Рыжий с размаху бьет его в живот, словно бы следуя второму сценарию, что за долю секунды прокрутился у Бена в голове. Скорчившись и прислонившись к забору, тот пытается восстановить дыхание, с каким-то детским любопытством наблюдая краем глаза, как высокая человеческая фигура появляется вдруг из темноты со стороны блекло мигающего фонаря, движется к ним быстрым шагом. Незнакомец не теряет времени на пустую болтовню – ухватив за шкирки обоих дружков рыжего, как шкодливых котят, он сталкивает их лбами, и они валятся на землю, будто кегли. Сам же зачинщик инцидента удостаивается нескольких ударов в лицо, не столько сильных, сколько унизительных. Во время экзекуции нежданный спаситель придерживает избиваемого за грудки, не давая упасть, потом отпускает размазывать по роже кровавые сопли, сопроводив увесистым пинком. Закончив разборку, верзила делает шаг к Бену, аккуратно приводит того в вертикальное положение, придержав за плечо, щелкает зажигалкой и пару секунд светит ему в лицо рассматривая ссадину на скуле.
- Ерунда. Жить будешь.
Напавшей на Бена троицы уже и след простыл, а тот потихоньку переводит дух, вспоминая, наконец, где он видел этого парня. Кажется, его фамилия Оушен, он заходил к Джону неделю назад, они работают вместе на лесопилке. Не выключая зажигалку, его спаситель закуривает, вынув сигарету из-за уха. Тлеющий огонек рывками вырывает из темноты широкий рот, упрямый подбородок, резко очерченные скулы. Бен стоит рядом, прислонившись к забору, задумчиво и слегка отрешенно глядит на звезды. Молчит. В голове вертится мысль, что надо бы сказать спасибо, но слова словно бы застряли в горле. Оушен первым нарушает молчание.
- В Ираке, у меня во взводе был парень один, вполне обычный парень, компанейский такой, любил хард-рок и мороженое. Ему однажды прислали письмо. О том, что его родители, старшая сестра и двое племянников разбились насмерть. Ехали по шоссе, навстречу грузовик, водитель заснул за рулем. Такая вот банальная история. И вот, летим мы в вертушке на задание, он сидит рядом. Смотрит куда-то в одну точку, и взгляд у него такой… Словно у него за спиной выжженная пустыня, и терять ему абсолютно нечего. Нас тогда здорово потрепало – мы потеряли двоих, нескольких ранило, а на нем не царапины. Он был явно разочарован.
- Это ты к чему?
- К тому, что у тебя взгляд похожий. Словно терять тебе нечего. А тебе ведь есть что терять. Ты и Джон - странные вы ребята. Очень странные. Кажется, он сильно к тебе привязан.
Последняя фраза звучит полувопросительно, и Бен, резко выдохнув, вдруг произносит, неожиданно для себя самого.
- Им с Алекс было бы лучше без меня. Безопаснее.
Докурив, Оушен тушит сигарету носком ботинка.
- Ты бы у него спросил, что ему лучше. Идем, провожу тебя до дома.
- Спасибо, не стоит.
- Идем, мне спокойнее будет.
***
Джон переступает порог дома и практически в первую же секунду чувствует некий внутренний дискомфорт, свидетельствующий о том, что в окружающем его пространстве не все в полном порядке. Он не смог бы сформулировать природу этого своего ощущения, даже если бы задался подобной целью.
Он обходит все комнаты, одну за другой. Алекс обнаруживается на кухне – она сидит на корточках, приоткрыв духовку, откуда доносится крайне притягательный аромат запеченного мяса, и задумчиво разглядывает ее содержимое.
- Где Бен?
Алекс поднимается на ноги, пожимает плечами с недовольной гримасой.
- Не знаю, где его носит. Час назад ушел к миссис Крамар, и до сих пор не вернулся. Надеюсь, сегодня мы дождемся ужина, есть хочется просто нереально.
Джон хмурится, прикусывает нижнюю губу и, после пары секунд раздумья решительно произносит.
- Ты накрывай на стол, я пойду его поищу.
Алекс, видимо, что-то улавливает в его тоне, ибо выражение недовольства на ее лице сменяется озабоченностью.
- Думаешь, заблудился? Он редко выходит из дому вообще-то. Или… что-то случилось?
Джон улыбается с притворной беззаботностью.
- Да нет, думаю, все в порядке. Просто я его встречу и потороплю, не одна ты тут проголодалась.
