- Бригитта, я к тебе! - звонко кричит Рута, - можно?
- Не скачи, егоза, - ворчит та, - стол длинный, места хватит всем.
На самом деле Бригитта добрая, пусть и угрюмая, и не очень красивая. А вот Сабрина злая, хоть и красавица.
- Стол всех накормит, - говорит Фаргал, - печь обогреет.
Пока отец на работе, он за старшего, и почему бы не поважничать? Отец... Рута ещё не решила, как к нему относиться, отложила на потом. Может, поговорить с бабушкой Пенутой, попросить совета? Но тогда узнает, что у Руты дар, и все узнают - нет, такое никуда не годится. Значит, своими силами, как бы не казалось сложно.
- Мельда, отстань! - Айрис пихает кошку ногой, - пусть твоя любимая Рута тебя кормит!
- За своей бы Мелиссой лучше следила... - любимице Айрис достается уже от Руты.
- А я и слежу, и гребнем расчёсываю, это твоя Мельда всегда лохматая, как растрёпа!
- Не лохматая, а пушистая!
- И сама ты тоже растрёпа!..
Слово за слово, дело доходит до ссоры. Хорошо, сёстры по разные стороны стола, а то бы, никаких сомнений, вцепились друг в дружку.
- Сейчас обе получите, - осаживает их Ламанда.
- Нужно дать им одно дело на двоих, да-да, - шамкает Пенута, - лучше нет средства, чтобы сдружиться...
- Мудрый совет, - спешит согласиться Сабрина.
- Правильно! - Фаргал хлопает по столешнице.
Девочки затихают, но поздно, брат загорелся желанием их сдружить.
- Кучу дров видите? - спрашивает после завтрака, когда одеваются, собираются, выходят на задний двор, - нужно сложить под навес. И поторапливайтесь, поторапливайтесь, сейчас големы подойдут!
- Как же, такую кучу не заметишь, - бурчит Айрис. Глаза у неё голубые, как ясное морозное небо, волосы светлые до белизны. - Давай, ты слева, я - справа.
- Давай, - Рута натягивает рукавицы, поправляет шапку из лисьего меха. Она и сама как лисица, только не здешняя, белая, а заморская, с другой стороны света. Волосы у Руты рыжие, глаза зелёные, озорные, улыбка хитрая, с ямочками.
Вразвалку подходят два голема: в большой глыбе туловища, как в печурке, теплится огонёк, собранные из блоков руки и ноги нанизаны на нить чар. В передний блок руки можно встраивать разные приспособления, сейчас у одного колун, у другого зажим, и вот один подставляет, а другой бьёт.
- Эх, молодцы! - Фаргал хлопает в ладоши, - эх, красота!
[2]
После работы Рута на печной лежанке, согревается. В руках у неё ком волшебного льда, заговорённый так, чтобы можно было лепить, как из глины. Лепить, а потом разыгрывать сценки, любимая её забава. То о цвергах из волшебной страны Играгуд, то о грозных драконах Беллкора, то о лукавых саламандрах, способных, сбросив кожу, менять облик. Но сегодня другой сюжет, о Ламанде и Баглае, матери и отце. Он не бьёт, она не плачет, и рождается ребёночек, которого все любят. На миг Рута задумывается, сынишка это или дочь, решает, что сынишка всё же лучше. А как он появляется на свет? Не придумав ничего лучше, Рута отделяет от фигурки матери большой живот и лепит из него маленького человечка.
- Вот ты где! - над краем печи показалась голова Айрис.
- Что тебе надо? - от неожиданности Рута вздрогнула, быстро сгребла фигурки в кучу, смяла в ком.
- Там баржи, побежали быстрей!
Раздумывала Рута недолго: Айрис, конечно, вредина, а на печи тепло и слезать не хочется, но баржи - всегда событие, пропускать такое нельзя.
- Бегу!
У ограды встретили мальчишки - Казарнак, Ратма, Маклай.
- Ну, сколько можно ждать? - Казарнак приплясывал от нетерпения, - всё с вами пропустим!
- Не бойся, не пропустим, - Айрис задрала нос, - айда!
