Неисповедимы пути.
По древним руинам пробежался мелодичный звон. Одек открыл глаза и огляделся. Неподалеку, склонившись над одной из плит с выдавленными на ней письменами, стояла Анели, щупленькая светловолосая девушка. Словно почувствовав его взгляд, она обернулась и засияла улыбкой. Ответив воздушным поцелуем, он встал с колен и начал разминать руки и ноги.
Руины древнего города располагались посреди пустыни. Цивилизация, построившая его, была в свое время весьма могущественна и могла преодолевать межзвездное пространство. Об этом свидетельствовали все еще действующие автоматизированные зоопарки, найденные людьми на Ирене – спутнике родной планеты. Эти зоопарки содержали удивительных животных, не имеющих, как выяснили ученые, никакого отношения к их звездной системе. Что стало с древней цивилизацией, куда делись ее представители, было неизвестно.
– Знаешь, – она подошла к нему, – когда ты летаешь где-то там, твое тело приобретает чудовищную жесткость и тяжесть.
– Ты, что, опыты надо мной тут устраивала? – Шутливо проворчал парень.
– Шутишь, а мне, честно говоря, страшновато иногда становится. Вдруг не сможешь вернуться?
– У меня есть отличный маячок, – он притянул к себе девушку и кончиком носа легонько пощекотал ее за ухом, вбирая в себя запах вьющихся волос. – Тем более, что ты сама уже можешь отслеживать мой путь по ту сторону. Скоро я смогу брать тебя с собой.
Познакомились они год назад, когда Одека перевели из обычного детского дома в специализированный. Родители обоих были живы, но не проявляли желания обременять себя заботой о своих детях. Учеба в интернате уже была закончена, практика по специальности тоже подходила к завершению. Скоро можно будет покинуть интернат и начать самостоятельную совместную жизнь, официально зарегистрировать которую они собирались, как только переедут на новое место жительства.
Они, собрав нехитрый инструмент, направились к лагерю. Обойдя несколько полуразрушенных зданий, они наткнулись на экскурсию, состоявшую из школьников и учителей со знакомым им уже молодым экскурсоводом Олемом.
– А вот и наши археологи, – сообщил, улыбаясь Олем. – Можете задавать им вопросы.
– Скажите, а вы уже установили, что за жидкость использовали древние?- Быстро, словно боясь, что ее перебьют, проговорила худая, усыпанная веснушками девчушка, стоявшая возле огромного валуна с письменами.
– Ты разбираешься рунах? – Удивился Одек.
– Мой папа тоже археолог, только он работает там, – она указала на светящийся на небе диск Ирена.
– Повезло твоему папе, немногие имеют возможность туда попасть, – Одек подошел к валуну. – Где ты прочитала о жидкости?
– Вот тут указано, – школьница начала водить руками по надписям, – что "прежние" ушли, оставив всю… м-м… какую-то свою жидкость лучшим… новичкам. Прежние, это, я так поняла, цивилизация, предшествовавшая нашей, то есть Древние. Лучшие новички – возможно избранные из нашей расы. А вот жидкость… тут непонятно.
– Ты кто по знаку зодиака? – Поинтересовался молодой археолог.
– Водолей.
– Как удачно.
– Почему удачно? – Веснушки весело запрыгали на лице.
– Давай я дам тебе подсказку. Эта жидкость – вода.
– Знания! – Восторженно закричала девчушка. – Они передали им знания!
– Правильно.
– А вот здесь? – Она перешла к последней плите. – Тут говорится, что люди отказались что-то чувствовать, упоминается Ящик Пандоры. Что люди, хоть и были здоровы, но все же они были сильно больны внутри. И даже Избранные не смогли одолеть эту болезнь, и потому в большинстве своем ушли вслед за Древними. Что это за болезнь, от чего люди отказались? И в легендах ни о чем подобном не упоминается.
