Заучка. Жалкая девочка.
Была его.
Он медленно опускается – так, чтобы быть на уровне ее лица.
— Ты больше не будешь реветь?
— Нет.
Мягкая улыбка появляется на ее щеках.
— Вот и хорошо.
Он убирает волосы за ухо и смотрит, долго и нежно.
Дорогая.
Он мягко прислоняется к ее губам, забирая все мокрые слезы, соленые. Целует нос, улыбающиеся щечки. Теплый лоб и снова возвращается ко рту.
Он мог бы делать это вечно – целовать ее.
И зачем ему это? Такое «приятное», «трепетное» чувство? Разве оно вообще должно было коснуться его сердца?
Он верил, что нет. Но, видимо, плохо верил.
— Я так устала, Драко. Я не могу даже заснуть.
Он знает, милая. Он видит.
И ничего страшного. Это пройдет, когда ты уснешь. Когда твои карие глаза закроются.
— Спи.
Удивление отражается на ее красивом лице.
— Что?
— Засыпай. Я буду рядом.
— Я… могу лечь спать с тобой?
Радость светится в ее глазах теплым блеском. И на щеки снова проступают слезы.
— Да.
Он поднимается, дотягивается до большого белого одеяла. Накрывает маленькое тельце, которое сжимается от холода.
Она поворачивается спиной, сжимая губы, которые расплывались в улыбке.
Она была счастлива. Как никогда прежде.
Тяжелая рука ложится на талию, притягивая девушку к себе. Он кладет голову рядом с ее волосами, упираясь взглядом в худую шею.
Запах терпкого шоколада. Такой родной. Он успокоением действует для него.
— А если нас увидят?
- Дверь в Палату закрыта. Мадам Помфри проснется только к восьми. А к этому времени мы уже встанем. Не беспокойся.
И его теплые губы дотрагиваются до ее шеи, прежде чем глаза смыкаются в долгом сне.
***
Он шел по пустым коридорам, убирая нависшие волосы со лба.
Куда шел – не знал. Откуда пришел – не знал. Зачем это делал – не знал.
Что-то происходило с ним. А что именно он никак понять не мог.
Было ощущение, будто кто-то еще, кроме него, контролирует мысли в голове и управляет ими. Причем он сам никак воздействовать этому не может. Словно он беспомощный хозяин собственного организма.
Как такое вообще могло быть?
Он забывал, где находился сегодня утром, что делал. Но это не было временной потерей памяти, потому что каждого друга он узнавал, все места в школе, все занятия.
В с е. Он помнил все. Только некоторые моменты будто пропадали из жизни.
Раньше он не обращал на это никакого внимания, пока…
Он в серьез задумался над этим после разговора с Герминой. Она точно обвиняла его в чем-то, причем жутко удивлялась, когда он не понимал, о чем шла речь.
Причем он действительно не понимал, не помнил. Не знал.
Как подчистую.
А затем произошло следующее: он шел куда-то, а затем, примерно через час или два, оказывался в совершенно другом месте, злой, как дракон. И суть заключалась в том, что он понятия не имел, где находился в это время.
Он предполагал, что это какая-то болезнь. Он перерыл пол библиотеки, пытаясь найти хоть что-то, схожее с его показаниями.
Одна книжка нашлась, где четко прослеживалось его поведение: нарушение памяти, забывчивость событий. Не понимание, что происходит, как это могло случиться. Повышенная агрессия и ярость.
Но эта болезнь может быть только у людей с рождения, а проявляться через много-много лет.
Неужели он был действительно чем-то болен? Ведь у него все, как сказано там:
“Часто к больным, имеющим такой вид болезни, не знающие о заболевании, могут подходить близкие люди и ругаться за какое-либо событие. Которые больной даже вспомнить не может. Обычно, когда болезнь вновь поражает клетки головного мозга, человек поддается приливам агрессии и вымещает ее на других, превращаясь в невменяемого. А через час уже не помнить, что сделал…”
Ведь так и было. Гермиона обижалась. И она не могла делать это просто так, не из чего.
