стон раздается по классу в первую секунду. Парень, до этого слегка напряженно сидя на стуле, теперь был словно прибитый к нему. Шея вытягивалась вверх, руки и ноги убито болтались. Глаза задержались на потолке. Нос судорожно вдыхал воздух.
— О Боже, Драко!
Она не могла пошевелиться или сдвинуться с места. Просто застыла, как статуя, вытягивая руку вперед.
Что ей оставалось делать? Смотреть, как он мучается?
— Спра…шивай, — стоном просит он.
И голос такой непривычный, жалобный. Пронизанный болью.
— Я… Да, сейчас.
Что спросить? Что нужно было спросить?
Она лихорадочно пытается вспомнить, что хотел узнать Драко. Но, смотря на него, теряет контроль.
Соберись, черт возьми. Чем быстрее узнаешь — тем меньше мучений он испытает.
Мария. Что там было с Марией. Что произошло вчера. Почему они пошли в туалет.
— Тебе нравится Финч, как девушка?
Он жмурится, и звучный крик вырывается из груди.
— Драко!
Бросается рядом с ним, хватая его ладонь в свою. Она вся влажная, по лбу стекает пот. Его колотит так, как больного при температуре +40.
— Нет.
Что “нет”?
Она чуть ли не плачет.
“Нет” — не нравится Мария? Скорее всего.
— А в физическом плане?
— Да.
Он слегка успокаивается. Дыхание становится более-менее уравновешенным. Если человек говорит правду, то заклинание совсем чуть-чуть сбавляет боль, однако, если он врет, — мучения становятся более сильными.
— Она привлекает тебя фигурой? Внешностью?
— Да.
Его глаза полу-осмыслено находят ее лицо. И словно пытаются что-то сказать. Даже сквозь Веритас, он пытается что-то доказать.
Что, Драко, что? Что ты хочешь сказать, милый?
Наверное, она слегка отклонилась от темы. Ему нужно было узнать, как это произошло, а не нравится ли ему Мария.
— Ты хотел ее тогда, на Дне Рождения?
— Да.
И она чуть ли не отшатывается.
Хотел? Он хотел ее тогда?
К ему же были все эти клятвы, эти просьбы провести “обряд правды”? Если он сам прекрасно понимал, что его физические потребности заговорили в тот вечер?
Желание спрашивать дальше пропало, смело рукой. И она бы остановилась, ушла обиженной, но он продолжал требовательно смотреть на нее. Будто говорил: “Продолжай”.
— Хотел так, что мог даже переспать с ней?
— Нет.
Растерянность. Взволнованность. Это током било ее в грудь, заставляя голову искать следующие вопросы. То, что было нужно ему.
— Как это произошло тогда? Раз ты не хотел ее настолько сильно?
Он кривится от боли, но отвечает:
— Не знаю.
Сильнее сжимает его руку.
Знает, она знает, как тебе тяжело. Потерпи еще немного, и мы узнаем ответы.
— И что ты думаешь на этот счет?
— Я не знаю. Я запутался, — почти зубы скрипят. — Но была… ситуация, когда я хотел ее, но… это было вечером… и я почти трахнул ее, но… мысли стали лезть в голову, и… это не произошло.
У него срывало голову. Она накалялась, горела. Казалось, что еще минута, и она взлетит. Руки и ноги пробивало такой дрожью, будто проводили электричество, наливая сверху воду. Но то, что происходило с грудной клеткой, — нельзя было передать словами. Ее словно вырвали, тянули. И ничто не могло остановить эти невидимые руки.
— Какие мысли?
Как ни странно, но теплые пальцы давали странную надежду, что все будет хорошо. Мягкий голос дарил ложные мысли, что это скоро закончится. Наверное, нежность человека, которая была такой отдаленной сейчас, когда его почти разрывало, было единственной зацепкой, чтобы не отключиться полностью.
— М-м-м… — выдыхает. — Здравые мысли. Они помогли мне понять, что я… не хочу ее по-настоящему.
— Как это?
— Не знаю. Это было странно… но я понял, что… они вырывают меня из… вырывают.
— И что было потом?
Перед глазами уже плывет. Едет худенькое лицо с испуганными глазами, парты, стены.
И мыслей никаких нет, будто белое пятно перед веками. Будто только вопросы Гермионы звучали в его ушах, и она давала указания, о чем ему мыслить.
— Драко! — испуганный крик. И она дергает его за руку. — Я произношу антизаклятие!
— Нет! — сквозь сумрак.
Он не может расслышать собственный голос — только ее, орущий ему в ухо.
Держись. Держись, родной. Совсем чуть-чуть осталось, она знает.
— Ты была наверху, мы — внизу. Я оттолкнул ее… она ушла. В этот раз она дала мне напиток… и потом я захотел ее…
— Ты думаешь, что это какое-то зелье?
— Да.
Его голос почти утихал, почти растворялся в тишине. Будто кто-то выключал его и совсем изредка включал.
— Почему тогда ты в этот раз не остановился?
Хмурится. Пытаясь вспомнить.
Белые полотна слегка рассеиваются, предоставляя его сознанию немного раздумий, дают небольшие картины с того дня.
— Я был… зол.
— На меня?
Она задерживает дыхание. Правда — ее слишком тяжело слышать.
