Финарато поднял голову и с трудом улыбнулся:
- Я буду звать тебя каждый вечер. Но ты возвращайся скорее, пожалуйста, я без тебя, как без света...
Долгим взглядом она посмотрела в его глаза, переливая все свое тепло в его сердце, навсегда запечатлевая в душе его образ. Рывком вскочила на ноги, выскользнула на балкон и исчезла в непроглядной темноте.
Вскоре в Наргофронде объявились Целегорм и Куруфин с остатками разбитого войска. Они принесли вести о разорениях на востоке. Лавины врагов казались неистощимыми, они по одному захватывали укрепления Нолдор и наводняли Белерианд. Только крепость Наргофронд казалась неприступной. Пока.
* * *
Для Ойорандель два года прошли в непрерывных стычках с отрядами Саурона. Ондхон металась по всему Белерианду, нигде не задерживаясь дольше одной ночи. Но Гортаур ухитрялся выслеживать ее везде. Уничтожить Ойорандель физически его прислужники не могли, но делу ее мешали, особенно, когда тайными тропами выводила она пленников из Ангбанда.
На исходе второго года ее призвал Ульмо.
- Ойорандель, дитя мое, я предупреждал тебя, что Саурон воспримет похищение Галлуинэль, как личное оскорбление и захочет отомстить тебе? Саурон хитрее и подлее Мелько, для мести он избирает самые извращенные методы, а ты даешь ему в руки такое оружие!
- Владыка, что ты имеешь в виду?
- Этот мальчик, Финарато Инголдо, Саурон понимает, что он для тебя значит и ударит через него.
- Но Владыка, я делала для него не больше, чем для остальных принцев! Я прекрасно знаю о шантаже - самом подлом изобретении Гортаура и старалась ничем не выдать себя, не показать, как дорог мне этот мальчик.
- Вот именно, старалась. Такое чувство не скроешь. Если уж я догадался, то Саурон не глупее, наверняка он знает больше меня. Кстати, эта ваша вечерняя перекличка - ты что, не догадываешься, что Саурон пеленгует тебя по ней? У него везде глаза и уши, ему служат люди и оборотни, птицы и звери, даже некоторые эльдар, которых он запугал или шантажирует чем-либо, предоставляют ему информацию. Его шпионы везде, в самом сердце Наргофронда, даже в королевской опочивальне.
Ондхон вспыхнула и опустила глаза.
- Владыка, прошу, не упрекай меня! Ведь ты лучше других знаешь, что наша дружба чиста, Финарато мой ученик, мое дитя...
- Я-то знаю, но Саурону безразлично, какое чувство вас связывает, главное, оно годится для шантажа.
- Я пыталась поддержать и защитить своего друга! Он нуждался в поддержке после гибели братьев. В такой ситуации я пришла бы на помощь любому.
- Это лишь слова, а у Саурона прекрасное чутье. Да и не нужно было большого ума, чтобы заметить - ты бросила войска Хифлума, чтобы спасти любимого тобой нолдо, там, в топях Серех. Но дело даже не в этом. Тогда ты восстала против Жребия Нолдор, отвела от своего друга удар Судьбы, прекрасно понимая, что идешь против воли Эру. Такое не прощается, Судьба тебя накажет.
- Владыка, я не понимаю, ну за что же его-то наказывать так жестоко?! Финарато не участвовал в резне, никогда никому не сделал зла, наоборот старался мирить всех принцев, помогал, кому только мог...
- Дитя, ты мне это рассказываешь? Да, твой Финарато - самый светлый и благородный из нолдор, но он, как и все остальные, принял на себя Жребий. Никто из нолдор не может вернуться иначе, как пройдя через падение, боль и смерть. Ему предначертана была легкая и быстрая смерть от мечей. Сейчас он находился бы в Мандосе вместе с братьями, без тела, но защищенный от зла. Ты отвела удар, но не отменила предначертание, а лишь отсрочила его и усилила. Судьба вскоре ударит вновь, но намного более жестоко. Это закон нашего мира. Если тогда Финарато мог умереть легко, то в этот раз ему придется перенести плен и пытки, а может, что и похуже. Своим самовольством ты обрекла его на мучения.
Невыносимая боль исказила черты Ондхон, губы ее задрожали, отчаянным усилием сдержав слезы, она прошептала еле слышно:
- Я не знала точно... Я боялась тогда, что он попадет в плен. Что же теперь делать, Владыка?..
