«А ты хочешь заменить сахар черным перцем, Коба, — вздохнул „внутренний секретарь“, у которого в недрах сознания Сталина был обустроен свой крошечный кабинетик с лампой под зеленым абажуром и письменным столом, — А ведь ты как никто знаешь, во что превратятся эти места, когда придет война. Усыпанные спелыми яблоками сады сроют — дерево пойдет на винтовочные ложа и орудийные лафеты. „Сахарный уголок“ опустеет, его завсегдатаи отправятся резервистами на фронт. Нарядные вагончики ощетинятся орудийными платформами и пулеметными жалами. Вместо мягких лугов за окном будут тянуться бесконечные зигзаги выгрызенных в земле траншей в обрывках колючей проволоки. В этом бесконечно красивом мире, чьи краски замешаны на лжи, пони счастливы…»
«Оглушенный наркозом бедняга будет счастлив даже тогда, когда ему начнут заживо отпиливать голову, — огрызнулся мысленно Сталин, — Я — солдат коммунизма, но не более того. Я дам им настоящий мир, и они сами будут решать, стоит ли драться за него так, как я дрался за свой».
Они будут.
Сталин сразу понял это, когда увидел грозно сверкающие глаза Эппл Джек и ее вздорную непослушную челку цвета золотистой соломы.
«…за дело, товарищи! Я знаю, куда жеребятки нашей Принцессы тащат все то золото, что добывают в Поннивилле!»
«Банк или хранилище мы едва ли возьмем, товарищ Эппл Джек, — рассудительно заметил Сталин, выдыхая дым, — Такие места обычно хорошо охраняются, а подкрепление прибудет в считанные минуты. Не хватит сил».
«А кто говорит про банк, сахарок?»
Товарища Сталина раньше никто и никогда не называл «сахарок». Но в устах Эппл Джек это прозвучало приятно. Даже не хуже, чем «товарищ».
«Поезд! Раз в месяц он отвозит в Кантерлот тот урожай золота, что Стража Принцессы обтрушивает здесь. Там должен быть целый вагон, набитый золотом. Только это не обычный вагон. Он бронированный, и в нем не меньше дюжины пегасов в доспехах, по сравнению с которыми наш Биг Мак — рахитичный жеребенок…»
«Хороший у вас план, товарищ Эппл Джек, — одобрил Сталин, покусывая мундштук, — Но как его реализовать?»
«Взорвать рельсы! — радостно воскликнула Рэйнбоу Дэш, — Бам! Золотой дождь будет идти даже над Вечнодиким Лесом!..»
«Никаких взрывов, яблочко, — покачала головой Эппл Джек, — Иначе пострадают простые пони, которые едут в поезде. Нам нужна только эта копилка на колесах».
«Взорвать станцию!»
«Ну вот еще!..»
«Взорвать мельницу!»
«Но зачем мельницу, Дэш?»
«Не знаю, — Рэйнбоу Дэш, не опускаясь на землю, пожала плечами, как настоящий человек, — Просто мне показалось, что это будет достаточно круто. Ну, ты понимаешь, это ведь должно быть не простое ограбление. Это должно быть самое крутое в мире супер-ограбление! Поэтому надо что-нибудь взорвать!..»
«Это не ограбление, — терпеливо поправил ее Сталин, — Это — экспроприация. Мы никого не грабим, лишь возьмем то, что принадлежит народу».
«И купим на него то, что надо народу! — воскликнула Пинки Пай, — Например, пять тонн шоколада!.. И еще бусы!»
«Нет, товарищ Пинки, краденного золото богачей понадобится нам для других целей. Для борьбы».
«Борьба в шоколаде! Десять тонн!..»
«Подпольной борьбы. На эти деньги, экспроприированные у экспроприаторов, мы будем организовывать секретную революционную сеть — с явочными квартирами, агентами, тайниками, фальшивыми документами, подкупленными чиновниками, оружейными мастерскими, подпольными типографиями. Кроме того, мы будем выделять деньги нашим товарищам для лечения и бегства за границу. Свинья-копилка Принцессы Селестии послужит против нее же. Но сперва надо придумать, как разбить ее, товарищи».
«Мы можем взять билеты на этот поезд, — предложила Флаттершай застенчиво, — А потом мы… вы… они… кто-нибудь нападет на стражу».