— Не только.
И почти сразу же стон вырывается из его уст, а пальцы сильнее сжимают ее ладонь.
— Остановить? Остановить это? Драко!
— Нет. Не…
Она хочет задать свой вопрос, не касающийся того вечера. Ему больно до жути, но это единственный шанс узнать то, что ее так интересует.
Прости меня, Драко, прости меня.
— Ты хотел ударить меня? Или это были порывы эмоций?
— Эмоции.
Он чуть ли не задыхается. Тяжело дышит, глотает воздух. И давится им, делая глаза невероятно круглыми.
Нет сил бороться с этим напором, с этой мощью.
И… просто останови это.
— Ты… — она краснеет от стыда. — Ты считаешь себя похожим на отца?
— Да.
Ее сердце улетает куда-то, сквозь закрытое окно.
Не надо было спрашивать это, она перегнула палку. Это же лично его мнение, это лично его проблема.
Она бы обиделась, если бы ее так использовали. И он поступит точно так же. И будет полностью прав.
Дура, какая же ты дура, Грейнджер.
— Я, — она уже не может остановиться, — я тебе нравлюсь?
И буквально сразу у него мутнеет во взгляде, хватка слабеет. Ноги расслабляются, и тело медленно крениться в сторону.
И он ничего не видит, кроме блеклых точек.
— Нет! — кричит она.
Антизаклятие, противозаклятие.
Черт побери, она не могла его вспомнить!
Мерлин!
Его тело почти съезжало вниз, но пальцы еще пытались удержаться за ее ладонь. Голова клонилась в сторону, и все мрачнело.
— Ниас! Ниас!
Он будто просыпается. С громким вздохом, упав со стула. Его руки падают рядом с ногами, и он еле удерживается, чтобы не упасть.
— Драко! — она помогает ему присесть обратно.
Несчастный. Он был таким несчастным, словно убитый изнутри.
Он скручивается, кривясь от боли, которая медленно отступала.
— Очень плохо? — заботливо спросила девушка.
Теплая ладонь касается красной щеки, проводя по ней медленными легкими движениями.
— Убери руку, — ледяным приказным тоном.
— Что? — она попрежнему прижимает пальцы к красному лицу.
— Руку убрала, — грубо говорит он.
Она, нахмурившись, делает его просьбу.
Что, черт забирай, происходит? Она спросила все, что знала, что могла понимать. И не допустила того момента, когда ему стало слишком плохо.
— Драко, что случилось?
— Случилось?
Он с вызовом переводит взгляд на нее, и в небольших кристалликах полыхает злость.
Оттолкнувшись от парты, он встает во весь рост. Но спина еще немного наклонена, словно не готова выровняться.
— Ты воспользовалась тем, что я позволил тебе залезть в мою бошку. Ты спросила, блядь, то, что нужно было тебе, а не то, что просил я.
Он чуть ли не плевался ядом.
Ебанатка. Это так поступает святая Грейнджер?
Не был бы он в эффекте после Веритаса, давно бы психанул. Только голову разносило, а все тело рвалось на части.
Никогда он больше не будет доверять этой противно-тупой Грейнджер.
И какого хера он вообще сделал это? Доверился ей?
Его даже передернуло от этой мысли.
Довериться грязнокровки. Ахуеть. Этот ж как надо было головой стукнуться?
И, мало того, она ж еще спрашивала, что ее интересовало. Она же тупо воспользовалась им, поимела, мать ее.
— Но… Я… Драко, — ее брови взлетели вверх от бессилия.
— Но… Ты… Драко, — презрительно скопировал он ее. — Ебу я, что ты там “но”, “я”, “Драко”.
Она подскочила к нему, положив руку на плечо.
Ее взгляд перемещался по бордовому лицу.
— Ты глухая, что ли? Убрала!
Его мутило от дозы того презрения, что вылилось на него.
От презрения к ней, к ее “заботе”, к себе. За то, что он так поверил ей.
Поверил?
Да она сама даже не хотела этого. Согласилась под его напором.
И с фига ему нужно было это? Попросил бы Блейза, написал вопросы — друг бы задал все точно так, как на листе.
Но нет, блин! Нужно было прийти к ней, к этой взволновано-испуганной девушке, что стояла перед ним сейчас.
— Отойди.
Но она не двигается. Словно приросла на месте.
— Извини меня.
— Уйди.
Жалобная. Она была такая жалобная, просящая прощения.
И так было всегда — плохо поступил Драко, но никогда не извиняется. Сделает хоть что-то не так Гермиона — распинается, чтобы не держали обиду на нее.
— Пожалуйста.
Она стоит, чуть ли не плача.
Снова. Снова она сделала что-то не так. Снова она виновата.
И от этого стало еще обиднее, еще больнее невидимый кол встрял в содрогающуюся грудь.
Она не плакала, просто тяжело дышала. Вздыхала, пытаясь остановить его одним только взглядом.
Безуспешно. Это было безуспешно под его яростным расположением духа.
Горячая рука тяжело отталкивает ее от выхода, и парень быстрыми шагами направляется к двери.
Но в голове крутятся последние слова, которые так хочется сказать. Не оборачиваясь, он бросает:
— Ты поступила как тварь, Грейнджер.