Ульмо взглянул на нее с жалостью и сочувствием, но ответ его был суров:
- Ничего. Точнее, продолжай делать то, что всегда. А Финарато предоставь его судьбе. Сейчас ты ничем не сможешь ему помочь, а если опять вмешаешься, сделаешь только хуже. Еще усилишь следующий удар. Я вижу, о чем ты думаешь: не надейся спрятать его, принять на себя Жребий тоже не получится. Тебе придется смириться.
- О, Владыка, я все понимаю. Но когда это касается самого близкого существа, это просто невыносимо!.. Невозможно выдержать!.. О, Эру! - голос ее срывался - Видеть, как моего любимого... Мое дитя пытают... Убивают!.. И не пошевелить пальцем... Я же так не смогу!!! - закричала Ондхон, прижимая руки к груди. Как подкошенная, упала она на землю и разрыдалась. Ульмо накрыл ее пеленой непроницаемого тумана, спрятал от всех, давая выплакаться, излить свое горе подальше от недобрых глаз.
- Ты сможешь, дитя, ты все выдержишь. Уж я-то знаю. Тебе придется выдержать.
* * *
Финарато чувствовал, как в душе его все больше сгущается мрак. Никаких видимых причин для этого не было, но непонятная тревога и тоска одолевали его. Конечно, хорошего в мире было мало. Саурон захватил Минас-Тириф, и Ородрефу с его отрядом пришлось бежать к брату в Наргофронд. Целегорм и Куруфин по-прежнему жили во владениях Финарато и потихоньку вербовали себе сторонников, не стесняясь в методах. Война не прекращалась ни на день, орки свободно бродили по всем землям, нападая и грабя везде, где могли. Королевства Нолдор были отрезаны друг от друга, вести доходили с трудом, а лучший друг Турукано вообще затерялся где-то в горах и никто ничего о нем не знал. Самым грустным было то, что Ондхон почти перестала отвечать на вечерний сигнал Финарато. Какой отрадой для него в течение этих двух лет было краткое соприкосновение их феар под лучами вечерней звезды! Все горести и заботы исчезали в этот миг, душа наполнялась светом, появлялись новые силы. Но Ондхон вдруг перестала отвечать регулярно, проходили недели, месяцы, редко-редко долетал ее зов, и опять она пропадала надолго. Финарато не знал, что и думать. Неизвестность мучает хуже всего. И не с кем поделиться этой тревогой. Король всегда одинок.
А годы шли...
В Наргофронде, как и в любом дворце нолдор, тоже был Каминный зал, где жители подземного города собирались послушать певцов и сказителей, своих и приходящих, побеседовать и вспомнить благословенные дни. Финарато раньше очень любил эти вечерние посиделки, своим гостям он всегда предлагал спеть что-нибудь новенькое, незнакомое его народу, нередко, особенно возвращаясь из своих странствий, сам развлекал слушателей новыми песнями. Но вот уже почти десять лет чудесный голос короля не звучал под этими сводами, где каждая колонна помнила резец Финарато, где узоры, с любовью выведенные им, уводили память в благословенный край...
Однажды вечером Финарато сидел в кресле около камина, отблески пламени пробегали по его печальному лицу, очертания зала терялись во мраке. Певцы сменяли друг друга. Финарато думал об Ойорандель. Вот уже несколько месяцев от нее не было ни одного сигнала, скудные вести, долетавшие из других земель, ничего не говорили о ней. Откуда же было знать Финарато, что стоило Ондхон бросить в пространство короткий зов, как в тот же миг туда, откуда был послан сигнал, бросались сотни Сауроновых прислужников, и ей приходилось поспешно скрываться или сражаться с ними. Лишь иногда она умудрялась отправить сигнал во время стремительного полета на дальнее расстояние в облике орлицы, но при этом теряла столько сил, что часто позволить себе такое просто не могла. Этим вечером, при появлении первой звезды, Финарато вновь и вновь звал Ондхон, но, как обычно, не получал ответа, и ему вдруг стало так горько и одиноко, что он не мог больше оставаться один в своих покоях и отправился в Каминный зал, в надежде хоть немного развеяться. Прекрасная дева запела бесконечно грустную песню о своем возлюбленном, сгинувшем на проклятом севере. Печаль этой нежной песни вдруг задела в душе Финарато те струны, что превращают боль и тоску в музыку. Он взял арфу, и полилась невыразимо прекрасная мелодия, полная любви и печали:
Были мы с тобой счастливыми,
Мы друг друга так любили!