– По моим секретным каналам, – заговорщическим тоном начал Одек, – люди отказались страдать. Понимаешь, физически человек развивается за счет физического труда. Так? А морально, этически? Только в результате духовной работы. Горюем ли мы, веселимся ли, страдаем или счастливы, все наши внутренние переживания, способы преодоления трудностей в жизни, все это духовная работа, опыт, дающий возможность развиваться. Люди решили отказаться от страданий – уж не знаю, каким образом. Избранные предупреждали, что на данном этапе развития человечества этого делать нельзя – вместе с горем уйдет и счастье. Уничтожь минус, и плюс ликвидируется сам собой. Ящик Пандоры все же был открыт. В сердцах людей поселилось равнодушие – самая страшная язва, разъедающая душу человека. Бороться с людской черствостью Избранные были не в силах, и ушли, прихватив с собой немногих желающих
– Но почему нигде не пишется об этом? Ведь надо срочно рассказать всем об этом, надо найти тех, кто может быть, еще обладает этими знаниями, – веснушки исполнили хоровод.
– Археология нынче не в почете у правительства. Государственные мужи заняты созданием собственной сказки о величии их собственных предков.
– Ладно, не будем отвлекать наших ученых от работы, – заторопился экскурсовод. – Ты давно не был в городе? – Поинтересовался он у Одека, когда школьники со своими учителями отдалились.
– Два месяца.
– Понятно. Ты не говори никому и ничего о нашем правительстве. Хорошо сказать о нем ты не сможешь, а плохо сказать – теперь наказуемо.
Они попрощались.
– Ну что, идем, посмотрим, что нашли наши коллеги? – Предложил Одек. – Если сигналили, значит, нашли что-то интересное.
– Слушай, на счет твоих "секретных каналов" – это ведь твой учитель тебе рассказал? – Поинтересовалась Анели.
– Да.
– Он слишком много знает о древних, этот твой Эло, он случайно не избранный? То, чему он тебя учит – просто невероятно.
– Нет. Придет время – я все расскажу.
Они шли неспеша, наслаждаясь самим процессом ходьбы. Одек нежно держал в своей ладони руку напарницы.
– Скажи, почему ты никогда не говоришь мне, что любишь? – поинтересовалась Анели. – Нет, не подумай, мне достаточно твоего внимания, я чувствую и знаю, что ты меня любишь. Просто, когда ты говоришь о своих чувствах ко мне, то довольно мастерски избегаешь самого слова «любовь». Ты же понимаешь, что это не упрек?
– Понимаю. – Одек слегка качнул головой и улыбнулся. – Это любопытство, обычное любопытство. Удивляюсь, как ты до сих пор терпела.
– Накапливала информацию, – пошутила девушка, – анализировала, делала выводы. Вот, например, как ты держишь меня за руку. Словно перышко, которое хочешь удержать, чтоб ветер не унес, и, в то же время, не ограничиваешь движений. Мне это жутко нравится. Другие, то беспардонно облапывают друг друга на людях, то зажимают в клещи, чтоб партнер уже не вырвался никуда, что выглядит еще более мерзко, чем облапывание.
– Что касается вторых, так это ревнивцы. Они всем своим видом стараются показать окружающим, что следующая с ним особа является его (или ее) личной вещью. Ревность это мутированное чувство частной собственности. Мое! Выражение «ревнует – значит, любит» придумано каким-то шизофреником. Настоящая любовь это когда ты желаешь для своего любимого счастья, даже если это счастье не подразумевает твое присутствие рядом с ним (или с ней). Да, тебе будет тяжело без твоего объекта любви, но если ты по-настоящему любишь, то отдалишься, ради счастья любимого (или любимой). Ревнивец же не умеет любить кого-то, ему пелевать с высокой колокольни на чувства объекта, который его интересует, ему важнее его собственные чувства. Ревнивцу будет плохо одному – и все тут! А что хочет его ближний – пелевать! Где же здесь любовь? Потому и не использую слово «люблю» в наших с тобой отношениях, что понятие любви в наше время сильно искажено. Превращено в обычную физиологию, изначально, кстати, предназначенную природой для продолжения рода, а не для удовлетворения своих желаний. Это, кстати, касается первых, которые облапывают друг друга на людях, они, ведь считают, что секс – и есть любовь. Настоящая любовь – это когда до конца жизни, а не на год или два. Только секс может приедаться, любовь – никогда. Любовь, это не просто физиология, это еще и чувства: уважение, терпимость, доверие, умение прощать, все, что помогает прожить вместе всю жизнь. Люди борются с алкогольной и наркотической зависимостью, но ведь секс, как самоцель, – та же зависимость, последствия которой много страшнее: интернаты, родительское равнодушие, или, в лучшем случае, неумение правильно определить статус своего ребенка и свое отношение к нему. Дети уже давно для многих стали побочным эффектом секса.
