- Ты прекрасно знаешь, что этот чай сделан из растения… - начал Спок сквозь зубы.
Эта сцеженная фраза придала Джиму сил продолжать провокацию.
- Да-да. Расскажи, как провел день. Все так же скучно и безрадостно? - фыркнул он, с удовольствием встряхиваясь и злорадно окатывая Спока каплями дождя; сам прошел на кухню за чаем, насвистывая и всем видом показывая, что ответ ему не так уж интересен.
Спиной он чувствовал неприязненный взгляд.
- Меня и по сей день удивляет привычка людей задавать ритуальные вопросы без желания получить ответ, - сообщил он, замирая истуканом в дверях кухни.
Джим ничего не ответил, прихлебывая чай и обжигаясь. Давай же, остроухая ледышка, ты же так хочешь выяснить! Ты так долго молчал, так старательно держал все в себе, ты не мог не ревновать, ты же вулканец, почти вулкан, а вулканы имеют свойство рано или поздно извергаться. Сделай что-нибудь, шагни вперед, шагни, стань ближе…
- А также демонстрировать свою разнообразную личную жизнь, - все-таки закончил Спок.
Бинго.
Джим помедлил, ощущая, как колотится сердце, потеют руки, но внутри разливается жаркое тепло - то ли от чая, то ли от осознания того, что этот гад все же чувствует что-то.
- Отсюда поподробнее, - начал он, нервно облизывая губы и хорохорясь. - Что тебе не нравится?
- Я вулканец, мне не могут нравиться или не нравиться культурные различия. Я лишь пытаюсь выяснить, зачем ты стремишься продемонстрировать мне свои половые связи. Меня они не касаются.
Опять двадцать пять. Джим поднялся и медленно сделал шаг к заложившему руки за спину вулканцу. Не он, так сам Кирк.
- Правда? Что, тебе нет разницы, что я могу кого-то трахать? Что кто-то может добровольно на это согласиться? Что мне с кем-то лучше, чем с тобой? - он подошел ближе, следя за сузившимися зрачками Спока; они казались отсутствующими, будто он видел перед собой описываемое. - Или что кто-то еще трахает меня, и я совсем не думаю о тебе? Что я провожу с кем-то целые ночи без опаски, что меня вытурят на улицу? Тебе все равно, правда? Даже если я скажу тебе, что ты мне больше не нужен?
В этот момент суженные до точек зрачки Спока все-таки наткнулись на джимов взгляд, раздувающиеся ноздри глубоко втянули воздух, раздалось низкое клокотание, очень смахивающее на рычание.
Спок «дошел».
Джим нервно рассмеялся, понимая, что сейчас что-нибудь решится - и эта злость позволит им шагнуть дальше. Но он не учел того, что потеря контроля вулканцем отличается от человеческой.
С нежданной силой Спок подхватил его и попросту бросил на кровать. Не успел Кирк опомниться, как оказался голым; содранная одежда валялась на полу, от боксеров остался только кусок ткани с резинкой, хорошо хоть форма уцелела. Вулканец рыкнул на него, рывком перевернул на живот и…
Кирк охнул. О боже, вот это да. Язык у Спока был охренительный. Впрочем, вскоре он сменился членом, да так резко, что Джим застонал. Все продлилось не более двух минут и, кажется, отразится на походке.
Он перевернулся на спину и рассмеялся, увидев ошалевшего Спока, с каким-то отстраненным удивлением рассматривающего собственные руки. Тот поднял на него непонимающий взгляд.
- Стыдиться меня ты привык, - хмыкнул Джим, глядя прямо в эти растерянные глаза. - Я ведь такое дерьмо, если посмотреть, как ты себя со мной ведешь. Ты же всего лишь жертва.
Он помолчал, давая Споку осознать, а потом облизнул губы и, не удержавшись, с садистским удовольствием добавил:
- Теперь попробуй постыдиться себя. А ведь все могло быть просто офигенно, знаешь, - Кирк, морщась, поднялся с кровати, - если б не твои замашки типа «Вы все дерьмо, а я не такой». Если бы мы нормально встречались. Ты там что-то говорил про то, что вулканцам не все равно, с кем они трахаются. Тут одно из двух, детка, - прошипел Джим в окаменевшее лицо, - либо все равно, либо ты - не вулканец.
