Когда она проснулась, Йо Асакуры уже не было в ее жизни. Манта обошла все комнаты, заглянула в ванную, надеясь, что они с Ханой там, что ей все это приснилось. В детской все вещи лежали так, как их оставили. Йо сказал, что Манта может продать все, чтобы вернуть деньги.
Деньги…. Какая глупость!
Пустота и тишина навалились с новой силой. Йо Асакура как вольный ветер, ворвался в ее жизнь и так же стремительно ее покинул.
Разрывая сердце на части, оставляя кровоточащие, с кусками неровно оторванных нитей, раны на душе. Манта взяла подушку Ханы, от которой все еще исходил детский аромат. Крем, салфетки и детский шампунь. Она сама его выбирала.
Неужели ничего этого не будет больше в ее жизни? Ни совместных завтраков, обедов, ужинов. Ни ночных кормлений, ни прогулок в парке. Ничего. Пустота и тишина.
Манта уткнулась в подушку и зарыдала. Глухо, отчаянно, как делают только люди, которые не умеют плакать. Она рыдала взахлеб, икала, грудь ее выкручивалась, а горло сжималось так сильно, что девушка задыхалась от нехватки кислорода. Манта не понимала, за что с ней так поступили? Почему она такая слабая, не способная уберечь тех, кого любит. Она бесполезна.
Шрамы на спине жгло каленым железом.
Волосы лезли в лоб, Оямада все еще плакала, вжимаясь лицом в подушку Ханы. Легче не становилось, комок в груди все рос и рос, от него болело сердце, тянулось вслед за теми, кто ушел.
В какой-то момент пришли голоса и знакомые-незнакомые руки.
- Вот так, иди сюда, ложись. Манта, давай, ну, же, помоги мне.
Оямада свернулась на постели клубком, сплошным комком оголенных нервов и боли. Кусков обнаженного, кровоточащего сердца. Больно, как же, черт возьми, больно! Ученые пишут, что эмоциональная боль длится только двенадцать минут, все остальное время человек выдумывает сам. Видимо, они никогда не имели дело с шаманами, что привязывают саму душу, проникают сердце, а затем вырывают его.
Она слабая. Бесполезная. Беспомощная.
Слабая.
Манта открыла опухшие глаза. От слез болела голова, а еще жутко хотелось пить.
Кто-то поднес бокал с холодной водой к губам, и девушка осушила его в несколько глотков.
- Не торопись.
У кровати сидела Пэм. Она убрала бокал и с сочувствием взглянула на подругу, наверное, уже обо всем догадалась.
- Он ведь не твой брат.
Манта качнула головой. Комок все еще стоял. В груди и в горле.
- Мой одноклассник, - голос хрипел. - Пришел за помощью.
- Ты любила его?
- Я люблю его.
- Ох….
Памела вздохнула, скинула тапки и забралась на кровать.
- Иди сюда, Мэнни, - вторая, после тетушки, кто называл ее на американский манер.
Манта уткнулась в грудь подруги и снова разрыдалась.
Она думала, что слез уже не осталось.
Следующие две недели превратились в кошмар. Манта на автомате ходила в университет. Памела переехала жить к ней, следила, чтобы подруга вовремя поела, попила, приняла душ, переоделась. Она выполняла задания за двоих, покупала продукты, таскала книги из библиотеки. И ничего не говорила. За что Манта была ей отчаянно благодарна.
Каждое слово, после ухода Йо, как наждаком по свежим ранам.
Они снились ей каждую ночь, каждую чертову ночь она просыпалась от кошмаров, и подруга отпаивала ее успокоительным. Манта не могла рассказать, что ей снится, потому что Пэм не поняла бы.
А снились ей духи, жадные, кровавые духи, что пришли за Ханой. И каждый раз Йо и малыш растворялись в темноте, а Манта слышала детский плач.
- Он хотел защитить тебя, - говорила Пэм, убирая со лба отросшие прядки.
Манта рассказала ей про нападение, не упомянула лишь, что это был дух. Солгала про обычную банду. И Пэм поверила, пыталась убедить, что Йо не сволочь, что на самом деле так нужно, что ей однажды станет легче.
Легче не становилось.
Наверное, она бы не выдержала, сорвалась бы от сводящей с ума тяжести в груди, если бы не произошло ЭТО.