– А вот и наши голубки, – блеснул улыбкой бригадир, когда парочка вошла в огромную палатку. – О чем воркуете?
– О чем еще молодые могут ворковать? – Снисходительно махнул рукой повар экспедиции, всегда оставлявший самые лакомые кусочки детдомовцам.
Одек с Анели были самыми молодыми участниками этой археологической экспедиции и пользовались всеобщей симпатией. Каждый хотел быть покровителем влюбленной парочки.
– Посмотрите, что нашла вторая группа на западном участке, – бригадир кивнул на Аселия, полного пожилого мужчину.
Аселий протянул Анели черный цилиндрический предмет с небольшим наростом посередине. Девушка повертела его в руках и передала Одеку.
– Око Звезд, как утверждают руны, – вздохнула она. – И опять недействующее.
– Что же ты хочешь? – Развел руками бригадир. – Десятки тысяч лет – немалое время.
– Я ощущаю вибрацию, – сообщил Одек, тщательно ощупывая каждый сантиметр цилиндра.
– Мы уже пытались его включить, но все бесполезно. – Проговорил Аселий, с интересом наблюдавший за действиями молодого коллеги.
Словно ожидавший этих слов прибор вдруг звонко щелкнул, и из образовавшейся на его поверхности щели выскочил прозрачный квадратный лист. Археологи сгрудились возле Одека. Парень продолжал манипулировать прибором, вертя его во все стороны. Затем, на миг, замерев, выскочил на улицу. Все последовали за ним. Одек поднял прибор над головой. Квадратный, прозрачный лист ожил и начал показывать какую-то местность.
– Не может быть, – произнес тихо бригадир. – Это же наш спутник.
– Древние знали свое дело! – Восхитилась Анели. – А у нас только воевать все мастера.
– Кстати, о военных, – Аселий обеспокоено оглядел присутствующих. – О находке надо сообщить нашим коллегам из других стран, пока вояки не прибрали ее.
– Этим займемся мы с тобой, – качнул головой бригадир. – Я вызову транспорт. Кому надо на «большую землю» идите, готовьтесь, даю две недели отдыха.
Археологи разбрелись по своим палаткам готовиться: кто к дальнейшей работе, а кто к отъезду. Через некоторое время шесть человек сидели в просторном вездеходе, который, казалось, плыл над барханами. Бригадир возился с древним прибором, включая и выключая его.
– Ты, что, вступил в гвардию? – Поинтересовался Одек, разглядывая коричневую униформу коллеги, сидящего напротив.
– Пришлось. – Нехотя ответил тот. – Столица сейчас похожа на осажденный лагерь. О войне говорится уже как о чем-то неизбежном.
– Война. – Задумчиво произнесла Анели. – Ради чего?
– Ради ослабления несогласной с нашими демократическими принципами страны, которая с каждым годом становится все сильнее и сильнее. – Съязвил Аселий. – Это называется экспортом демократии.
– В давние времена царькам и монархам для развязывания войны с соседним государством требовалось только собственное желание. – Ни к кому, не обращаясь, словно размышляя вслух, заговорил Одек. – Затем возникла необходимость доказывать неизбежность войны своему народу. Но, ведь, не трудно настроить простых людей против соседей заявлениями о мнимых нарушениях границы этими самыми соседями. Теперь же нужно согласие всего международного сообщества. И опять на помощь приходит либо явная ложь, либо умение сказать лишь выгодную часть правды.
– И это называется развитием общественного строя, – не упустил вставить Аселий.
– Неужели, – продолжил Одек, – простому токарю не ясно, что такому же работяге, из соседней страны, как и ему самому, не нужна война.
– Работяге некогда задумываться над этим. – Вздохнул бригадир. – Он приходит домой уставший, включает телевизор, и смотрит бессмысленные и бесконечные реалити-шоу, сериалы, все, что не требует мысленных затрат, что превращает его в бездумное и бездушное жвачное животное, заботящееся только о количестве сена в кормушке.