Он отвернулся и, пересиливая дискомфорт, принялся одеваться. Теперь все должно измениться. Давай же, Спок, скажи что-нибудь. Сделай это, вообще, хоть что-нибудь! Продолжи ссору или скажи, что…
Но Спок молчал.
Вместо удовлетворения Джим почувствовал тонкие лапки предательского холодка. Что-то пошло не так.
- С какой целью ты инициировал эту связь, проявляя упорство? - Спок требовательно вцепился в джимово плечо, синяки останутся точно. - Чтобы продемонстрировать мою несостоятельность как вулканца?
Джим фыркнул этой тупости. Но вообще-то было грустно, что вместо того, что он хотел, получилось… это. Что Спок только это и услышал. Не то, что относится к Джиму как к дерьму, не то, что в отношениях стоит что-то изменить.
- Нихера ты не понял, - проговорил он и отошел, ожидая хоть чего-нибудь.
Растерянный Спок смотрел на него, хмурясь и заложив руки за спину. Снова чертов неприступный айсберг.
Внутри было холодно и пусто. Стало кристально ясно - это его последний визит сюда. Какая-то гордость у Джима еще осталась.
Поддавшись отчаянному порыву, он втянул Спока в долгий, глубокий и, наверное, самый нежный поцелуй, какой у них случался. Отстранился, чтобы отдышаться, украдкой бросив на вулканца взгляд - изменилось что-нибудь?
Нет, все то же отсутствующее выражение лица и заложенные за спину руки.
Он хотел, чтобы Джим ушел. Что ж.
Холодный ночной воздух забрался под форменку, но пробежаться, стряхнув его объятья, Джим не мог. Он чувствовал себя пустым и выпотрошенным, но совсем не из-за секса, больше походившего на изнасилование - в конце концов, чего-то такого он ожидал.
Он хотел сказать не это, заставить понять что-то совсем иное… Только что это было такое, он не знал и сам.
Чего было ожидать от вулканца? Что грязную животину, которую он так долго, не решаясь, держал на вытянутой руке, он все-таки пригреет?
Скорее, выкинет, как сейчас. Не словами, нет, а этим жутким холодным молчанием.
Ощущать себя грязным уличным щенком, на которого посмотрели, погладили и оставили мерзнуть, было тоскливо.
========== Когда не осталось ничего ==========
Out of my life
Out of my mind
Out of the tears we can’t deny
We need to swallow all our pride
and leave this mess behind
Out of my head
Out of my bed
Sunrise Avenue ‘Fairytales gone bad’
Весна последнего курса встретила Джима пустыми улицами и ветром, пронизывающим до костей через форменку. Март суровыми движениями встряхивал его, вырывал из ставшего уютным зимнего забытья и заставлял вспоминать, шевелиться, болеть. Скоро начинались экзамены.
Все изменилось и как-то… не к лучшему.
Он должен был радоваться, ведь это последний курс Академии. Потом Пайк обещал ему место на Энтерпрайз, новенькой красавице, стоявшей в доках, и это должно было быть как первый раз с девушкой, волнительно и ответственно, но Джим не мог заставить себя радоваться. Это было вдвойне подло: словно он столько лет хотел жениться на девушке своей мечты, но вдруг влюбился в кого-то еще. Спасало лишь то, что Энтерпрайз все-таки не девушка; к тому же, вдруг именно ей и суждено его спасти и увезти с треклятой Земли, где нет совершенно ничего хорошего?
Кристофер с тревогой разглядывал его, сочувственно хлопал по плечу и тащил поучаствовать в гонках на флаерах. Боунс угрюмо пищал своим трикодером, что-то вкалывал и притаскивал новую порцию виски, бренди или контрабандного инопланетного алкоголя. Где брал, не говорил. Свист ветра и алкогольный жар не помогали, словно всю солнечную радость из него кто-то выпил через коктейльную трубочку. И Крис, и Лен очень похоже качали головой и бормотали что-то вроде: “Все пройдет”. Жалко звучало.
Джим больше не вернулся на курсы ромуланского, чем невероятно расстроил как девушек, так и парней, никогда не скучавших в его обществе. На вопросы он отвечал неохотно, куда охотнее составлял им компанию в питейных заведениях города. Даже солнечной Гейле так и не удалось затащить его в постель на сеанс целительного орионского секса.
Однажды он встретил Ухуру, где-то в начале февраля. Она смерила его привычным хмурым взглядом, остановилась на глазах и несколько секунд молчала.
- Хреново выглядишь, - зачем-то сказала она и снова попыталась уколоть: - Здесь теперь слишком скучно для тебя?
