– И как же сложилась его судьба?
– Я знаю, что он женился, у него дети. Сейчас, наверное, уже и внуки. Но я давно о нем ничего не слышала…
– Но сами вы кого-нибудь любили?
– К сожалению, да! – горько сказала Елена.
– К сожалению? Что это значит? – удивилась Княгиня.
– То, что эта любовь отравила мне жизнь на многие-многие годы вперед. Он не любил меня. Совсем. А вот я его любила… Долго любила… И всех, кого потом встречала, с ним сравнивала. И сравнения эти, – Елена вздохнула, – были только в его пользу. И тогда я стала жить по принципу: «Мужчины приходят и уходят, а мама на всю жизнь только одна». Вот и все. Так что не очень-то счастливо жизнь сложилась, что у мамы, что у меня.
– А почему вы решили, что жизнь вашей мамы сложилась неудачно? – возразила Княгиня. – Она родила ребенка от любимого и любящего ее человека, она прожила свою жизнь душа в душу рядом с любящей, заботливой дочерью. И, скажите мне откровенно, доведись вам начать все сначала, вы бы поступили точно так же, не правда ли?
– Да! Вы все правильно поняли, – согласилась Елена. – И я ни о чем не жалею. Хотя кое-кто говорил мне, что, ухаживая столько лет за мамой, я изуродовала свою жизнь.
– Вот уж глупость! – воскликнула Князева. – И, кроме того, ваша жизнь, Хелен, еще не закончилась. Она, как мне кажется, еще и не начиналась и у вас все впереди, – уверенно сказала она.
– Мне скоро пятьдесят, Маргарита Георгиевна, – невесело усмехнулась Елена.
– Какая же вы еще молодая, Хелен! – улыбнулась та и разлила по рюмкам коньяк. – Давайте же выпьем за ваше будущее, которое видится мне светлым, радостным и счастливым.
– Спасибо на добром слове! – вздохнула Елена. – Но разве одинокий человек может быть счастливым?
– У одиночества есть свои плюсы, Хелен. И, главный из них – свобода, но это вам еще только предстоит осознать. А пока я хотела бы поговорить с вами о деле.
Поняв, что не только сочувствие привело к ней Княгиню в этот день, Елена насторожилась – от этой невероятной женщины можно было ждать всего, чего угодно.
– Я думаю, вы не обидитесь на меня, – продолжала тем временем та, – если я скажу, что навела о вас самые подробные справки. И наши с вами долгие беседы не были случайными. Я внимательнейшим образом пригляделась к вам и поняла, что вы именно тот человек, который мне нужен.
– Зачем? – выдохнула ошеломленная Елена.
– В качестве моего секретаря. Полагаю, что зарплата в две тысячи долларов в месяц, для начала, разумеется, должна вас устроить, – спокойно ответила Князева и пояснила: – Вы умеете печатать, – и она показала на стоявшую на шифоньере старую, большую пишущую машинку, – и я смогу диктовать вам свои книги.
– Да, – согласилась Елена, чувствуя, что у нее начинает потихоньку кружиться голова. – Приходилось подрабатывать. Мама, выйдя на пенсию, печатала днем, когда я была на работе, а по вечерам – я.
– Вот видите. К тому же вы знаете английский язык, что мне очень нравится – будет с кем поболтать, благо у нас с вами схожие взгляды, интересы и увлечения.
Елена слушала ее, широко открыв глаза и даже не дыша, и не верила своему счастью.
– А, если у меня не получится? – испуганно спросила, наконец, она.
– У вас все получится, Хелен, – успокоила ее Княгиня. – А если вам у меня вдруг почему-то не понравится, то вы всегда сможете вернуться в свой дом, да и работу я вам тогда найду более достойную и денежную.
– То есть я должна буду жить в вашем доме? – потерянно пробормотала Елена.
– Естественно, – и видя, как сникли плечи Елены, Князева сочувственно сказала: – Хелен, я понимаю, что вас останавливает. Вам кажется, что, уйдя из этого дома, вы предадите память о своей маме? Да? – Елена кивнула. – Но это же не так! Память не в вещах, Хелен – память в сердце! И она живет там, пока оно бьется! Поверьте, я знаю, что говорю! И потом… Ваша мама любила вас и желала вам счастья и добра. Неужели вы думаете, она хотела бы, чтобы вы отказались от своего будущего и навсегда остались вот тут? – Княгиня показала вокруг. – Нет, этого она вам не пожелала бы. Впрочем, вы можете с ней посоветоваться – ведь сегодня она еще здесь, – с этими словами она поднялась и пошла в коридор. – Подумайте, Хелен! Хорошенько подумайте! Сейчас именно тот случай, когда ваше будущее в ваших собственных руках. И только в ваших! – сказала на прощанье Князева и Елена, взглянув ей в глаза, встретила взгляд, от которого у нее зашлось сердце – так на нее смотрела только мама.