– Или читает дешевые бульварные романы, как моя жена, – заговорил водитель вездехода, слушавший разговор археологов.
– А вот это называется государственной программой. – Вновь вставил Аселий.
– Сейчас не в почете те, кто способен творить шедевры: писатели, художники, поэты, сценаристы. – Согласился Одек. – Я говорю о настоящих творцах, а не о писаках и рисунцах, лучше не скажешь, которые не учат простого человека этике, эстетике, любви, а ради быстрой прибыли пробуждают в человеке желание подсмотреть в книжной или телевизионной замочной скважине чужую жизнь, желание бессмысленно посплетничать о чем-нибудь. Зачем ломать голову, когда можно просто шокировать читателя или зрителя какой-нибудь беспардонной выходкой, или постельной сценой, выдавая это за шедевр. Закон бездарей – не могу выделиться талантом, выделюсь хоть чем-нибудь. Так трудно найти что-то стоящее среди гор мусора.
– Всеобщее, обязательное образование это хорошо. – Заговорил Овидий, самый старый член экспедиции, ехавший с ними. – Только мне кажется, в школе надо объяснять детям, что не все, кто научился правописанию и раскрашиванию квадратиков, автоматически становятся писателями и художниками. И что шокирующее – не значит новое и великое.
Археологи засмеялись. Затем несколько минут ехали молча, думая каждый о своем.
– Скоро начнутся селения, а там и до города недалеко. – Сообщил водитель.
– Вы все еще в столице живете? – Спросил молодых тот, что был в коричневой униформе.
– Да. – Ответила девушка.
– Советую вам перебраться в какой-нибудь маленький городок – там спокойнее. Без этой формы теперь не безопасно на улицах столицы. Я бы и сам переехал, да у меня отец больной.
– Мы уже обсудили это – они скоро переедут к нам в Воропаевск, – сообщил бригадир. – Мы весь институт туда собираемся перетянуть.
* * *
Перелет до столицы не занял много времени. На аэродроме участники экспедиции пожелали друг другу удачи и разбежались. Молодые решили пройтись пешком, благо их интернат располагался недалеко. Улицы были полны людьми в коричневых униформах, всюду висели плакаты, призывающие вступить в гвардию, пробуждающие в людях патриотизм.
– Почему государство так стремится воспитывать в человеке патриотизм, а не человечность? – Возмутилась Анели. – Ведь человечность более широкое понятие, оно включает в себя и патриотизм, в том числе.
– Для Человека важнее всего жизнь, для патриота – идея, фантазия, свой собственный воздушный замок. – Ответил Одек. – Человек может пойти против родного государства ради справедливости. Патриот же, не задумываясь, выполнит все, что ему прикажут. Человечность в состоянии остановить руку солдата, когда тот входит в чужое селение, патриотизм – нет. Чистый патриотизм, это фанатизм. Государству нужна бездумная и бездушная машина, а не хомо сапиенс.
В одном из внутренних двориков их остановили.
– Эй, зелененький, ты что, не слышал о наборе в гвардию?
– Я еще не готов, – ответил Одек, одетый в старенький темно-зеленый костюм.
Анели прижалась к нему. Молодой человек успокаивающе погладил ее по спине и увеличил шаг. Но выход со двора уже перекрыл крупногабаритный мужчина в коричневой униформе. Одек хорошо знал людей такого сорта. Это стайный тип, так называемые члены – сородичи. Люди, ощущающие свою внутреннюю силу, не обременяют себя попытками доказывать окружающим свою значимость. Слабые же, неуверенные в себе, пустые внутри люди постоянно собираются в стаи для самоутверждения. Внутри у них – ноль, но они надеются, что сумма их внутренних нулей даст хоть какой-то результат. Они видят свое отличие от других, но при сравнении себя с остальными естественно не в силах предположить, что сравнение не в их пользу. Издеваясь над своей жертвой они, как ни странно, не испытывают к ней ненависти, лишь пребывают в экстазе, наблюдая, как жертва испытывает хорошо знакомое им самим чувство – страх.
– Вся планета готова, а ты нет! – Прорычал здоровяк. – Только позоришь наш район.
– Я скоро перееду из вашего района, – конфликтовать ему очень не хотелось, особенно в присутствии девушки.