Свою компанию они называли "кулаком", потому что пятеро, как пальцев. Казарнак говорил, что это он первый так придумал, Айрис - что она. Большой палец - это Маклай, потому что самый крепкий, кряжистый. Сын кузнеца Пилипа, он как две капли воды похож на отца, только у Пилипа опалены и брови, и усы, и борода, а у Маклая только брови. Казарнак - это указательный палец, потому что самый главный. Черноволосый, остроглазый, пронырливый, почему и получил прозвище Шило. Айрис - это средний палец, потому что самая высокая и тоже считает себя главной. Ратма - это безымянный палец, потому что имени своего у него не было, дал алхимик Киприан. Пришёл Ратма откуда-то с севера, а откуда, не помнит, и вообще не помнит ничего. Худосочный, лопоухий, губы серые, вывернутые, будто отваренные. Если бы не Киприан, Ратму прогнали бы, но тот почувствовал в мальчике способность к чародейству, взял в ученики. И, наконец, мизинец - это Рута, потому что самая маленькая.
Пристань от посёлка отделял вал, сложенный из плотно пригнанных друг к другу глыб тороса - огромных, просто огромадных. Казарнак всех убеждал, что привезли их аж с самого Прохладного моря, но верил в это из "кулака" лишь простак Маклай. Людей у вала собралось уже много, поднимались по прорубленным в толще ступеням на плоский гребень. Взрослому бы не протолкнуться, но у "кулака" имелись свои лазейки, и вот готово, наверху.
А река Горячая несла свои тёмные до черноты воды, река Горячая не замерзала никогда. Начало она берёт на крайнем-крайнем севере, где Великий Хребет сходится с Великим Рифом, держат друг друга за руки. А Великий Хребет связан с Дырой, оттого вода в Горячей волшебная, а из волшебной воды, если зачаровать, получается волшебный лед. Так рассказывала Руте бабушка.
- Едут! - пронеслось по толпе, - едут!..
Потянуло кислой вонью ржавчины, по чёрной речной глади волнами пошло марево, из марева показались баржи - одна, вторая, третья. Две прошли мимо, третья стала забирать к причалу. У бортов её стояли големы-стражи, большие и высокие, меж ними расхаживал капитан, и Рута вдруг увидела, что он чёрный, как сама река. Нет, не внешне, а внутри, Горячая его разъела, пройдя сквозь защитные чары, как проходит сквозь скорлупу ореха червь.
- Никак ещё одна! - крикнул Казарнак.
Рута сначала услышала, потом увидела: четвёртая баржа шла еле-еле, надсадно скрипя, на палубе её были люди, много людей.
- Переселенцы, - высказал очевидное Маклай, он любил так высказываться.
- С последней что-то не так, - сказал Ратма тихо, но Рута разобрала и ей стало страшно. Сейчас что-то случится, поняла она, что-то плохое.
- Почему скрипит так сильно? - наморщил лоб Маклай, - может, самоходный механизм сломался?
- Да ну, - отмахнулся Казарнак, - просто там людей очень много, вот и скрипит!
Однако прав оказался Маклай: баржа с переселенцами дёрнулась, будто ей дал пинка великан, понеслась в сторону той, что была по счёту третьей. Поселковые смотрители, встречавшие у причала, кричали, размахивали ледяными дубинками, толпа на гребне замерла, затаила дыхание, как один человек.
- Вот это да... - протянула Айрис, большие глаза её влажно блестели.
Два марева встретились, баржи со скрежетом прошли бок-о-бок, вверх взметнулись алые искры чар. Борт грузовой сломался, чёрного капитана сбросило вместе с двумя големами на палубу баржи с переселенцами, накрыло волной.
- Смотри, смотри, дерутся! - Казарнак пихнул Руту в бок, показал пальцем.
На барже с переселенцами, и правда, началось неладное: големы-стражи, обожжённые водой, размахивали во все стороны квадратными кулачищами, топотали ножищами. Оно и понятно: на людей Горячая действовала, но зимой совсем чуточку, и если человек умеет плавать, и не нахлебается, переживёт без труда, а вот на големов Горячая действовала всегда, и не чуточку, а очень даже. Она их плавила, как и положено горячей воде, пролитой на лед. Одному голему досталось особенно: вода разрыхлила и голову, и грудь. Рута увидела, как крепкий мужчина заслонил женщину и двух мальчишек - жену и детей, понятное дело, а голем снёс ему голову, будто раздавил в руке сочный плод. И тогда младший подпрыгнул, вцепился в грудь стража, повис на одних пальцах, словно кошка. Ещё миг, и голем расплющил бы, сведя вместе кулаки-блоки, но парень отпрянул, повалился на палубу, в руке его горел головнёй артефакт сердца...