Он идет к двери; смутная пустота внутри превращается в колючий клубок, который медленно раскручивается, заполняя собой все пространство. Несмотря на то, что последние недели Бен неотлучно находился рядом и почти не выходил из дома, Джона не покидало ощущение эфемерности его присутствия, будто тот вот-вот исчезнет, ускользнет, растает в воздухе подобно призраку. А сейчас это ощущение достигло своего апогея, грозя перерасти в панику.
Он протягивает руку к дверной ручке, но не успевает ее коснуться – дверь распахивается прямо у него перед носом, и они с Беном почти сталкиваются на пороге. Облегчение накатывает волной, проходя по всему телу, растворяясь в кончиках пальцев едва ощутимым покалыванием, будто от разрядов статического электричества. У Бена взъерошенный вид, свежая ссадина на левой скуле, на губах странная, слегка пугающая полуулыбка, а в глубине зрачков тлеют хорошо знакомые еще по Острову огоньки, похожие на те, что появляются в глазах хищников во время охоты. Он сейчас очень похож на себя прежнего, настолько сильно, что это не может не вызывать тревоги.
Отступив на шаг, Джон пропускает Бена внутрь, но потом вновь загораживает ему дорогу; поймав за подбородок, рассматривает ссадину, прищурившись и поджав губы. Его первый порыв – мгновенная злость и вопрос «кто это сделал?», вертящийся на языке. Но Бен нынче слишком сильно похож на себя прежнего, на того самого Бенджамина Лайнуса, за которым Уитмор послал целый корабль вооруженных до зубов профессиональных наемников. Поэтому, его вопрос звучит несколько иначе.
- Надеюсь, те, кто это сделал, еще живы?
Хмыкнув, Бен высвобождает подбородок, мотнув головой. Задирает бровь, сардонически улыбается.
- Ради Бога, Джон, если бы я убивал всех, кто хоть раз бил меня по лицу, я бы уже стоял по горло в трупах. К тому же, мы ведь решили здесь обосноваться на какое-то время.
Они стоят практически вплотную, и Бен не делает попытки отстраниться, увеличить разделяющее их расстояние. Он изучающе разглядывает человека, с которым, волею судьбы, оказался связан узами, куда более сильными, чем смерть, раздувает ноздри, впитывая его запах. Джон пахнет потом, сосной и древесными опилками; его тело словно бы излучает тепло и уверенность. Уверенность. Вот чего ему так не хватает с тех пор, как они покинули Остров. Хотя, во взгляде Локка нет и половины столь необходимой ему уверенности, он глядит встревожено, вопросительно и слегка потерянно. Ну да, это же Джон. Вечно мятущийся, ищущий, податливый. Слабый. Впрочем, не ему сейчас называть Джона слабым. А еще в его взгляде сохранилось «то самое» выражение. Сохранилось, несмотря на все, что произошло с ними на Острове.
… Так смотрели на тех, к кому испытывали интерес особого рода, традиционно он назывался «романтический интерес», а Бен считал это всего лишь смесью похоти с собственническим чувством. Он достаточно хорошо изучил все аспекты человеческих взаимоотношений, чтобы сохранить какие-либо иллюзии на этот счет. И достаточно хорошо для того, чтобы заметить, что на него ни разу в жизни никто ТАК не смотрел. На него смотрели по-разному – с уважением, страхом, преклонением, презрением, ненавистью. К нему, бывало, клеились женщины, исключительно ради выгоды, чтобы быть рядом с лидером и получать от своего положения дополнительные бонусы, но никогда ради него самого. И, разумеется, он никогда не мог предположить, что кто-то вроде Локка взглянет на него «тем самым» взглядом. Нет, конечно же, это случилось не сразу. Сперва, во взгляде Локка явственно читалась смесь настороженности и жалости. И надо признать, у него были основания для подобных эмоций - когда они впервые встретились лицом к лицу, выглядел Бен на самом деле жалко – корчащийся от боли, всхлипывающий, трясущийся, умоляющий человечек, которого Саид притащил к ним в люк, взвалив на спину, словно мешок с мукой. Несмотря на боль от торчащей в плече арбалетной стрелы, дурноту и туман перед глазами, он сразу зацепил взглядом Локка, и в первые же секунды решил, что сделает в своей игре ставку именно на него. И не прогадал – Локк с самого начала оправдывал ожидания. Когда Саид, оказавшись с ним наедине в запертой оружейной, с торжественной миной произнес сакраментальную фразу о том, что он палач, Бен едва удержался от саркастической усмешки. Джара его не пугал – в нем было слишком много человечности, слишком много сомнений, боли, страха перед своей собственной темной стороной и слишком много совестливого раскаяния, чтобы стать по-настоящему хорошим палачом. Лайнусу попадались образчики куда пострашнее этого иракца. Зато Генри Гейла из Минессоты Джара пугал до одури, Бен ни минуты не сомневался, что вид у бедолаги Генри тот еще – все его маски были безупречны, он выглядел стопроцентно, реалистично испуганным. Однако, Джара все же почуял что-то, что-то на уровне химии и инстинктов, уловил фальшь в его поведении. Бен явно недооценил этого человека, надо было учесть на будущее. И Саид, вероятно, перегнул бы палку, избивая его, но дверь в кладовку неожиданно распахнулась и Шеппард с Локком оттащили упирающегося иракца от его жертвы. На прощание он наградил Саида многозначительной улыбкой за секунду до того, как за ним захлопнулась дверь каморки, и она стала единственной маленькой местью, которую Бен мог себе позволить, и знаком того, что игра началась.