Йо и Хана вернулись. Манта, ошарашенная, сидела на диване, на том самом месте,а друг стоял напротив с неизменной сумкой, мялся, переступал с ноги на ногу. За его спиной виновато висел Амидамару. Зато Хана радовался, пищал, выворачивался из рук папочки, тянулся к Оямаде.
- Ма! Ка!
Пэм быстро все поняла. Пересекла комнату, забрала Хану у настороженно поглядывающего на нее Йо, передала ребенка Манте - та по привычке обвила его руками. А затем с размаху врезала парню по лицу. Йо дернулся и не устоял на ногах. Пэм фыркнула, потирая костяшки пальцев.
- У меня три брата! Это тебе за то, что оставил Манту. Пусть даже из хороших побуждений, - она посмотрела на подругу. - Тебя можно с ним оставить?
Оямада кивнула, все еще находясь в прострации.
Пэм быстро собрала вещи, потрепала чубчик Ханы, поцеловала Манту в щеку, мстительно пнула по ноге все еще сидящего на полу Асакуру и вышла, гордо вскинув голову.
А Манта начала смеяться, безудержно смеяться, чувствуя, как рассасывается комок. В горле и в груди. По щекам текли слезы, изо рта рвался смех.
Твердые, жилистые руки легли на плечи.
- Спи, моя Манта.
И снова темнота.
Оямада боялась открыть глаза. Впервые с того самого момента на кладбище, когда ее поймал Фауст, она боялась открыть глаза. Что, если произошедшее окажется только сном? Что ей делать в таком случае? Что, если это всего лишь галлюцинация изможденного разума?
Она не выдержит обмана.
- Ты уже не спишь, - знакомый голос прозвучал близко.
Девушка распахнула глаза, подскочила. Рядом на кровати лежал Йо Асакура. В одежде, с неровно стриженными длинными волосами, спадавшими на подушку.
И все снова встало на свои места. Манта прищурилась….
- Идиот! - ударила друга по плечу. - Придурок! Самоуверенный имбецил! Сволочь, ты хоть понимаешь, что я пережила?! Когда вы оставили меня….
Йо вытерпел только первые два удара, затем перехватил тонкие запястья, дернул девушку на себя, крепко притиснул к собственному телу, прижимая руки вплотную к туловищу.
- Прости, - он обнял ее до боли, до брызнувших из глаз слез, - прости, Манта. Я не знал, что мне делать, не представлял…. Я не готов потерять тебя, только не тебя, не сейчас. Тот день на кладбище стоит перед глазами, Фауст копался в твоем теле, а я ничем не мог помочь, даже подобраться не мог. И сейчас снова тебя ранили по моей вине. Не защитил… не уберег… - Йо дышал тяжело, прерывисто, выдавливал слова, как яд из раны. Манта сжалась, не двигалась, боясь прервать поток откровений. - Нет другого способа оградить тебя от опасности, кроме как держаться подальше. Но и этого я уже не могу…. Дома, в Японии, тяжело, темно. Без тебя. Прости, прости, Манта. Позволь нам вернуться. Позволь остаться. Я буду защищать, никому больше не позволю причинить тебе боль. Никому…..
Йо скрыл лицо в плече девушки, ему тяжело давалось признание. И он замер, когда Манта освободила руки, перестал дышать…. Но девушка всего лишь обняла его, крепко прижала к себе.
- Оставайтесь. Я тоже не могу без вас.
И шаман облегченно вздохнул.
Они вели себя так, словно ничего не произошло, однако короткая разлука в каждом оставила свой след. По углам дома змеились охранные символы, висели незаметные с виду, вписывающиеся в интерьер защитные амулеты. Их заклинали женщины семьи Асакура, мать Йо и бабушка, жена Йомея. Йо не отпускал от себя Манту, теперь они с Ханой встречали девушку у университета, провожали в библиотеки. Помирились с Пэм, хотя та и сверкала глазами на Асакуру. Но кажущаяся беззаботной улыбка Йо была способна растопить даже вековые льды, что уж говорить о сердце обычной девушки. Та простила, хотя и пообещала, что в следующий раз дело одним ударом не ограничится.
А к Манте вернулись кошмары. Ей снилось, что возвращение Йо - всего лишь сон. И она проснется с болью в груди, в сердце. Каждый раз, когда на глаза показывался Йо, она щипала себя за руку, из-за чего вынуждена была носить широкий напульсник.