И она не просто обижалась, она избегала его уже которую неделю. Да и к тому же, он никак не мог вспомнить, откуда у него появились травмы одним днем осенью. Единственное, что он тогда мог помнить, — как гулял с Гермионой, все шло более-менее нормально. А затем раз, и он в больнице, кричит от боли.
Было во всем этом что-то не ладное. И ему нужно было срочно разобраться со всей этой дурью.
— Ленни!
Он резко остановился, услышав знакомый голос. Ему навстречу бежала красивая девушка, расплывшись с улыбкой.
— Приветик! Давно не виделись, — она мягко поцеловала его в щеку. – Где пропадал?
— В библиотеке, — нехотя отозвался он.
Она, кивнув головой, схватила его за руку, приволочив совсем в другую сторону, в какую он идти не хотел.
— Я тебе сейчас такое расскажу… — таинственно начала она.
— Мария, — его пальцы убрали худую руку, — не сейчас.
Удивление промелькнуло в больших глазах.
— Почему? Что-то случилось?
Она заботливо коснулась его щеки, положив ладонь на плечо.
— Ты только мне скажи, я… — она резко запнулась.
И уже испуганно, словно о чем-то вспомнила, она тихо добавила:
— Я сделала все, что ты просил.
Ленни изумлено покосился в ее сторону, отведя руку в сторону.
Сестра. Такая сестра.
Вокруг нее всегда крутились сплетни. Она всегда и обо всем знала. Ни один слух не пролетал мимо нее.
И девушка любила такую жизнь. Потому что, странным образом, все должны были ей. Причем по гроб. И она все равно оставалась для них ангелом во плоти.
Какой же манипуляторшей она была. До безумия красивой, до нереальности хитрой.
Если бы он не знал ее, то, наверняка, бы удивился тому, что такие девушки существуют. В ней сочеталось все: нежность, женственность, доброта, чувство юмора, красота. Но, в тоже время, зная ее, можно было увидеть, что всему этому есть вторая сторона медали. Что все это для хорошей роли, годами отработанной. Что от нее ничего, кроме внешних данных, не останется, если убрать весь наигранный пафос.
Но никто, чудным образом, этого не видел.
Хотя играла она всегда.
Всегда. Но было исключение. И этим исключением был он – человек, которого она действительно любила и готова была на все.
И он ценил это ранее. И даже отвечал ей взаимностью. Но потом…
Что-то слишком быстро произошло, и она стала ему надоедать одним присутствием. Словно заноза в одном месте. Куда не пойдешь – везде она, Мария эта.
Хотя это было и неправильно – так думать о сестре.
— Ты вообще о чем? – он изогнул бровь.
— Как? – ее рот раскрылся от изумления. Она приподнялась на носочках, говоря в ухо: — О твоей просьбе. Чтобы я переспала с Драко.
Ч т о?
Он отталкивает ее так же быстро, как эти слова пролетают мимо его ушей.
Что значит “чтобы я переспала с Драко”? Что за бред она несет?
Он в изумлении, смешанным с неосознанным страхом, посмотрел на нее округленным глазами.
— Ты чего? Ленни? – она заботливо посмотрела на него, изогнув одну бровь. – Ты что?
— А? – он в отрешение помотал головой. – Что ты говоришь?
Она в ступоре нахмурила лоб.
— Спросила, что с тобой такое.
— Нет, — он протер рукой мокрый лоб, — до этого.
Она вовсе растерялась, словно ее поставили в тупик.
— О твоей просьбе.
— В чем она заключалась?
Мария, теряя остаток терпения, зло скосила на него глаза, пытаясь понять, не шутит ли он. Но он выглядел таким серьезным и потерянным, что она продолжила:
— Ну… я должна была переспать с Драко. Так, чтобы Гермиона узнала.
– Зачем? – он сглотнул ком в горле.
— Чтобы она стала ревновать, и они поссорились, я думаю. Ну а вообще, ты мне так-то о своих планах не говорил и… Ленни? – она дернула его за плечо, когда тот стал уходить куда-то. – Ленни!
— А? Что? – он растерянно развернулся, пытаясь глазами найти причину, позвавшую его.
— Да что происходит?
Она потрясла его за руку.
Волна страха окутала ее полностью. Так, что стало невыносимо холодно.