В последующие пару дней Бен, по большей части, спал, или пребывал в полудреме – от физической слабости и тех таблеток, что давал ему Шеппард, его постоянно клонило в сон. В перерывах ему приносили еду и выводили в туалет, а потом Локк дал ему книгу, чтобы скрасить заключение. Локк чаще всего дежурил в люке, кажется, ему это даже нравилось. Ему вообще нравилось ощущать себя кем-то особенным, нужным, кем-то, без кого невозможно обойтись. С первого дня Бен начал наблюдать за ним, пристально и цепко, вслушиваться в разговоры за дверью, анализируя и строя планы. Он решил поиграть на амбициях Локка, посеяв раздор между ним и Шеппардом, который с момента крушения стал признанным лидером пассажиров Ошеаник-815, и ему это удалось. Практически всегда, принося ему еду, Локк задерживался поболтать. Надо признать, он оказался интересным собеседником, и куда более глубокой личностью, чем Бен предполагал изначально. И вот, в один из таких моментов он заметил устремленный на него «тот самый» взгляд. Это явилось совершенно неожиданным поворотом, так что всю последующую ночь Лайнус провел в размышлениях, ворочаясь с боку на бок в попытке внести корректировки в первоначальный план действий. С одной стороны, если Локк испытывает к нему личную симпатию, то его легче будет перетянуть на свою сторону, возможно даже сделать своим агентом, раз уж план собственного внедрения в ряды пассажиров Ошеаника провалился из-за этой чокнутой француженки и ее ловушки, так некстати попавшейся на пути. С другой стороны – поощряя Локка, он вступит на совершенно неизведанную для себя территорию. У него нет опыта в подобного рода отношениях, да и в принципе его опыт в отношениях минимален. Продумать свою линию поведения нужно было как можно скорее – они часто остаются наедине, возможностей для флирта сколько угодно, беда только в том, что Лайнус четко, до мелочей представлял себе, как флиртуют женщины, но понятия не имел, как именно это делают мужчины, испытывающие влечение к представителям своего пола. Можно было бы проконсультироваться с Френдли на этот счет, но Том нынче далеко. В итоге, он не пришел ни к какому определенному плану, решив действовать по обстоятельствам.
Обстоятельства обернулись с неожиданной для него стороны довольно скоро – наступил вечер следующего дня, снаружи лило так, что любое живое существо, покинувшее укрытие, рисковало захлебнуться, и было очевидно, что Локку нынче не дождаться своей смены. Бен сидел, прислонившись к стене и скрестив ноги, выжидающе прислушивался - за дверью каморки звучала музыка; Локк гремел инструментами, ремонтируя какой-то механизм и подпевал сочному голосу Синатры. Спустя четверть часа дверь скрипнула, открывшись во всю ширь, чтобы выпустить его из узилища. Локк даже не взял с него обещание не делать глупостей – в такую погоду шансы на удачный побег сводились к нулю. На низком столике стояла полная на три четверти бутылка скотча, корзинка с фруктами и блюдо с кусочками вяленой рыбы и сухими галетами. Вполне достаточно для того, чтобы скрасить скучный вечер. Бен пригубил из своего стакана с похвальной осторожностью; виски горячей волной опустилось в желудок, расползлось по телу приятной истомой, сделало мысли легкими и летучими, развязало язык. Он не опасался сболтнуть лишнего, он с легкостью мог говорить много и при этом ни о чем. Время за разговором летело незаметно; в какой-то момент Бен поймал себя на том, что его фразы сделались короткими и односложными, и что он слушает Локка в пол-уха, полностью сосредоточив внимание на его лице. Локк глядел на него все это время неотрывно, глядел так, как будто напротив него сидела грудастая блондинка с сильно заниженным декольте, а не малосимпатичный, неопрятный субъект в порванной оранжевой рубахе, белым квадратиком повязки на правом плече и расцветшими по всему лицу зеленоватыми пятнами от начинающих сходить синяков. Это было странно, немного пугающе и почти завораживающе. В совокупности с только что выпитой третьей порцией виски, взгляд Локка порождал в нем удивительную смесь какой-то бесшабашности и собственной значимости. Впервые в жизни он был кому-то нужен и