Она ушла, а потрясенная Елена, машинально убирая со стола, вдруг увидела оставленные Князевой сигареты. «Вот оно что! – поняла Елена. – Маргарита Георгиевна хотела закурить, но, почувствовав, что в комнате, где жила мама, этого делать нельзя, даже виду не подала, а я, недотепа, ни о чем не догадалась. И это Княгиня, которая командует мужчинами, как дрессированными собачками! По сравнению с которой я никто, ничто и звать никак, проявила такое внимание, такую деликатность к памяти моей мамы!».
– Что мне делать? Помогите! Посоветуйте! – попросила Елена, беря в руки фотографию мамы и бабушки.
И вдруг ей показалось, что они ободряюще ей улыбнулись, словно хотели сказать: «Не волнуйся! Все будет хорошо! Ведь мы же все равно всегда будем рядом с тобой!».
Выпив для храбрости еще рюмку коньяка, Елена позвонила Княгине – даже в тех стесненных обстоятельствах, в которых они с мамой оказались в последние годы, они не могли отказаться от телефона – ведь тогда, чтобы вызвать «Скорую», пришлось бы или беспокоить соседей, или бежать ночью на улицу.
– Маргарита Георгиевна, если ваше предложение все еще в силе и если вы думаете, что я справлюсь, то я буду счастлива работать у вас, – сказала она.
– Я рада, что вы приняли правильное решение, Хелен, – невозмутимо отозвалась Княгиня. – Но вот ваша закомплексованность мне решительно не нравится, и я буду с ней беспощадно бороться. Не боитесь?
– Нет, Маргарита Георгиевна, не боюсь! – сказала истинную правду Елена.
– Да? А почему? – удивилась Князева.
– Потому что я вам верю, – тихонько сказала Елена, чувствуя, как слезы подступают к глазам, но Княгиня ее услышала и ответила каким-то добрым, «домашним» голосом:
– И совершенно правильно делаете! До завтра, Хелен! Спокойной ночи!
Уволившись из центра, Елена поселилась в доме Князевой, а свою квартиру сдала семье, которую ей порекомендовал Берлимбле. В ее небольшой, но очень уютной комнате было все необходимое, а, главное, вместительный книжный шкаф, в который она перевезла свою библиотеку. Да и остальным дорогим ее сердцу вещам и альбомам с фотографиями нашлось место, а на прикроватную тумбочку она поставила рамку с фотографией родных – в их присутствии Елена чувствовала себя как-то более уверенно. В шифоньере висели и лежали совершенно новые вещи, которые они с Княгиней приобрели в первые же дни. Елена попыталась, было, объяснить, что ей совсем не нужно так много, но Князева заявила, что это просто ее рабочая одежда, и, поскольку она в качестве секретаря будет обязана сопровождать ее во всех выходах, тут Маргарита Георгиевна иронично хмыкнула, «в свет», то должна быть прилично одета, и Елена смирилась. Ее предположения о том, что ей нужно будет убираться, стирать, готовить и заниматься другой домашней работой, не оправдались – белье забирала прачечная, убираться раз в неделю приходила жившая на этой же улице домработница, а обеды заказывались в ресторанах и их, в лучшем случае, надо было только разогреть. В первый же вечер Княгиня объяснила Елене, что, прежде, чем та начнет работать, ей предстоит изучить компьютер, научиться водить машину и пользоваться бытовой техникой, во множестве имевшейся в доме, и, самое главное, привести себя в порядок.
– Поймите, Хелен, – говорила Княгиня, серьезно глядя на нее. – Вы мой секретарь и выглядеть должны соответственно, а это значит, что регулярное посещение косметического салона, фитнесс-центра и бассейна входят в ваши обязанности.
Следующий месяц Елена провела, как в водовороте, вынырнув оттуда совершенно другим человеком. «Неужели это я?» – думала она, разглядывая как-то утром в зеркале отражение совершенно незнакомой женщины: моложавой, подтянутой и ухоженной.