Кончилось все тем, что однажды ночью Йо пришел к ней в спальню, обнял, давая ощутить свое тело, тепло, дыхание, пульс. Да так и остался ночевать в комнате. Сексуальное напряжение, которое испытывала Манта ранее, сошло на нет, ей нужен был факт присутствия Йо в жизни, неоспоримые доказательства.
Она все еще боялась.
И не верила, что не слабая.
Незаметно пролетели месяцы, Хана научился не только сидеть, но и вставать, ходить потихоньку. Правда, еще не говорил, но уже активно орудовал ложкой. То есть кормили его по-прежнему отец или Манта, но ложкой он пытался работать.
Наступил год, знаменательная дата для каждого маленького шамана. Снова выброс энергии.
- Йо, тебе не кажется, что это уже слишком? - Манта сидела на собственной кровати в обнимку с подросшим Ханой. Малыш сосредоточенно жевал сухарик, смотря, как отец чертит защитный круг на полу.
- Нет, этого еще мало, но у нас пока что не хватает ресурсов. Дедушка обещал прислать необходимые талисманы, - Йо сдул со лба широкую прядь, придирчиво оглядел работу. И, перешагнув через рисунок, приблизился к Манте, сжал ее плечи руками, наклонившись почти вплотную. Глаза в глаза. - Я допустил много ошибок, и это я виноват в том, что ты сейчас такая…. - он мотнул головой, словно выбрасывая слова. Манта нахмурилась. Какая она? - Но самую главную не повторю: я никому не позволю тебя обидеть. Даже если все духи Нью-Йорка сойдут с ума.
Шаман решительно отошел, напитал круг энергией. Вокруг кровати воздвигся золотистый барьер. Манта вздохнула. Все же иногда Йо перебарщивает.
Но почему-то от его слов в груди разгоралось теплое нечто, растекалось лавой по венам.
А на щеках, впервые за последние несколько месяцев, выступил румянец смущения.
========== С 1 года до 2 лет ==========
Несмотря на аппетитное, сочное название - Большое яблоко - лето в Нью-Йорке совсем-совсем невкусное. Оно пахнет бензином и автомобильным маслом, ароматами восточной кухни, доносящимися из многочисленных лавочек, буквально вырастающих из-под земли, как грибы после дождя. У нью-йоркского лета привкус металла и запах плавящегося на солнце асфальта, звук скрипящих по дороге шин.
В общем, летом в Нью-Йорке могут выжить только самые стойкие. Но и они, спасаясь от жары и духоты, находят временный приют на одном из пляжей города.
- Хочешь уехать? - удивился Йо, поднимая глаза на Манту, стоящую у плиты.
- Да, - кивнула девушка. - У моей тетушки дом в соседнем штате, Нью-Джерси, возле пляжа Оушен Гроув. Мы можем провести лето там. Маленький, тихий городок, доброжелательные люди, замечательный пляж, кафе, ресторанчики, лодки, “бананы” - есть развлечения на любой вкус и цвет. Я частенько гостила у тетушки летом, еще до ее замужества и до знакомства с тобой, - Манта перевернула блинчик. - Там намного лучше, чем сейчас в Нью-Йорке.
- Твоя тетушка не будет возражать?
- М? - Манта отвлеклась немного, пробуя крем, который взбивала специально для Ханы из сливок и творога с добавлением ягод. Малышу полезно молочное, да и хочется летом чего-нибудь эдакого. - Нет, если честно, она и напомнила про домик, у меня с этими экзаменами все из головы вылетело.
Экзамены она все-таки сдала, причем на высший балл, что позволило сохранить стипендию.
- Позовешь кого-нибудь из своих друзей? - Йо напряженно застыл в ожидании ответа.
Манта недоуменно взглянула на него.
- Нет, а зачем? - выставила тарелку с блинчиками на стол. Хана поднялся и осторожно, медленно пошагал к своему стульчику, увидев, что его дожидается вкусный крем. - Тем более, что Памела уезжает на лето в Йеллоустоун к своим родственникам, а кроме нее у меня в университете друзей нет. Да и не думаю, что она согласилась бы - хочет договориться насчет стажировки с одним местным бизнесменом. Старый знакомый семьи, у него филиал компании как раз располагается в Нью-Йорке, - про себя Манта вздохнула.