— Я… ты уверена? Я точно просил тебя об этом? – он с волнением заглянул в ее широко распахнутые глаза.
Она поморгала ресницами, пытаясь прийти в себя.
— Ленни… конечно, я уверена. Ты что, ты не помнишь?
Она мягко отвечала ему взором, пока понимание медленно приходило к ней.
Ну да. Как она сразу не подумала?
Это все не было его желанием. Им управляла эта дурацкая болезнь.
Ленни никогда не был таким, каким сделала его эта гадость: жестким, грубым. Если он полюбил кого-то, то никогда бы не причинил ему боль.
Никогда в жизни. А Гермиона ему, как минимум, жутко нравилась.
Неужели все настолько серьезно? Неужели те мелкие поступки, которые были на первой стадии, переросли в это? Сделали его тираном? Таким, что теперь сам себя мучал, не имея возможности все вспомнить. Не имея возможности знать, что с ним творится.
Если бы только она не рассказала ему всю правду.
Но…
Она посмотрела в его глаза, переполненные страхом. Переполненные неизвестностью.
Видимо, пора.
— Ну почему ты молчишь?
Его голос был жалким и таким, Мерлин, беспомощным. Он смотрел на нее с надеждой, будто именно Мария могла разложить все по полочкам.
И она могла.
Но так боялась. Потому что до потери пульса дорожила им.
— Ленни… сядь, — она кивнула на ступеньки.
И он беспрекословно рухнул на них, не видя.
Испуг ужасающей волной накинул его с головой. Так, что даже просвета не было видно.
— Говори же!
Он думал, что говорит еле слышно. Но на деле – орал на пол Хогвартса своим дрожащим голосом.
Ее сердце колотилось в груди. Она не могла унять дрожь.
Не могла стоять, не могла сидеть.
Она не могла ничего, лишь смотреть на убитого брата глазами, полными слез.
— Ленни… я надеюсь, что ты правильно воспримешь все, что я сейчас скажу тебе.
Он поднял голову, глядя на нее так, будто ее слова были чем-то непонятным для него.
Правильно воспримешь.
Все дело было в правильном восприятии.
— Я не знаю, как начать.
Она присаживается около него. Долго и мучительно смотрит, будто пытаясь запомнить такие идеальные для нее черты лица.
Она любит его. И, если ему нужно знать правду, она расскажет.
Вопрос был вот в чем: сможет ли он ее выдержать?
— Ленни, знай, что я люблю тебя. И, чтобы ни случилось, всегда буду рядом. Слышишь?
Он еле заметно кивает головой.
Туман. Непроглядный туман стоял у него перед глазами. А в ушах звенело скрипящим звуком.
Вот оно, начало чего-то нового.
Он уже точно был уверен – он болен неизлечимой болезнью. От этих припадков, потери памяти еще не нашли лекарство, хотя лекари, черт их возьми, усердно работают над этим.
И все же – легкая надежда, которая уже махала ему рукой на прощание, оставалась.
Он не болен. То, что написано в книге, не про него. И Мария сейчас подтвердит это.
— Дело в том, что… — она учащенно дышала.
Эти слова были самыми тяжелыми в ее жизни.
Почему именно она должна произносить их? Почему именно она должна сказать человеку, ее любимому брату, что он болен? Причем тем, что причиняет вред и ему, и окружающим.
За что ей это? За что это Ленни? Человеку, который в жизни мухи не обидел.
— Ты…
Слеза разрезала ее щеку. Покатилась, попала в рот.
И она готова была зарыдать на его плече, моля о прощение.
Ведь она утаила. Ведь она, зная, что он, на самом деле, никогда бы не разлучал Гермиону с Драко в здравом уме. Ведь она делала это специально, чтобы он понял, что они все равно будут вместе. Не смотря на все эти глупые ссоры.
Она так надеялась. Что наступит день, когда Ленни осознает, что Гермиона – не его человек. Что он придет к ней и скажет, как ошибся. Как сильно любит ее и хочет быть вместе.
Но этого не происходило. И он сильнее загонялся из-за этой девчонки. И, кажется, с каждым днем все сильнее сходил с ума по ней. Особенно в те дни, когда, приходя к себе в комнату, жаловался Марии, что она его избегает.
