К вечеру этого дня мы впервые увидели, как люфтваффе ведет поиск партизанских лагерей. Около двух часов, пока не потемнело, район облетали два самолета со свастикой.
Наш лагерь они вероятнее всего не заметили, требование по маскировке у нас были довольно жесткие, к тому же для камуфляжа наших построек, мы использовали старые рыболовные сети, обильно украшая их ветками, травой. А в некоторых местах накладывали траву и посыпали ее землей, создавая специфический камуфляж.
А вот поселившимся недалеко от нашего лагеря, не повезло. Чуть только взошло солнце, мы услышали работу авиационных моторов. Прямо над нашим лагерем прошли шесть не очень больших бомбардировщиков, с неубирающимися шасси. Они летели на высоте порядка метров 750-800. Пройдя над нашим месторасположением и немного удалившись от него, самолеты резко один за другим начали сваливаться в пикирование, после чего на высоте примерно метров 300-400, они стали избавляться от своего смертоносного груза, находившегося до поры до времени под крыльями и фюзеляжем немецких самолетов. Сбросив бомбы, немецкие бомбардировщики, снова зашли на цель, и повторили бомбометание. В третий раз, бомб не было, скорее всего, все сбросили за два первых захода, но это не помешало птенцам Геринга атаковать выбранную ими цель, пулеметно-пушечным огнем.
Через часа два опять в небе появилась шестерка "Штук", а именно такое название имели у немцев Ю87, от перевода слова пикирующий. Наши же называли их лаптежниками или лапотниками, за неубирающиеся шасси. Но как бы там, ни было, но эти совсем не скоростные воздушные машины с пикирования очень точно поражали выбранные ими цели. К слову сказать, в момент пикирования немцы часто для устрашения включали сирену. За, что эти самолеты еще иногда звали музыкантами или певунами.
Так вот эта шестерка, а скорее всего это были те же самолеты, что и сбрасывали бомбы около пары часов назад, в этот раз отбомбилась километрах в 8-9 от нашего лагеря где-то в районе озера Бобровичское, но явно не по деревне, а севернее нее.
Вероятно очень уж немецкое командование этого района на нас осерчало, раз бросило против нас целых шесть бомбардировщиков. А это даже по меркам переднего края, далеко не мало, порядка 9 тонн смертоносного груза, за один самолетовылет, не считая штурмового оружия самолетов.
В этот раз немецкие пилоты обошлись одним бомбометанием, без штурмовки.
Как только немного стемнело, отправил Мойшу с Ивановым посмотреть, что стало с лагерем незваных соседей, А пару, Коваль, Иван Герасимович, к окрестностям озера. Одновременно послал Кривоноса с Патрикеевым понаблюдать за подходами к нашему лесному массиву, вдруг немцы, не ограничившись бомбежкой, попробуют послать в лес свои пехотные подразделения. С такой же задачей, как и пара моих разведчиков, в другую сторону ушли Илюшин и Ухтомский.
Я же воспользовавшись образовавшимся свободным временем, навестил поправляющегося Брынзу. Богдана застал сидящим на пеньке возле госпитальной землянки. Посидели, покурили, пообсуждали создавшуюся ситуацию, пока меня не попросила уйти Аня Сашко, позвав нашего Сырка на какие-то процедуры в землянку. Куда он и потопал, опираясь на два, изготовленных по моим рисункам локтевых костыля.
Первыми вернулись Фриш и Иванов. Вернулись причем не одни. Вместе с бойцами моего отряда пришли три женщины в возрасте примерно от 20 до 40 лет. Они державли за руки двоих детей 5 и 11 лет, девочку и мальчика, а также, пришел уже один раз, приходивший к нам в лагерь мужчина, с ТОЗ 9, причем мужчина и Фриш несли самодельные носилки, на которых лежала еще одна явно молодая женщина. На руках Иванова, прикорнул еще один ребенок, лет трех- четырех не старше. Самое страшное было в том, что одой ручки у этого ребенка, а это была девочка, не было. И уйгур нес ребенка, как мог осторожно, чтобы не потревожить свежеобразованную культю, плотно перевязанную индпакетом.
Раненую и ребенка без руки, срочно отнесли к госпитальной землянке. После чего я слушал доклад посланных в разведку бойцов.