интересен сам по себе, без привязки к его положению и деятельности на службе Острову. В данный момент, Бен напрочь забыл о своих планах, о том, почему он здесь, и что он намеревался предпринять, чтобы обратить сложившуюся ситуацию себе на пользу. Отключив логику и здравый смысл, он буквально наслаждался моментом. Впервые за невероятно долгое время ему было просто по-человечески хорошо. Кажется, Локк рассказывал что-то смешное, у него оказалось неплохое чувство юмора для человека с такой кучей комплексов и уязвимых мест. И Бен смеялся, а потом, поднявшись на ноги, принялся собирать со стола посуду, словно он находился в гостях и намеревался таким вот образом отблагодарить хозяев за гостеприимство. Локк перехватил его на полпути к раковине – для своей солидной комплекции двигался он на удивление быстро и бесшумно. Аккуратно взяв из его рук тарелки, поставил их на полку рядом с инструментами, подался вперед, как будто ненароком сокращая расстояние между ними. Бен непроизвольно отступил, упершись лопатками и вспотевшими вдруг ладонями о стену, на мгновение перестал дышать, будто подавившись спертым воздухом подземелья. Теперь он видел лицо Локка в мельчайших деталях – смешливые морщинки в уголках глаз, складки вокруг рта, едва заметные волоски и бисеринки пота над верхней губой. Мысль о том, что сейчас они здесь одни, и Локк может сделать с ним все, что ему заблагорассудится, абсолютно безнаказанно, слегка отрезвила, но не напугала. Напротив – поселившаяся в нем бесшабашность толкала его на поступки, о которых он, возможно, потом будет сильно сожалеть. Слегка оттолкнувшись ладонями от стены, Бен непроизвольно качнулся вперед и почти уткнулся носом Локку куда-то в основание шеи. Зажмурил глаза, ощутив на своем лбу чужое дыхание с запахом виски, а потом прикосновение рук – осторожное, с оттенком сомнения. Широкие ладони с царапающими кожу бугорками мозолей почти сразу оказались у него под рубашкой, медленно прошлись от лопаток до поясницы, потом вернулись обратно и снова спустились вниз. Прикосновения оказались расслабляюще приятными, но стоило ладоням переместиться еще ниже, забравшись за пояс штанов, как Бен вздрогнул, широко распахнул глаза, и напряженно замер, задержав дыхание. Руки вернулись на поясницу, теснее прижимая его к Локку; щекой он ощутил быстрые, рваные удары его сердца, а животом каменную эрекцию, и едва успев ужаснуться и восхититься тому факту, что он способен вызвать у кого-то эмоции подобной силы, Бен вдруг понял, что у него самого стоит едва ли не сильнее. Он даже не уловил момент, в который его окончательно и бесповоротно повело, так, что в голове не сохранилось ни единой мысли, и лишь презираемые им плотские желания руководили каждым его действием. Это было похоже на танец – они двигались, потираясь друг дружку, потом штаны Бена неведомо каким образом оказались расстегнутыми, а Локк, извернувшись, умудрился одновременно расстегнуть собственный ремень, чуть согнул колени, компенсируя их разницу в росте, и они снова задвигались в едином ритме, помогая себе руками. Бену не потребовалось много времени для разрядки, его накрыло с такой силой, что окружающий мир на мгновение словно бы исчез, растворившись в белой ослепительной вспышке. Последующие события вспоминались смутно – он сидел, прислонившись к стене, потому что ноги уже не держали, бездумно глядел, как Локк вытирает руки салфеткой и ловким движением отправляет ее в мусорное ведро. А какое-то время спустя, он даже не способен был осознать сколько фактически прошло времени, он уже лежал на своей кушетке в бывшей оружейной и слушал, как за дверью Локк бодро рапортует Шеппарду о том, что ночь прошла без происшествий.
По сути, произошедшее должно было поспособствовать его планам. Теперь он мог играть на чувствах Локка как на хорошо настроенном музыкальном инструменте, балансируя между похотью и чувством вины. Локк ведь неизбежно почувствует себя виноватым – он, по сути, воспользовался беззащитностью пленника, который был целиком в его власти, а это просто необъятное поле для манипуляций. Но отчего-то Бен не испытывал по этому поводу ни малейшей радости.