«Не годится! — Пинки Пай подкинуло вверх так, словно под нею разорвалась противотанковая мина, — Там ведь стража на станции! И проводник! Они все очень удивятся, что мы едем в Кантерлот без Рарити и Твайлайт!».
«Пинки права, — вздохнула Эппл Джек, — Мы ведь никогда не путешествовали вчетвером. Только все вместе. Если мы будем без наших единорогов, стража что-то заподозрит — и наверняка сообщит куда следует. Нет, товарищ Сталин, мы не можем садиться на этот поезд».
«Вы не можете, — Сталин лукаво усмехнулся в усы, — Но кто говорит про то, что не могу я?…»
Им понадобилось несколько секунд, чтобы осмыслить это.
«Идея!» — крикнула Рэйнбоу Дэш.
«Ах ты, башковитая тыковка!» — ласково ущипнула его за ухо Эппл Джек.
«Шарлотка! — радостно воскликнула Пинки Пай, — Пастилка! Крем-брюле! А чего мы все кричим?! Что?! А?! Не слышу! Ой, а что ты имел в виду, товарищ Сталин?…»
«Я могу беспрепятственно сесть в этот поезд с золотым вагоном. На меня не обратят внимания. Конечно, при должной конспирации».
«Но ты не сможешь сам побить столько стражников! Дюжина — это же очень много! Почти как… как… как пять!».
«Я не стану драться со стражей, — терпеливо объяснил Сталин, — Я сделаю кое-что другое. Я доберусь до соседнего с бронированным вагона. И открою в нем верхние технические люки. Это будет знаком для вас. Товарищ Рэйнбоу Дэш на крыльях доставит к поезду товарища Эппл Джек. А товарищ Флаттершай — товарища Пинки. Это будет наш воздушный десант. Как в Майкопе сорок второго!».
«Крутой трюк, — Рэйнбоу Дэш тряхнула гривой, в затхлом воздухе амбара на мгновенье словно разлилась ослепительная радуга, — Мы свалимся прямо им на голову! Это будет даже круче, чем победить мантикору!».
«Вы должны сделать это не сразу, вы ведь не хотите, чтоб осведомители Принцессы заметили ваши маневры в Поннивилле?… Дайте поезду отойти на несколько километров. Хотя бы до соседней станции. И начинайте. Как только увидите открытый люк в вагоне, соседним с бронированным, заходите на цель!».
«И все-таки нас мало, — Эппл Джек почесала в затылке, — Пятеро против дюжины — это как в одиночку обтрусить целый яблоневый сад… Только яблони при этом будут очень больно драться».
«И все двенадцать стражников будут безвылазно сидеть в одном вагоне»?
«Нет, что ты, сахарок! Не такие уж они и каменные, как хотят казаться. Половина из них стережет золото, а остальные ходят по поезду взад-вперед. Патрулируют вагоны и заодно разминают ноги».
«Тогда у нас есть шанс, товарищ Эппл Джек, — Я под видом пассажира пройду мимо внутренних патрулей и подготовлю плацдарм на крыше для вас четверых. После этого мы схватимся с охраной вагона. А теперь дайте мне бумагу и карандаш, будем разрабатывать детальный план…»
Это было четыре дня назад. Четыре очень напряженные и хлопотные дня назад.
После этого все они занялись делом. Пинки Пай уединилась в «Сахарном уголке» и стала готовить торт. Рэйнбоу Дэш, держась на предельной высоте, составляла подробную карту железнодорожной колеи и тренировалась в пикировании на малогабаритные цели. Сталин описал ей по памяти некоторые характерные маневры «Пе-2», и дело быстро пошло на лад.
Даже Флаттершай оказалась по уши занята. Насекомые, которым ничего не стоило забраться в самую маленькую щель, миллиметр за миллиметром исследовали поезд, докладывая ей обо всех деталях. Сталин и Эппл Джек готовили специальную начинку для торта и процесс этот, всегда казавшийся ему несложным, занял очень много времени — у одного не было привычного тела, у другой — знаний, и у них обоих не было необходимых материалов.
Но подготовка к операции «Сладкоежка» была закончена в срок. Сталин работал больше всех, подсказывая своим неопытным в революционной борьбе товарищам, объясняя, советуя, разъясняя ошибки. Забывая про сон, он дополнял план деталями, вдохновенно, как самолетный конструктор подрисовывает уже спроектированному любимому детищу второстепенные узлы и обшивку. Он снова чувствовал себя молодым. Тем горячим, безрассудным и удачливым Кобой, которому ничего не стоило провести знаменитую экспроприацию девятьсот седьмого года в Тифлисе. Такую же дерзкую, как опустошение личной копилки Принцессы Селестии.