Кирк вместо ответа криво улыбнулся, покачал головой и, хмыкнув, бросил:
- Придется мне тебя процитировать. Ты не понимаешь, Нийота.
Ухура вздрогнула от обращения по имени. Неудивительно, что он знал ее имя, но обращение прозвучало как-то… уязвимо что ли. Словно Кирк только что подставил ей для удара грудь. Ответа она не нашла, а Кирк, отвесив шутовской поклон, ушел по своим делам. Странный он.
Джим проводил ее взглядом до корпуса ксенолингвистов, долго смотрел, как она беседует у входа с очень знакомой прямой фигурой, явно завтракающей штырями, и как они вместе заходят внутрь. Что-то внутри безжалостно честно сказало:
Она его идеал - умна, красива и не позволит себе ничего лишнего; если потребуется, оставит все в рамках научных работ. Он и раньше ей нравился, просто Джим пришел и все разрушил, как обычно… Это и правда была ее жизнь и ее место.
Джиму казалось, не осталось ничего, что бы его радовало. Только космос, гребаный космос по-прежнему звал его, не обещая тепла и понимания, но и не заставляя чувствовать себя грязным уличным щенком.
Спока он почти не видел, но Спок был везде. В голове звучали его фразы, в постели мерещился его запах, в учебниках мелькали процитированные им фрагменты. Джим ненавидел его и не мог перестать думать об этом. Сволочь, какая же холодная бессердечная сволочь. Лицемер.
К вящему удивлению Пайка и Боунса, привычного Джима им вдруг вернули экзамены. Точнее, один экзамен.
В конце марта, после прекратившихся ветров, кадеты выпускного курса начали по очереди проходить тест Кобаяши Мару.
Вполне ожидаемо для всех посвященных блестящий Джеймс Кирк тест завалил. Повел себя не хуже прочих - попытался спасти гибнущий корабль. Что было неожиданностью, так это блеск в его глазах после проигрыша. Обычно кадетам требовалось время прийти в себя и осознать свой урок, но Джим словно бы загорелся. Второй неожиданностью (для всех, кроме, пожалуй, Криса и Леонарда) стал запрос на повторное прохождение теста.
Запрос удовлетворили. С вполне ожидаемым результатом.
Он должен был выглядеть побитой собакой, выходя из помещения симулятора, но не выглядел. Кирк оглядел присутствующих прищуренным задумчивым взглядом, хитро улыбнулся и ушел.
- Джим, - начал Кристофер, пригласив его в бар тем вечером, - я понимаю, почему ты хочешь пройти тест. Но это Джорджа не вернет, и даже не докажет, что был другой путь.
Разумеется, он не мог сказать, что тест непроходим. Кирк тогда смерил его удивленным взглядом, а потом усмехнулся, совсем как раньше.
- Это не из-за папы. Копаться в прошлом - это как-то не для меня.
- Тогда зачем тебе это? - прямо спросил Пайк.
Джим снова удивленно на него посмотрел.
- Вы что, правда не понимаете? Выход есть всегда, его нужно только найти. Возможно, и папин метод сработает.
Он помолчал, допил виски, и его взгляд потемнел:
- Я не хочу больше проигрывать, мне хватит одного раза.
Только когда он ушел, Крис сообразил, что Джим имел в виду свою летнюю привязанность и… Это что, все еще были ее последствия? Господь милосердный! Это было совсем не похоже на того легкомысленного повесу, которого знал Пайк.
Жаль, безумно жаль, что первые столь серьезные чувства Джима встретили холодную стену. Он мог бы здорово повзрослеть. С другой стороны, он и сейчас кажется старше. Может, так даже лучше.
Джим стал задумчивее, но упрямства у него не убавилось.
Два раза. Два гребаных раза Кирк вытягивал себе мозги, кишки и совесть, пытаясь решить сначала этическую дилемму, а потом уже просто изворачиваясь в расчетах, чтобы подсчитать угол поворота для маневра уклонения, силу критического варп-скачка, градус выстрела… Да что угодно, крохотную погрешность, которая и будет решением. На третий раз он повторил путь отца: эвакуировал команду и постарался дать время гибнущему Кобаяши Мару, отвлекая боевых птиц, стараясь их подбить и, в итоге, сбив двух ювелирно рассчитанным тараном. Хотя в реальности оставшиеся две птицы скорее всего бы свалили от сумасшедшего камикадзе, эти, запрограммированные, все-таки сделали свое грязное дело. Наблюдающая комиссия почему-то признала выход неординарным и даже “очень точно рассчитанным”, но это тоже было не то.