– Посмотрите на меня! – она повернулась к фотографии. – Посмотрите, какой я стала! И все это благодаря Маргарите Георгиевне! Спасибо вам, родные мои! Вы, как всегда, дали мне хороший совет! Как же я вас люблю!
– Ну вот, наконец-то! – было первое, что она услышала тем утром от Княгини. – А я все ждала, когда же в вас проснутся отцовские гены?
– Вы знали моего отца? – растерянно спросила Елена, чувствуя, что у нее подгибаются колени, и обессилено опустилась на стул.
– Да, как, впрочем, и всю его семью. Ваш отец, Хелен, был очень интересным человеком: умным, в высшей степени интеллигентным, сильным! У него был бешеный характер – весь завод по струнке ходил. Правда, красавцем он не был, но для мужчины это не главное. И он очень любил вашу мать.
– Сильным? – недоверчиво переспросила Елена. – Нет, не верю! Если бы он был сильным, то развелся бы, чтобы жениться на моей маме.
– Может быть, он и рискнул бы своей карьерой и партийностью, чтобы обрести семейное счастье, которого всегда был лишен, если бы не одно но. Вы ведь знаете, что он был намного старше вашей матери? – Елена в ответ кивнула. – Так вот, во время той безумной кровавой резни, которую потом для благозвучия назвали революцией, и последовавшей за ней гражданской войны, он потерял всех своих родных. Скитался, беспризорничал, попал в детдом, где при оформлении документов скрыл, что происходит из дворян, пусть не самых богатых и родовитых, но дворян. Потом он поступил в институт, закончил его и тут на свою беду случайно встретил одну девку, которая знала о нем правду, и та шантажом женила его на себе. И он оказался прикован к ней на-всег-да!
Затаив дыхание, Елена слушала эти потрясающие подробности из жизни своего отца, которого никогда не знала.
– Великое небо! Вы, не представляете себе, Хелен, в каком постоянном кошмаре он жил! Как же она его компрометировала, третировала и унижала! Эта недалекая, жадная, неспособная, да и не желавшая чему бы то ни было учиться бабища! – гневно говорила Князева. – К тому же она гуляла от него, как последняя шлюха! А он? Этот сильный и гордый человек ничего не мог сделать. Ведь, вздумай он с ней развестись, она донесла бы на него! Ее не остановило бы даже то, что этим она могла разрушить жизнь своих детей, по моим наблюдениям, не всегда его собственных. Она, как я уже говорила, была очень-очень недалекой!
– Ну и что, что он из дворян? – спросила потрясенная Елена. – Он же никому ничего плохого не сделал? Никакого преступления не совершил?
– Преступление было в том, что он это скрыл! – объяснила Князева. – Ведь знай об этом раньше компетентные, – презрительно выговорила она, – органы, он бы даже в институт никогда не поступил. Не говоря уж о том, чтобы стать директором номерного завода! И, раскройся этот обман, он поплатился бы за это не только свободой, но, может, и жизнью! Вот так-то, Хелен! Бывают обстоятельства, способные согнуть самого сильного человека. Так что не судите строго своего отца! Его не за что судить!
Елена сидела, уставившись в пол, в тягостных размышлениях о не сложившейся жизни своих родителей, а Княгиня, между тем, продолжила:
– Хелен, вы никогда не задумывались над тем, что дети, как правило, похожи на своих отцов? Вот вы, например, очень на него похожи!
– То есть, не красавица? – криво улыбнулась Елена.
– А вы хотели, чтобы я вам солгала? – удивилась Княгиня. – Да, Хелен, вы не красавица, хотя в молодости, как я вижу, были довольно привлекательны. Но сейчас я говорю о вашем унаследованном от отца характере, который не мог получить должного развития, потому что над ним довлели образ жизни вашей семьи и воспитание. А как могли воспитать вас, простите за прямоту, безотцовщину из бедной семьи, своего единственного, позднего, горячо любимого ребенка две беззащитные женщины, пережившие ужасы сталинизма, многие годы боявшиеся стука в дверь, знающие какой страшной ценой заплатил ваш дед за их свободу, а, может быть, и жизнь? А только такой же, какими были они сами. Клянусь небом, у меня и в мыслях нет осуждать ваших близких, которые были раздавлены витавшим над страной страхом, как и миллионы других! – горячо говорила она. – А когда вы подросли, то уже сами сознательно крушили свой характер, свои устремления, потому что знали, что не имеете права на риск, потому что несете ответственность за своих близких, по которым любая ваша неудача ударит сторицей, и они могут этого просто не пережить. И это было то обстоятельство, которое заставляло вас быть в чем-то более уступчивой, в чем-то нерешительной, а от чего-то отказаться совсем. Вы, как и ваш отец, не могли управлять обстоятельствами, вы были вынуждены им подчиниться. И это сделало вас такой, какая вы есть, но какой я не позволю вам оставаться! – решительно заключила она.