[3]
Столкновение барж в посёлке обсуждали долго, Руте понравилось, как об этом сказала Бригитта - мелят, мелят, мелят, что твоё зерно в муку. Только к весне улеглось, поутихло, о другом стали думать да говорить, о предстоящем разливе. Порой Горячая разливалась обычно, а порой нет - в позапрошлом году был как раз такой случай. С южной окраины посёлка, за лесопилкой, залило много леса, и вода долго стояла, а когда вода из Горячей долго стоит, дерево становится волшебным. До того дошло дело, что из земли вылезать начали, на корнях ходить, на людей нападать - один такой живодрев и убил Нолана, разодрал сучьями-крючьями. Рута брата, самого в их семье старшего, очень любила, очень по нему плакала. А потом воду осушили, живодревов изловили да извели, одну заимку поставили, другую, третью, и получился починок, который назвали Заливным. Теперь туда переселенцев много стекается, волшебное дерево добывать.
- Опять со льдом возишься, да?
- А если и так, то что?
На заднем дворе была большая проталина, бежал ручеёк, Рута пускала по нему баржи, но от вездесущей Айрис разве скроешься?
- А то, что пора бы и повзрослеть - хватит детскими играми маяться!
- Ой, тоже мне взрослая!
Сёстры стояли друг против друга, по разные стороны ручейка - Айрис раздувала ноздри, Рута мяла в ладонях прозрачный ком.
- А я тебя позвать пришла, - сказала наконец Айрис, в голосе звенела обида.
- Куда? - буркнула Рута.
- Там мальчишки этого, как его, Тарнума бить собираются, - Айрис понизила голос, - пойдём поглядим, а?
- Какой ещё такой Тарнум?
Рута сделала вид, что имени не узнала, на самом же деле сразу всё поняла. Тарнумом звали того парня, что вырвал у голема-стража сердце, не запомнить его имени было просто нельзя. Отовсюду только и слышалось: Тарнум, Тарнум, Тарнум... Рута же больше думала не о нём, а о его отце. Точнее, о своём. Пожертвовал бы он собой ради семьи, встал бы на пути голема?
- Ну, тот, который с баржи, помнишь?
- Ах, этот...
- Так что, айда? - сестра протянула через ручей руку.
- Айда...
К нападению сильная половина "кулака" подготовилась основательно: и время рассчитали, и место, и чтобы не с пустыми руками.
- Главное, чтобы он без взрослых... - беспокоился Казарнак.
- Один у отца в кузне, - пыхтел Маклай, - за инструментом пришел. А возвращается всегда по этой тропке, я проверял.
Место было хорошее: ложбинка за кузницей, дорожка, которой пользовались скорее редко, нежели часто, густой можжевельник по склону вверх. Девчонок посадили с одной стороны зарослей, чтоб не мешали, сами засели с другой; у каждого в руке по ледяной дубинке - достал Казарнак.
- Кто-то идёт, кажется, - Маклай отвёл от лица лапу кустарника.
- Тише ты, увалень! - шикнул Казарнак.
- Нет, ну точно идёт...
- Да, это он, - подтвердил Ратма.
Казарнаку нужно было выпрыгивать первым, прекрасно понимал, но ноги застыли двумя ледышками. Столько раз представлял себе это: как первым бросится в драку, как будет бить дубинкой, как отберёт кусочек артефакта, который у Тарнума на шее... И вот он, Тарнум, но ноги почему-то не бегут, и хочется не в драку, а глубже в можжевельник. От бессилия на глазах выступили слёзы, мир стал радужным.
- А-а! - Маклай выдрался из зарослей, будто медвежонок, скатился по склону.
Тарнум в один миг сообразил, что к чему: отбросил мешок, в руках появилась палка в половину ритуального шеста, гладко отполированная. Увалень Маклай ещё не успел и скатиться, как получил удар по рукам, ледяная дубинка отлетела в сторону.
- У-у!.. - взвыл крепыш, и пошел, растопырив руки, намереваясь облапить.
А Тарнум увернулся, подсёк, навалился сверху, ткнул головой в мокрый снег. Рута, что осторожно выглядывала из хвойных зарослей, снова отметила, как похож тот на кошку: движения текучие, плавные, да ещё и фырчит!