Из их доклада следовало, что лагерь еврейских семей, был абсолютно не замаскирован от воздушного противника, и находившиеся там люди вели довольно беспечных образ жизни, не заботясь о какой либо маскировке, посчитав, что уйдя в лес, уже скрылись от гитлеровцев. Ошибка. Причем ошибка такая, за которую большинство из них заплатило своими жизнями, и жизнями своих детей.
Осмотрев прибившееся к нашему отряду, вынужденное пополнение, бросить их на произвол судьбы, лично я не смог, думаю, такое же отношение они вызвали и у других бойцов отряда, с удивлением отметил, что мальчик, пришедший с женщинами, держит в руке футляр со скрипкой.
Шок, это по-нашему! По другому и не сказать.
Одна из женщин, на вид лет двадцати пяти, скорее всего, являлась мамой маленькой девочки. Женщина лет сорока, вероятно, являлась женой мужика с охотничьим ТОЗ 9, и скорее всего, матерью второй девушки. С кем и в каком родстве находятся мальчик и раненые женщина и ребенок, на первый взгляд было не понятно.
Отозвав мужика в сторону, поговорил с ним за жизнь. Хоть и понимал, что человек только, что пережил, сразу расставил приоритеты. Нет у нас времени для политесов, как говорят наши в эту войну союзники, в данный момент оккупированные немцами, ссорьте.
Познакомившись с мужиком, узнал, что здесь действительно находятся его жена и дочь, мальчик, сын его погибшего брата, а раненые женщина и ребенок, это все, что осталось от другого, большого еврейского семейства. Еще одна молодая женщина с маленькой девочкой, тоже приходятся им какими-то родственниками, если откровенно, кто кому и кем, я особо не вникал. Главное, что я сделал, так это довел до Ицхака, так звали еврея, что у нас в отряде единоначалие, и раз они пришли к нам, то все приказы должны выполняться беспрекословно. В тоже время заверил его, что его женщинам и детям в нашем отряде ни что не угрожает, хотел приколоться и сказать, кроме беременности, но сдержался, не тот момент. Нечего мужика пугать, он сейчас никаких шуток просто не поймет. А вот то, что он также будет привлечен к вооруженной борьбе с оккупантами, это я ему объяснил.
Худо-бедно расселив пополнение отряда, разумеется, отложив строительство новых землянок на утро, дождался возвращения ротмистра с милиционером. Самое интересное, что на месте бомбардировки они ничего не обнаружили, странно, но похоже и немцы занимались приписками своих побед. Хотя возможно и просто ошиблись точкой бомбардировки....
Когда вернулись две другие пары производившие разведку лесного массива с прилегающей территорией, стало, наконец, ясно, что наземной операции немцы не планировали, или в данный момент здесь для этого у них не было достаточного количества войск. Ведь как не крути, а прочесать лесной, местами заболоченный массив радиусом примерно в двадцать километров, это далеко не простая войсковая операция. И здесь может понадобиться привлечение довольно больших соединений. По моим скромным понятиям не менее стрелкового полка, да и то думаю, что его будет недостаточно. А учитывая еще наличие неподалеку озер....
На следующий день начали снова с отправления разведгруппы. В этот раз отправились на задание, Сорокин с Есиповым, комиссар, можно сказать, потребовал отправить его в резведвыход, мотивируя это тем, что иначе он не сможет спрашивать с бойцов выполнения приказов, отсиживаясь за их спинами.
Тут в голову снова приходит только одно, куда, так, разтак, делись такие политработники в дальнейшем, превратившие партию в закрытый элитарный клуб. И усиленно блюдя лишь свои собственнические интересы. Воспринимающие всех окружающих, как обслуживающий, их, элиту персонал, и не более того. Были бы в наше время такие партработники, может и страну не просрали бы. Но если бы у бабушки был ....
А в данный момент Сорокин с Есиповым уходил в разведку, взяв с собой Антона Сашко, планировалось посетить несколько сел, одним из которых как раз, от имени немецкой администрации управлял, спасший нашего НКГБиста староста. Заодно забросить в заранее обусловленное место записку, для соседнего партизанского отряда, давая им понять, что у нас все в порядке, и не мешало бы все же встретиться представителям отрядов, для планирования совместных действий.
При походе к госпитальной палатке, решил узнать состояние Давида и раненной женщины, был с веселым рычанием перехвачен подросшим лохматым колобком, рыжеватого цвета. Это, конечно же, был Аз, который по укоренившийся у нас с ним привычке при виде меня изображал атаку на мой сапог, при чем в этот раз ему удалось подобраться ко мне незамеченным, что по ходу особо радовало щенка.