– Да, Маргарита Георгиевна, вы, конечно, правы, – задумчиво сказала Елена и спросила: – А как вы сами узнали о прошлом моего отца?
– Он дружил с моим мужем, профессором Бобровским, и был вхож в наш дом. Его супругу, – презрительно выговорила Князева, – я, естественно, здесь не принимала!
– Так вы меня и на работу к себе взяли потому, что я его дочь? – спросила Елена.
– Нет, Хелен! – покачала головой Княгиня. – Сначала я решила взять вас к себе секретарем, а о том, что вы его дочь, я узнала уже у вас, взглянув на фотографию вашей матери – я видела ее несколько раз.
– А, как вы поняли, что во мне проснулись его гены?
– По вашему виду. Когда мы с вами впервые встретились, он был у вас совершенно потерянный, а взгляд потухший. А сейчас вы выглядите неплохо, но вот ваши глаза! Мне совершенно не нравится выражение ваших глаз! Вы не умеете смотреть! Правда, видеть вы пока тоже не умеете, но это приходит не сразу – нельзя ведь вырастить тюльпан из луковицы за один день. Но вот смотреть вы у меня научитесь! – решительно заявила Княгиня.
– Чем же вам так не нравится выражение моих глаз? – улыбаясь, спросила Елена, которая уже привыкла к этой императивности, знала, что ничем плохим она ей не грозит, и поэтому совершенно ее не боялась.
– А ваши глаза громко кричат о том, что все ваши комплексы еще не изжиты, а просто дремлют, чтобы в совсем неподходящий момент проснуться и испортить вам жизнь. Но я не позволю им вести себя так бесцеремонно. Пора с ними покончить!
– Мне принести мухобойку? Или мы отравим их дустом? – иногда Елена, пользуясь хорошим настроением Княгини, позволяла себе немного пошутить.
– Неплохо! – рассмеялась Князева. – Вы начинаете вылупляться, как цыпленок из яйца, но это пока только первые тоненькие трещинки на скорлупе. Нет, Хелен, мы обойдемся с ними более жестоко. С сегодняшнего дня у нас с вами начинается бурная светская жизнь: театры, концерты, презентации и так далее. И учтите, что я не позволю вам снова превратиться в маленького, серенького, книжного червячка.
– Маргарита Георгиевна! Неужели по взгляду действительно можно все узнать? – удивилась Елена.
– Конечно! Вы помните, что я вас просила отметить для себя на будущее и что не устаю повторять постоянно?
– Что яркая, красивая упаковка не всегда соответствует доброкачественному содержимому, – послушно ответила Елена.
– Вот именно, Хелен! И это в полной мере относится к людям. Но есть щелочка, через которую можно подглядеть, что скрывается внутри. Это глаза! Взглядом можно оскорбить, приласкать, унизить, возвеличить, убить, в конце концов. Но глаза не могут сделать одного – они не могут солгать. Смотрите человеку в глаза, и вы поймете, что он собой представляет. И поэтому, запомните хорошенько, никогда не обсуждайте никаких важных вопросов по телефону. Только лично! Видя глаза собеседника!
Постоянно и повсюду сопровождая Княгиню – частенько к ним присоединялся и Берлимбле – Елена все больше и больше восхищалась этой невероятной женщиной и старалась подражать ей во всем: в манере говорить, смотреть, ходить, улыбаться, смеяться, и радовалась, видя, что той это нравится. И постепенно в Елене росла и крепла уверенность в себе и в своих силах. Она научилась совершенно бестрепетно говорить, кому бы то ни было, «нет» и никогда не опускалась до объяснений, считая, что это может быть воспринято, как попытка оправдаться. По вечерам, вернувшись домой из театра или с концерта, они частенько обсуждали теперь уже их общих знакомых, и Князева радовалась, если Елена могла правильно оценить человека, но порой и разносила ее суждения двумя-тремя словами в пух и прах, на что Елена никогда не обижалась – она наслаждалась каждой минутой общения с Маргаритой Георгиевной. Ей казалось, что она не просто читает необыкновенно увлекательный роман, но и принимает в его действии самое активное участие.