Будто птицы легкокрылые,
В небесах вдвоем парили...
Но недолго так летали мы,
Вдруг разбилось в одночасье
Наше хрупкое, хрустальное,
Наше призрачное счастье...
Стало черной тучей облако,
Закружила злая вьюга,
Одиноко, пусто, холодно
На земле нам друг без друга!
И без наших песен солнечных
Холоднее стало лето.
А мой Зов, любви исполненный,
Вновь остался без ответа...
Почему судьба жестокая
Нас разлукой наказала?
Почему весна далекая
Так для нас и не настала?
Сила и красота этой песни была такова, что, казалось, она заполнила весь зал, хлынула наружу и поднялась до самого неба. Ондхон услышала Зов Финарато, вплетенный в дивную мелодию, и этот крик перевернул ее душу. Забыв обо всем на свете, она бросила себя в стремительный, на грани возможного, полет, за несколько мгновений домчалась до Наргофронда и рухнула, задыхаясь от боли, на противоположном от города берегу реки. Долго лежала она в прибрежных камнях, глядя на далекую крепость, разрываясь между отчаянным желанием увидеть Финарато хоть на миг и пониманием, что опять нарушает все мыслимые запреты, идет против Судьбы. Ондхон чувствовала, что ему плохо, понимала, что, оставляя без ответа Зов, вселяет в него лишнюю тревогу. "Приду к нему совсем ненадолго! - решилась вдруг она, - тайно, в облике стайки летучих мышей. Просто поддержу хоть немного!" И рванулась через реку.
Финарато стоял у окна, глядя в непроницаемую темноту. Вечер, проведенный в Каминном зале, не помог развеять тоску. Мрачные мысли одолевали с новой силой. Финарато думал о своих сородичах - как они оказались нестойки против зла! Медленно, но верно исчезали в их душах благородство и верность, отзывчивость и доброта. Не все, конечно, одинаково поддаются Тени, но Финарато ясно видел, что постоянный страх многих лишает стойкости, а Целегорм и Куруфин внушают его подданным эгоистичные и подлые мысли.
Холодный осенний дождь усиливал мрачное настроение. Финарато думал об отце и матери, о тех немногих друзьях, что остались в Амане, о юной золотоволосой девушке, рука об руку с которой бродил когда-то по полям и лесам Валинора... Как все это немыслимо далеко! Время и расстояние создали непреодолимую преграду между ним и прежней жизнью. Да, в Амане все осталось неизменным, но Финарато сознавал, что самому ему никогда не стать прежним. Даже если изгнанники когда-либо вернутся, груз памяти о смертных землях станет барьером между теми, кто всегда оставался в Благословенном Крае и теми, кто много лет соприкасался со смертью. Финарато подумал, что Ойорандель могла бы понять его, она не раз возвращалась из Среднеземья в Аман. Как она сейчас нужна ему! Неунывающая, уверенная в себе, Ондхон быстро развеяла бы все сомнения. Но ее нет, она неизвестно где и почему-то не отвечает на сигналы, хотя обещала... Финарато вдруг почувствовал, что глаза наполняются слезами. "Ну где же тебя носит?!"
На балконе вдруг мелькнула тень, занавесь отдернулась и в комнату шагнула...
- Ойорандель!!! - закричал он и рванулся к ней. Обнял изо всех сил, зарылся лицом в волосы, весь дрожа.
- Финарато, родной мой! Тише! Хороший мой, ну успокойся пожалуйста! Никто не должен узнать, что я пришла, а то плохо будет!
- Почему же ты так долго не приходила? Почему не отвечала? Я ждал, ждал...
- Не могла я отвечать, Гортаур на меня охоту развернул. Я же рассказывала тебе о Галлуинэль, говорила, что он отомстить захочет. Так вот, он сумел запеленговать наши сигналы и стал вычислять меня по ним. Хорошо, что ты находишься в надежной крепости, а то Саурон обязательно бы и на тебя напал. Родной мой, я же чувствовала, что тебе плохо, а сделать ничего не могла! Почему ты так загрустил? Что с тобой происходит?
Финарато посмотрел на нее долгим взглядом. Видеть Ондхон, ощущать ее руки в своих - и сразу становится легче.