Повозился с лохматым, хвостатым, четвероногим пару минут, и слегка удивился отсутствию его сестриц, те обычно всегда выступали вторым номером, в большинстве собачьих забав, давая самцу, выбирать цели и способы игры. Однако в этот раз их что-то было не видно, возможно, просто где-нибудь придавливали массу, после сытного перекуса. Вот в чем, в чем, а в этом все четвероногие были далеко не обделены, так как являлись всеобщими любимцами, хоть это и вызывало некоторое неудовольствие Панкрата Брыля, взявшего на себя функцию дрессировки пока еще мелкого, многошерстяного пополнения. Которое с каждым днем уже все больше и больше пыталось всячески показать, что территория лагеря, под их надежной охраной. Да, конечно сейчас, глядя на эти лохматые шарики, все это казалось несколько комичным. Но, опять же, это только пока. Шарики росли, крепли, пройдет немного времени и у нас в лагере будет три молодых сильных пса, которые считают данный лагерь своим домом, а это даже очень, очень гут.
В этот момент меня окликнул Воскобойников, попросив уделить пару минут. Петр Фролович поставил в известность о некоторых проблемах с вооружением отряда, точнее с практически полным отсутствием мин, и гранат типа Ф1 или O23, которые мы могли бы использовать как растяжки, да и из немецких в наличии в основном оставались слабенькие М39, при совсем небольшом количестве М24, и то в основном в наступательном варианте.
Да, это в данный момент действительно являлось не совсем приятным моментом, тем более, что и чудо ружье Есипова, было практически без патронов, осталось три штуки на самый крайний случай. После чего его оставалось использовать только как дубину, тяжелую и неудобную. Вот и вставала перед нами задача восполнения взрывающихся, предметов, несущих смерть и разрушения. Ну, и, конечно же, в этом нам должны были помочь сами немцы.
По прежнему были проблемы с медикаментами. Единственно чего было сейчас в достатке, благодаря налаживанию отношений с приозерной деревней, так это самогона, который, использовался как обезболивающее, обеззараживающее, и просто по прямому назначению, по принципу фронтовых ста грамм, но не более, за чем внимательно следил Сорокин. И ведь, что удивительно, с момента введения такого порядка, еще ни разу, ни кто в пьянке замечен не был. Хотя не сказать, что спиртосодержащее хранилось под какой-то строгой охраной, просто было складировано, в одной из частей госпитальной землянки. И, исходя из количества личного состава, Мария Серафимовна получала у Галины определенное количество самогона, для порционной выдачи бойцам.
Вечером, собрав в землянке Илюшина, Кривоноса и Воскобойникова, обсудил с ними возможность устроить немцам очередную бяку, правда, с условием сделать это подальше от нашего месторасположения, по возможности раздобыв нужные нам в хозяйстве вещи. В операции решили заодно обкатать новичков. Илюшин, а именно он решил взять на себя руководство выходом, посчитал оптимальным количество в 10 человек, из которых он собирался взять двоих бывших пленных из 214 воздушно-десантной бригады, Кротова, Коршунова, Ковыля, Ухтомского, Есипова, в этот раз без его ПТРР-39, ну и неразлучную пару из Кривоноса и Патрикеева. Одновременно с ними отправил Иванова и Фриш, придав им для возможности посещения деревень Костика Кирилова, очень уж просившегося на какое ни будь задание, в сторону Слонима, с целью сбора информации об обстановке в том районе и дополнительную задачу по выявлению возможных подходов к железной дороге Ивацевичи- Барановичи.
Наутро следующего дня попросил Ивана Герасимовича, взяв с собой пару человек навестить знакомцев в Бобровичах с целью разнообразить наш рацион за счет даров озера.
Ротмистр с задание справился, причем с перевыполнением. Подойдя вечером этого дня ко мне, и отчитавшись о принесенном количестве рыбы, несколько сконфуженно попросил дозволения зачислить в отряд пару деревенских хлопцев, уж дюже, как он выразился хотевших бить германскую сволочь. И если такое, возможно, то помочь парням с оружием, так как их отцы, хоть и отпускают парубков в отряд, но справы давать им не желают.
То, что отряд надо увеличивать, вопрос не стоял, нас действительно было мало, причем мало в пропорции количества боеспособного народа к явным некомбатантам. И хотя деревенские парни были далеко не тем пополнением, которое хотелось иметь, но и в том чтобы их обучить воинской премудрости, предварительно вооружив, для начала немецкими карабинами, больших проблем я не видел. О чем и сказал Ивану Герасимовичу.