Практика на следующем курсе - еще та головная боль. Самостоятельное выполнение всех заданных работ должно было подготовить их к не менее самостоятельной работе в течение месяца. Еще в начале Оямада знала, где проведет практику, а затем и стажировку - в компании отца. Что стало бы неплохой рекомендацией, все же они одни из лидеров на рынке компьютерных технологий. Не срослось. После прошлогодней ссоры отец даже не посмотрит в ее сторону, а унижаться и напрашиваться на еще один конфликт не собиралась сама Манта.
Придется прибегнуть к обычной тактике всех студентов - подавать объявления, прошения во все компании в поисках свободных вакансий. Или воспользоваться распределением университета. Каждый год ректору присылали запросы на определенное количество студентов, и он отбирал только самых лучших, самых ответственных. К таким как раз относилась Манта, значит, если она в начале года подаст заявку в ректорат на распределение, то может рассчитывать на практику. Но и самой побегать по компаниям не помешает.
Ох, голова шла кругом от грядущих проблем, однако унывать не стоит. Сейчас лето, солнце, жара, и можно провести время с малышом и Йо. Манта представила, как Хана будет купаться в океане, играть в теплом песочке, и улыбка сама возникала на губах.
Вообще, Асакура Хана в возрасте года с небольшим - весьма занимательный “образец”. Спокойный, серьезный, совсем как взрослый - Манта повязала на шею слюнявчик и вручила детскую ложку - смотрящий тяжело и проницательно - это у него точно от деда. Или от матери, с какой стороны подойти. Когда на пути попадалось что-то интересное, он сопел, сосредоточенно пыхтел, пытаясь это что-то рассмотреть, исследовать. Между бровок появлялась морщинка. И тогда ничто не могло отвлечь его от выбранного занятия. Умилительное в своей детской, непосредственной сосредоточенности зрелище. Йо говорил, что этому сын у Манты научился: девушка тоже забывала обо всем, когда погружалась в какой-либо проект или подготовку к зачету.
- Хана, кушай творог, это вкусно. Жуй-жуй, вот так, - Манта показала.
Зубики Ханы - отдельная, курьезная и в то же время плачевная история. Слюни он пускал густо, обильно, пузырями, заливая ими практически все футболки и майки Манты. До такой степени и с такой стремительной скоростью, что пришлось одалживать одежку у Йо.
А они все лезли и лезли, беспокоили, нервировали, от них поднималась температура. Малыш почти полностью перешел на жидкое питание, даже пюре и протертые овощи есть ему было тяжело. Манта помнила, как плохо спала ночами, дергаясь от каждого звука и заставляя просыпаться Йо, который на диван так и не вернулся.
Да и девушке было спокойнее, когда рано поутру она могла проверить наличие шамана в своей жизни. Иначе… происходящее казалось лишь сном, бредовой иллюзией разгоряченного разума. Второй раз девушка такого попросту не пережила бы - это Манта осознавала с ужасающей открытостью. Болезненной открытостью.
Наверное, страх, что Йо уйдет, так до конца никогда не исчезнет. Он с нею, внутри, постоянно не грызет, но ворочается, напоминает о себе, не дает забыть о боли, что преследовала Манту, о страшных, пульсирующих рубцах, оставленных на сердце.
Нельзя чрезмерно сближаться с Йо, нельзя становиться чем-то большим, чем просто подруга, нельзя привязываться к Хане материнской любовью. Иначе будет больно, больно, больно. Но и лишить ребенка ласки, своего тепла, почти обожания девушка уже не имела сил. Все, что ей оставалось, это держаться на расстоянии от отца Ханы, общаясь с ним чисто по-дружески, шарахаясь от прикосновений, как от огня, потому что они обжигали каленым железом. Потому что от них просыпался страх, зашитый в глубине сердца, ворочался, как зверь, пробуждал к жизни страшные картины одиночества и осознания собственной слабости.
Нет, слабой может позволить себе быть Манта Оямада, но никак не мама Ханы Асакура.
- Только сначала сходим на плановую проверку, сделаем прививки, и можно собираться.
Принимал Хану все тот же доктор, теперь Манта знала его имя - Ричард. Но он просил называть себя попросту Дик, не любил полного имени, частенько в детстве дразнили из-за сходства со многими книжными героями.
- Какие планы на лето? - Хана терпеливо сидел, пережидая осмотр. Лишь сверлил мрачным взглядом врача.
- Поедем в Нью-Джерси всей семьей, - улыбнулась Оямада, держащая мальчика за ручку. - Ну, что, доктор?