Но нет, теперь он не был столь же безрассуден, как в молодые годы. Его опыт преумножился многократно. Операция «Сладкоежка» станет блестящим «эксом», образцом для подражания на многие годы. И первым же чувствительным пинком в разжиревший монаршеский круп. Все будет сработано чисто, аккуратно, как по швейцарскому хронометру.
Он покажет Эквестрии, как действуют большевики старой закалки!..
— Имя!
Окрик — как плеск света от мощного фонарика в лицо. Выбивает все мысли, ослепляет разум, лишает равновесия. Как звонкая пощечина.
— Эй, ты! Имя!
Их было двое. Они появились из тамбура так бесшумно, что даже не скрипнула тяжелая дверь. Золотые кирасы и шлемы распространяли вокруг неяркое свечение. И схожим светом полыхали глаза — четыре огромных злых глаза, уставившихся на него в упор.
Сами собой скрипнули зубы. От смертельной досады, пронзившей Сталина навылет тупой винтовочной пулей, от ощущения того, величайший в истории Эквестрии «экс» окажется загублен столь глупо.
Из-за него, замечтавшегося старого дурака. Который захотел посоревноваться с молодыми жеребчиками. И до последней секунды верил в глупую пословицу о том, что старый конь борозды не портит…
— Поняшкер, — рефлекторно сказал он, — Исаак Самуэлович.
— Глянь ориентировку! — буркнул один из стражников своему напарнику, не спуская со Сталина горящего взгляда. Этим взглядом можно было бы подсвечивать ночные бомбардировщики, подумалось Сталину.
— Сейчас… — второй выпростал откуда-то мятый лист и, запинаясь, по слогам стал читать, — Со… Се… Се-рый же-ре-бец. Усы. На бе… бо-ку — тру-б-ка. Смотри-ка, подходит. И трубка вот! Значит, он. Давай, старик, с нами. И не дергайся, понял? А то от нашей дружбы копыта склеишь!
— За что? — выдавил из себя Сталин, пытаясь казаться старым и запуганным мерином, — Куда вы меня?
Значит, Страже Принцессы раздали ориентировки на него. И они были готовы. Ты недооценил своих противников, старый глупый Коба. Ты возомнил себя профессионалом, который вышел на войну с дилетантами. Забыв, что в чужую партию со своим уставом не ходят. Охранка Принцессы Селестии среагировала быстрее, чем ты думал, а стража была начеку. Ты сам влип в эту паутину, и винить за срыв больше некого.
— Давай с нами, сказано! — один из пегасов в золоченом доспехе ткнул Сталина под ребра копытом, отчего внутренности противно окатило изнутри ледяной росой, — Придется тебе сойти с поезда, старик! Дела к тебе есть. А ну живо, галопом!..
Все, понял Сталин. Кончено. Сейчас его аккуратно снимут с поезда, не потревожив остальных пассажиров. Препроводят в надежное место, которое, конечно, оборудовано на каждой станции. А что будет дальше, он не знал — и знать сейчас не хотел. Унизительные допросы, тесная смердящая камера, яркий свет, режущий глаза стеклянным крошевом, и вопросы. Много вопросов. Вкус крови во рту. И что-то липкое, текущее по голове. А потом — неглубокая канава на заднем дворе и короткий щелчок за спиной.
Если повезет, он погибнет позже своих товарищей, которые самоубийственной атакой попытаются взять поезд…
Нет, решил он, ощутив внутри колючие электрические разряды. Не бывать. Живым не дамся. Не взять вам, молокососы, старого боевого коня революции так легко, как жеребенка без кьюти-марки. Что-то одобрительно проворчал «внутренний секретарь». И исчез. Как исчез мгновением позже красочный пейзаж за окном, как исчезли изукрашенные вагончики, как исчезло все в окружающем Сталина мире — все, кроме него самого и двух пегасов перед ним.
В этом новом мире без лишних деталей все оказалось просто и понятно.
— Я пойду, пойду! — жалобно воскликнул Сталин, припадая на передние бабки в неуклюжем поклоне, — Только не бейте меня!
Пегасы довольно заржали. Один из них уже держал в пасти толстую окованную дубинку, занеся ее для удара. Второй лениво тянулся к хлысту, висящему на крупе.