- Я и сам не знаю, что со мной. Пусто, холодно, одиноко... Как будто давит что-то, и никак от этого не избавиться. Я заперт в крепости, не могу, как раньше, сесть на коня и уехать, куда глаза глядят. Везде враги, везде война. А мой народ! Не понимаю, почему они так меняются. Многие стали трусливыми эгоистами, не хотят никому помогать, всех пришельцев считают врагами, даже бывших пленников, бежавших из Ангбанда и тайными тропами добравшихся домой, считают шпионами и изгоняют. Все больше моих подданных попадает под влияние сыновей Феанора, а те склоняют их к подлости и предательству. Я не знаю, что ждет нас дальше, но чувствую, что ничего хорошего. Я так устал, Рани! Так хочется увидеть отца и маму! Последнее время я чувствую, что очень соскучился по ним, страшно подумать, сколько лет я уже не видел родителей.
Слезы снова наполнили его глаза. Ондхон сжимала его руки в своих.
- Финарато, мальчик мой, ну не плачь! Это Тень, родной. Та самая тьма, что родилась в час гибели Древ. Тьма, насылаемая Морготом, кажется не пустотой, а живой тварью, она владеет мощью входить в сердце и душу и покорять волю. Но даже эта тьма не вечна и не вечна разлука, все проходит на свете. Все когда-нибудь наладится, по-другому и быть не может! Главное, не терять Эстель. Ты веришь мне?
Финарато смотрел на нее, улыбаясь дрожащими губами, а слезы переполняли глаза, повисали на ресницах, скатывались на щеки.
- Ну вот, опять слезки на колесиках! - прошептала, улыбаясь, Ондхон и прижала Финарато к себе. Он уткнулся в ее волосы и заплакал, как ребенок, не стесняясь и не сдерживаясь, зная, что только ей можно полностью открыть душу, что только Ондхон понимает его до конца и принимает таким, как есть, со всеми слабостями и сомнениями. Никогда у него не получалось ничего скрыть от нее, она видела его насквозь, но никогда не осуждала, не пыталась его изменить, не ждала большего. Финарато знал, что ближе Ондхон у него никого нет. Если бы только она не уходила!
Потом они сидели, обнявшись, у очага, ночь текла вокруг них, а они мечтали лишь о том, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Приблизился рассвет. Ондхон вдруг тихонько запела:
Песню я сочиню,
Ты ее пропоешь.
И развеются тучи,
И кончится дождь,
Солнце вспыхнет
И холод навеки уйдет,
И откроются двери,
Где счастье нас ждет!
Ты в те двери шагни -
Там иные края,
Есть там маленький домик,
В нем ждать буду я.
Взявшись за руки, мы
Глянем вдаль из окна.
Ночь к нам в гости придет,
Будет доброй она.
Разожжем мы очаг,
Посидим у огня,
Я спою для тебя,
Ну а ты - для меня.
Песню ты сочинишь,
Я ее пропою,
Скоро встретимся мы
В том волшебном краю!
- Рани, я не хочу ни в какие волшебные края! - шептал Финарато, прижимаясь щекой к ее плечу, - мне так хорошо здесь, в моей крепости, в этой маленькой комнате с очагом, когда ты рядом.
- Мне пора, Финарато.
- Рани!!! Ты уже уходишь?! Но почему так скоро?!
- Финарато, родной мой, ничего на свете я так не хочу, как остаться здесь с тобой и никогда ни на миг не расставаться! Но я не могу! Поверь! Я не имею права сейчас рассказать тебе ничего, просто поверь мне, пожалуйста, что так нужно!
- "Так нужно!" Всегда я слышу эти слова, всегда долг для тебя превыше всего, а как же сердце? Если оно кричит: "НЕТ!"
Лицо Ондхон вдруг судорожно исказилось, в глазах вспыхнула такая боль, что Финарато стало страшно.
- Ну как ты можешь так говорить?! Ты думаешь, я ничего не чувствую?! Думаешь, я не помню эти две недели?! Я вообще не должна была приходить к тебе ни в коем случае! Я опять пошла против Судьбы и теперь не знаю, чем это обернется. Пойми, мы все в тенетах рока, и нам не вырваться из них никакими силами. Все, что мы можем - это достойно встретить свою Судьбу и не сломаться, не пасть до низости и предательства. Финарато, я люблю тебя больше всех на свете, всю кровь по капле я отдала бы, чтобы защитить тебя, вырвать из этого проклятого Жребия, но я здесь бессильна. Рок уже у дверей!