Рано утром следующего дня в отряд пришли два молодых парня лет по 17-18 Григорий Войнов и Петро Шевкун. У каждого за спиной был солдатский сидор, с личными вещами и что самое интересное у Шевкуна на плече еще висела гармонь.
Не успел передать парней в руку, к сожалению, у него она была одна, Воскобойникову, с целью обустройства, как ко мне подошла Роза Айзерман, с просьбой об обучении ее стрельбе из винтовки. Девушка сильно переживала ранение брата, и рвалась отмстить за это ненавистным немецким захватчикам. Тем более у нее перед глазами был пример Ульяны, которая за короткий отрезок времени очень хорошо освоила премудрости стрельбы из карабина, став по настоящему, не побоюсь этого слова снайпером. И уже вовсю участвовала на равных с другими бойцами в операциях против гитлеровцев.
Пообещав исполнить просьбу нашего отрядного модельера, для себя решил обучать ее вместе с вновь пришедшими в отряд парнями из Бобровичей, но постараться, как и Ульяну по возможности удерживать от активных боестолкновений с врагом, ну насколько это получиться.
К вечеру вернулся Сорокин. Закладку соседям, партизанам он оставил, разведку провел. Принесенные им сведения подтвердили, что тычек с мукой не прошел для гитлеровцев безболезненно, вероятно только отсутствие в данный момент, необходимого воинского контингента остановило последних от попытки наземной операции в лесах. Об этом явно говорило, то, что немцы усилили контроль над дорогами, находящимися поблизости от лесного массива, а также дали указания всем старостам и полицейским об усилении контроля над местным населением, в целях не допущения его связей с бандами окруженцев коммунистов и жидов, как говорилось в приказе.
Следующий день не принес никаких новостей. Жизнь в лагере шла уже своим установившимся порядком, ну если не считать обучение молодежи стрельбе из немецкого карабина, да некоторой суеты с постройкой новых землянок, устроенной по приказу Воскобойникова.
А вечером был, если можно так выразится концерт. Как-то так получилось, что Петро Шевкун, недавно пришедший в отряд поле ужина сидел возле землянки, в которой проживал с другими бойцами и потихоньку терзал гармонь, в хорошем понимании этого слова. На звуки музыки начали подходить бойцы отряда, свободные от несения караулов. Самопроизвольно собралось почти все население лагеря. Случайно обратил внимание, на то, что Ицхак, что-то сказал мальченке, пришедшему с ним к нам в лагерь, после чего тот убежал, но через пяток минут вернулся со скрипкой, и когда Петро чуть подустал, гармониста сменил другой выступающий. Весь концерт занял порядка минут сорока, часа, но посмотрев на людей, понял, что это, то чего нам немного недоставало, какая-то отдушина, при постоянном напряжении и тревожном ожидании.
Я даже не заметил того момента, когда ко мне подошла Ульяна и взяв аккуратно двумя руками меня за руку чуть выше локтя, положила голову плечо. Так мы и простояли до конца этого импровизированного концерта.
С первыми лучами солнца в лагерь вернулась группа Илюшина. Вернулись вдевятером. Погиб Сергей Ухтомский. Наши ребята, переправившись, через одну из проселочных дорог, наткнулись, на расположившийся, на привале взвод немцев, Сергей, вместе с Есиповым как раз были в боевом охранении. Увидев гитлеровцев, Есипов с Ухтомским сразу открыли огонь по противнику, предупреждая этим двигающихся вслед за ними боевых товарищей. И в первый момент MG34 пограничника и карабин пехотинца, собрали обильную жатву вражеских жизней, но немцы, прошедшие к этому времени Польшу, Францию, да и чего грех на душу брать, половину СССР, были далеко не мальчиками для битья. К тому же взвод, на который напоролась наша группа, состоял в основном из военнослужащих, возвратившихся в строй после госпиталей, вероятно по причине ранений их отправили не сразу в свои боевые части, что у немцев практиковалось, а временно создали из них охранный взвод. Немцы, быстро придя в себя стали отстреливаться. Вот в результате этой перестрелки и погиб Ухтомский, удивительно, что Есипову, удалось отступить, а немцы не зная общей численности напавшего на них противника, не стали организовывать преследование.