— Позвольте, господа стражники, напоследок тортик укусить!
— Из ума выжил, старый?
— Кусочек, — попросил он, подбавив в голос унизительных интонаций, — Готовил, вез, ночей не спал… Лучший тортик в Эквестрии! А теперь даже не узнаю, каков он на вкус! Позвольте, ваше высокоблагородие! Кусочек!
«Высокоблагородие» он упомянул рефлекторно, но пегасу с плеткой это отчего-то польстило. Видно, тяга к золоту было не единственным, что роднило того со знакомой Сталину царской охранкой.
— Ладно, кусай живее. И сходим! В камере кормить так не будут.
Сталин, не дожидаясь второго приглашения, наклонился над огромным тортом и погрузил зубы в податливую сладость. Хрустнули на зубах звездочки мармелада, фисташки, шоколадные украшения. Торт оказался на вкус не менее превосходным, чем на вид. Пинки Пай бы понравилось. Но сейчас он думал не о вкусе, а пытался нащупать языком кое-что внутри. Миндаль, цедра, бисквиты…
Вот оно.
— Эй, старый!.. — рявкнул тот, что с плеткой.
Слишком поздно. Сталин уже нащупал особую начинку. И, крепко сжав в зубах, вытащил, безнадежно испортив красивый торт и заляпав кремом все вокруг.
Стражники Принцессы не испугались, да и сложно было испугаться какой-то испачканного кремом продолговатого предмета, который уставился на них маленьким черным отверстием. Кусочек ночной темноты посреди розового крема и декоративных звездочек.
— Это что еще та…
Сталину давно не приходилось стрелять. Когда-то, много лет назад, он ценил оружие. Следил за разработкой интересных образцов, сам подолгу общался с конструкторами, высоко ценил товарищей Шпагина, Токарева, Судаева, Коровина, Стечкина, Калашникова, Дегтярева, Шпитального, Симонова, Коробова, Горюнова… Иной раз, забавы ради, и сам отстреливал на госприемке ствол-другой. Мальчишество, конечно, но страсть мужчины к оружию в любом возрасте понятна и простительна.
Сталин потянул языком за изогнутую металлическую пластину того предмета, что сжимал в зубах. И ощутил такой удар по челюсти, словно сам товарищ Серов, заслуженный мастер спорта по боксу, нанес ему свой коронный правый хук. В голове зазвенело от грохота, оранжевая огненная вспышка опалила усы. Облако горько-солоноватого сгоревшего пороха расплылось вокруг него.
«Повезло, — подумал Сталин, полу-оглушенный, мотая головой, — Оно могло взорваться прямо у меня во рту. И разорвать пополам».
Если бы кто-то из конструкторов представил ему подобный образец, Лаврентий Павлович тут же обвинил бы его в откровенном вредительстве. Но в Эквестрии это тянуло на Сталинскую премию. Четыре дня ушло у них с Эппл Джек, чтобы создать это оружие, с легкой ноги пони получившее название «Лягалка-1». Примитивный корпус выковал, используя обручи от бочек, товарищ Биг Макинтош. Заряд дроби Сталин изготовил сам с помощью старых гвоздей, обрезков металла и прочего мусора, валявшегося в Поннивилле под копытами. Сложнее всего было с воспламеняющим зарядом. Но и здесь они нашли выход в удивительно короткий строк. Селитру добыла Эппл Джек на складе удобрений, куда имела почти неограниченный доступ. Уголь они получили легко. А вот для того, чтоб отыскать серу, пришлось взломать личный кабинет школьной учительницы мисс Черили и похитить коллекцию геологических образцов. Оружие получилось громоздким, неудобным, однозарядным, капризным, неэффективным и просто опасным для стрелка. Но другим они пока не располагали. Возможно, когда удастся пробиться в арсеналы Принцессы…
Тяжелое пороховое облако рассеялось по вагону. Кто-то из пассажиров визжал, кто-то пытался пробиться в тамбур, барабаня по двери, кто-то попросту шлепнулся в обморок. Потом Сталин увидел стражника, того, что с дубинкой. Выпустив изо рта свое оружие, он обалдело смотрел на испорченный торт и своего товарища, лежащего рядом. Все вокруг было забрызгано алым кремом. Сталин даже поскользнулся на нем, пытаясь восстановить равновесие. И только сделав несколько шагов, понял, что едва ли в торте Пинки Пай могло содержаться так много розового крема…