- Не смей его бить, - каким-то не своим голосом прокричал Казарнак, - не смей!
Со склона с Ратмой они сбежали одновременно, одновременно же и ударили. Тарнум заслонился палкой, посыпались золотистые искры, похожие на зёрна пшеницы. Дубинка Ратмы брызнула осколками, как если бы разбилась большая сосулька, дубинка Казарнака осталась цела.
- Вот тебе, вот! - вопил он, нанося удар за ударом, - чтобы не задавался!..
Тарнума сбили с Маклая, образовалась куча-мала; мелькали кулаки, ноги, вихрастые головы. Рута скорее почувствовала, чем увидела брызнувшую на снег кровь:
- Что они делают, Айрис, что они делают?..
Желая остановить драку, Рута потянулась к кусочку артефакта у Тарнума на шее - вот он, пылает угольком, посередине дырочка, сквозь продета тесёмка. Рута коснулась, зачерпнула силу - получилось, получилось! - но сила тут же вырвалась, ударила, разбрасывая мальчишек в стороны. Можжевельник вспыхнул, и Айрис визжала, а по снегу рассыпались вылетевшие из мешка клещи, свёрла, ледорезы...
[Год десятый]
Первый страх
Хлада, посёлок Лучистый
[1]
Завёрнутое в чёрный саван тело пустили по водам Горячей, тоже чёрным. Бабушка Пенута умерла редкой для Северной Ленты смертью: тихо, у печи. Чаще случалось, что убивал лютый зверь холод, или лютый зверь мор, или же просто зверь. Какое-то время река несла саван, затем проглотила, утащила на дно.
- Забрала Горячая тело, - сказал алхимик Киприан, - хороший знак.
Какое-то время ещё постояли у русла, затем поднялись по широким ступеням, прорубленным в тверди, на берег, снова остановились. Баглай молчал, окунув взгляд чёрных глаз в чёрную воду, и все молчали. Когда открылось, что у Руты дар - сгоревший можжевельник прокричал на весь посёлок - бабушка и отец долго спорили, отдавать ли её на обучение Киприану. Могли бы и не спорить.
- Способности у девочки есть, - сказал чародей, - но малы, и уже сейчас идут на убыль. К тому же, у меня уже есть ученик...
Рута, услышав такой приговор, рыдала в три ручья, ненавидя и Киприана, и Ратму, и вообще целый мир, от Великого Хребта до Великого Рифа. А отец тогда тоже молчал, и шрам от уголка рта во всю правую щёку казался особенно безобразным. Волшебные вещи дарить перестал, чем делал только больней, но он, похоже, плохо разбирается в боли. Или, наоборот, чересчур хорошо?
- Запахнись, кроха, - прошептала мама на ухо, дёрнула шубку, - ветер с реки как ножом режет.
Рута послушно запахнулась, подняла меховой воротник, упрятала за ним нос. Посмотрела на Айрис - та следила за ребятишками, возводившими дальше по берегу снежную крепость. Казалось, сестре, как и им, нет до похорон ни малейшего дела. Даже отсюда Рута заметила, какие ребятишки чумазые, и одеты едва-едва - теперь она многое замечала, и без всякого там волшебства. Знала, что баржи с переселенцами в Лучистом больше не принимают, видела, как смотрители стреляли по тем, кто прыгал в воду, пытался плыть, видела глаза детей с вздутыми от голода животами, лица их матерей, будто бы замороженные. Но она же не виновата, что здесь, на берегу, а они - там?
- Почему барж иногда мало, по одной, а иногда - целыми вереницами? - давно мучивший вопрос задала брату, задала в прошлом месяце.
Фаргал был в настроении - щёлкнул по носу, тоже спросил:
- Ну-ка, вспомни, как наша страна называется?
- Северная Лента!
- Верно. А почему - Лента, а?
- Не знаю...
- А потому, что далеко от Горячей жить нельзя - там всегда холодно, вечная мерзлота. Селятся все по реке, а у реки, сама знаешь, коварный нрав. Вот и получается то густо - это когда она большое разорение учиняет, то пусто, когда спокойно себя ведёт.
- Почему тогда одних пускают, а других - нет?
- Вот заладила: почему да почему! Потому что всех не прокормишь. Есть закон, очень важный, о свободном переселении вдоль Горячей, но есть и ограничения на число жителей. Только один у нас город, Тёплая Гавань...