Неожиданно для себя Джим понял, что вместо ситуации со Споком вертит в уме все новые и новые способы пройти тест, большая часть из которых, вероятнее всего, заранее обречена на провал. Что-то было в этом тесте. Что-то страшное и неотвратимое, что-то важное и нужное.
Не менее неожиданно для себя он впервые за год позвонил маме по подпространственной связи. Мама выглядела усталой, но счастливой, и ему вдруг очень захотелось прижаться к ней, впитать стерильный запах корабля, смешанный с ее собственным запахом, и рассказать, как ему плохо. Но вместо этого он рассказал о тесте.
- Милый, - вздохнула Вайнона сочувственно, - милый, папу этим не вернешь. И даже не докажешь, что он мог выжить.
И мама туда же, раздраженно подумал он. Почему им всем кажется, что он зациклен на папе?
- Это не из-за него, - процедил он. - Это просто… важно.
Вайнона внимательно осмотрела сына совершенно другим взглядом - более профессиональным, более цепким что ли.
- Это всего лишь компьютерная симуляция, Джим. Она приближена к реальности, но не реальность, - довольно строго сообщила она.
Эта фраза задела в нем вовсе не то, что, вероятно, планировала мама.
- А что может измениться в реальности?
Вайнона хмыкнула.
- Клингоны уважают решимость идти на смерть. Как ты и предполагал, они могли бы перестать атаковать.
- Может быть, но не факт. Культ смерти в бою, - отмел он. - Я бы вообще вытянул его оттуда буксирным лучом, но корабль им не оборудован… И знаешь, я бы, наверное, инициировал переговоры.
- По правилам, первыми инициировать переговоры должен был капитан “Кобаяши Мару”, - задумчиво произнесла Вайнона. - Не факт, что это вышло бы, но так полагается.
- Тогда почему в тесте нет опции ведения переговоров?! - отчаянно воскликнул Джим. - Я серьезно, мам! Это же… не знаю, должна быть вторая по важности директива. Ты ведь во Флот идешь не в стрелялки играть, а исследовать и защищать, воевать в последнюю очередь, так нам говорили.
Вайнона отвернулась.
- Иногда они не вступают в переговоры, малыш. Иногда им ничего не нужно, кроме как уничтожить вас.
Джим застонал и уронил голову на руки.
- Мам! Я устал слышать это каждый год! Устал вспоминать, что за мою жизнь папа заплатил своей! - его злой взгляд жег и резал, и Вайноне вдруг стало стыдно.
За то, что никогда не позволяла ему забыть и жить своей жизнью. За то, что отравляла его веселый нрав виной перед отцом. Она делала это, несомненно. Она была плохой матерью, слишком безразличной, слишком далекой.
- Джим, я… - ей пришлось подождать несколько секунд, чтобы проглотить слезы. - Прости меня.
Сын вперил в нее странный взгляд. Это не был тот взгляд, которым он смерил ее после того, как она узнала, что Фрэнк его бил, не злой и обвиняющий. Не тот, с которым он вернулся с Тарсуса-4, пустой и настороженный. Не тот, с которым он уходил из дома, мечтательный и тоскливый.
Это был взгляд, полный грусти и презрения.
- И что я должен делать с твоим “прости”? - спросил он тихо. - Серьезно, я жалею, что позвонил. Что я ожидал услышать, кроме очередного упоминания отца? Почему все думают, что я должен, не знаю, страдать из-за этого? Я хочу только понять, почему никто не может пройти чертов тест и как же, мать его, это сделать.
Он отключил связь, но Вайнона еще долго сидела и смотрела в пустой экран перед собой. Для нее, Сэма, Пайка Джордж был живым человеком, а для Джима только глянцевая картинка в раме, к тому же, слишком идеальная, чтобы походить на живого человека. Разве она рассказывала ему, как Джордж смешно морщился? Каким он был бестолковым поваром, и Сэм предпочитал ходить голодным, нежели рискнуть и съесть отцовскую яичницу. Как он умел ладить с мальчишками, превращая каждую игру в командную работу и строя даже самых отъявленных шалопаев. Как рыбачил вместе с Кристофером и Арчером в командировках, как они все вместе ходили в походы в дни юности.