И она каждый чертов день видела, как он убивается по этому поводу. Как он мучается от неизвестности. Как не имеет представления, что наделал он, находясь под властью болезни.
Но она молчала. Каждый раз лишь качая головой.
И он никогда не простит ей этого.
Ее пальцы зарываются в белокурые волосы.
Как же она оступилась, скрывая это от него. Какой же глупой она была.
И он не поймет этой тайны. Он никогда не поймет.
— Ты болен.
И его мир оборвался. Как и ее, падая за его душой.
Он болен. Болен.
И надежды больше нет. Она умерла с этими словами.
***
— Таким образом, пересекая линию вдоль, — она взмахнула рукой по воздуху, — можно получить раствор не за год, а всего за пару минут, повторяя выше написанное несколько раз. Хм, — она отложила книгу на стол, взглядом остановившись на лежащей рядом тетради.
— “Хм”? Это действительно то, что ты хочешь сказать?
— А что я должна была сказать, по-твоему? – ее брови в возмущении приподнялись вверх, а взгляд продолжал бегать по пустым строкам.
— Что здесь все четко и ясно рассказано. И это твоя голова перестала соображать, что ты не можешь выполнить такое легкое домашнее задание, — он слегка ухмыльнулся, наблюдая, как ее щеки становятся красными.
—Слушай ты, признанный ученый, может, перестанешь изображать из себя супер умного? – она покосилась на парня, сидящего в метре от нее. – И сделаешь, например, это сам?
— Нет уж, — он едко засмеялся. – Ты сама вызвалась делать всю грязную работу за нас двоих все это время, — он развел руками, выражая крайнее сочувствие девушке.
— Во-первых, “все это время” подразумевает под собой то, что это будет продолжаться всего лишь до тех пор, пока ты не сможешь ходить на уроки. И то, я делаю за тебя уроки не потому, что твои пальчики так ослабли и не могут даже перо держать, а потому, что мне впервые стыдно за Рона.
— М-м-м, — протяжно отозвался Драко. – И?..
Он изогнул одну бровь и надкусил зеленое яблоко. Из фрукта слегка прыснул сок на его губы, и парень, облизнув их, расплылся в прохладной усмешке.
Гермиона, до этого наблюдавшая за поведением его языка, отдернула себя и заставила сосредоточиться на многочисленном вопросе.
— Что «и»?
Он пожал плечами и откусил следующий большой кусок. Чуть-чуть пожевал.
— Что дальше? Ты сказала: “Во-первых”, я жду продолжения.
— Хм… да. А во-вторых, хватит валять дурака. Твой язык отлично подвязан и объяснить мне, тупой, как сделать эту работу не составит для тебя труда. Ведь так?
— Составит.
— Да что ты? – она откинулась на диване, взяв в руки стакан с соком. – И почему же?
— Видишь ли, — он сделал подобие улыбки, — мадам Помфри запретила мне перетруждаться.
Он покрутил фрукт в руке, поворачивая его новой стороной. Послышался звук жевания.
— Сделать единственное задание за эту неделю – это перетруждаться?
— Именно так. Ты же не хочешь, чтобы я на всю жизнь остался калекой.
Он внимательно и почти серьезно оглянул девушку, которая еле держалась, чтобы не нахамить ему.
Калека. Какая из тебя калека, блин?
— Ты ею, скорее, станешь, если явишься без этой самой работы на урок к Снеггу.
— Ну это мы еще посмотрим, — он многообещающе кивнул, расправившись с яблоком. Кинув огрызок на маленький лист, он откинул голову на подушку, тяжело при этом вздохнув.
Она уткнулась в колени носом, поставив стакан на столик. Приятный запах от теплого одеяла проник в нос, пропитанный мягким ароматом ее духов.
— Я договорился с Забини сегодня.
— Зачем?
— Грейнджер, я перед тобой отчитываться не должен, — он тяжело вздохнул, закинув руку за голову.
— Ты бы лучше уроками занялся, а не шастал в таком состоянии по школе, — она отрицательно покачала головой и перевела долгий взгляд на трескающийся камин.
— Сам решу.
Она поджала губы, вернув взор на его холодное лицо.