Он вырастил дочь сам. Его жена, Тейлал, ушла, когда девочке едва исполнилось три года…
Тогда Аторе выиграл войну с туарами – он дотронулся до перебитого носа – не такая уж большая личная плата за победу, городу досталось гораздо больше. Крепостная стена зияла брешами, ратуша стояла без крыши – смола с катапульты прожгла ее насквозь, университет лишился трех башен и витражных окон. Весь город покрылся язвами разрухи.
Аторе взял в плен сотни туар, их руками он и восстановил Альберу. Решил – справедливости ради они должны исправить то, что так яростно уничтожали. И наверняка все та же справедливость толкнула его на встречу с безумной туаркой.
На парапете заново отстроенной башни, балансируя на каблуках, стояла смуглая девушка, замысловато сплетенные косы разметались по плечам. Она повернулась, гордо вскинула голову, протяжно выкрикнула что-то ему в лицо. И занесла ногу над пустотой. Миг – и девушка прыгнет. Аторе рванул сквозь толпу, ухватился за камни, полез вверх.
Он удержал Тейлал от шага в пропасть. Через полгода она стала его женой, а еще через год у них родилась дочь Ана. Но Тейлал не смогла отказаться от свободы и ушла в ночь, оставив короткую записку: «Не ищи».
Ему никогда не понять туар – дикий, необузданный народ. Они приносят жертвы звезде Зер – самозабвенно мстят саламанкеро за прошлое. Время утекает песком, но ничего не меняется, туары и саламанкеро стоят по разные стороны цитадели…
Аторе быстро оделся, спустился, вышел за порог – лицо обожгли снежные крупинки. Он запахнул плащ, потянулся к пряжке. Кош разрази эту немощь – руки не слушались, скрюченные пальцы еще долго возились с застежкой.
Ветер гнал облака снега над пустынной площадью. Несмотря на утреннее время, над лавками горели фонари – тяжелая грязная туча не оставила солнцу ни одной лазейки.
В небе жалобно крикнула картьяра. Аторе прислушался – нет, не его птица, несет новости кому-то другому.
– Эй, добрый человек, пожалуйте старику-бедняку пару звонких тенаро1!
Аторе раздраженно развернулся, каблуки вспороли хрустящий снег. С каких пор в Альбере завелись попрошайки? Он открыл было рот прогнать бедняка, но поднял голову и осекся. На Аторе смотрел древний старик. Тусклые больные глаза в сети морщин. Желтые, жидкие пряди неопрятно торчат из-под туарской чалмы. Уродливо скривился набок перебитый нос. Старик поклонился и отступил назад. Екнуло больное сердце – перед Аторе раскланивался двойник, годами так десятью постарше.
Давно тени не захаживали в Альберу…
Он собрался, настраиваясь на защиту. С губ слетели забытые ритмы. Тень дрогнула, сквозь ее дымный силуэт пробился огонек фонаря, что висел над лавкой булочника напротив. Тень загустела, налилась силой. Аторе повысил голос, но ритмы не помогали.
– Так монеток жалко? – проскрипел старик-тень и затрясся в беззвучном смехе.
– Ты и горсти пыли не стоишь. Зачем пришел?
Если Чужак к нему зачастил, и Аторе выдерживает его визиты, почему бы не поговорить с тенью? Неприятно, но терпимо. Он поморщился, перед глазами поплыли круги – надо побыстрее заканчивать. К настоящему саламанкеро никогда не придут тени, если сам он их, конечно, не позовет. А вот Аторе чужая сила полюбила, как своего.
– Девять месяцев осталось, добрый человек, попомни мое слово, – старик сплюнул, кровавая роза расползлась по снегу, – конец слугам судьбы, конец…
Старик заковылял прочь, заметно прихрамывая на левую ногу. Дошел до ратуши и растворился в стене.
Аторе оторопело смотрел вслед. Тени и раньше проходили сквозь стены – это не новость. Скверно другое – старик не предложил сделку. Но тени никогда не являются просто так. А значит, договор состоялся, только он не понял еще, что отдал.
Ветер сбросил капюшон, насыпал снега за шиворот, Аторе очнулся и заспешил к ратуше. Нащупал в кармане ключ, открыл дверь во внутренний двор. Еле сдерживая нетерпение, пересек заснеженные аллеи. В глубине сада его ждал старый мейз Соккело – ровесник Альберы, а может, и старший брат. Вечнозеленый кустарник расступился, с готовностью принял Аторе.
Направо, поворот, дальше вперед мимо ложного хода, снова направо. Он знал мейз наизусть. Не просто знал – чувствовал. Грош цена саламанкеро, если тот не поладил с Соккело. А были и такие. Добраться до дерева через сеть ходов, большая часть которых вела в тупик, удавалось не каждому – мейз доводил бедняг до исступления, заставлял кружить на одном месте часами. Некоторые, обезумев, бросались напролом через зеленицу и расплачивались язвами по всему телу. Несмотря на безобидный вид, листья кустарника были ядовиты.
Его самый способный и самый любимый ученик Барбо Баке не раз штурмовал Соккело, прежде чем дошел до сердцевины. Но дерево так и не открылось старательному Баке…
Тоненький стебель едва доставал Аторе до груди. А ведь растет дерево не сто и не двести лет. По преданиям саженец привезли эпоху назад из павшей цитадели – с родины саламанкеро, которой больше нет.
Он смел снег с круговой скамейки, опустился на расчищенное место. Согрел руки дыханием, прикоснулся к веточке, и та доверчиво потянулась навстречу. Теплая волна качнула Аторе, он закрыл глаза, откинулся на спинку скамейки.
Громко бьется сердце матери, он может родиться и может сразу же умереть. «Мальчик, живой!» – кричит повитуха, мир взрывается светом и звуками. Выбор сделан, первая развилка пройдена…
Ему два года, он выбегает на улицу. «Аторе!» – няня идет следом. Он оглядывается, пятится назад. Перед самым носом бьет копытами ошалелый конь. Судьба меняется, ветка дает новый побег…
Сумасшедшая туарка стоит на стене, миг замешательства – и он карабкается на башню…
Выборы, развилки, снова выборы…
Аторе открыл глаза – он был внутри дерева. Тоннель излучал мягкое тепло, мерцали крылья облюбовавших кору жуков. Он встал, двинулся вперед, раздумывая над словами тени. Должен быть способ спасти гильдию. Тени всегда играют на слабостях. И Чужак – тоже.
После развилки Аторе по наитию свернул налево. Дерево под ногами проваливалось, превращаясь в труху, да и жуков поубавилось – идти стало труднее. Плохой тоннель, неправильная ветка.
К тому же тоннель становился все ниже, и Аторе пришлось согнуться в три погибели. Впереди снова мелькнула развилка. Он, не думая, выбрал правый поворот. Воздух пропитался сыростью, стены набухли, под ногами захлюпали лужи. Куда же его несет…
За спиной осталось не меньше пяти развилок. В другое время Аторе давно бы повернул назад. Задача обещала быть не из легких. Любое вмешательство в судьбу было подобно камню, брошенному в тихую воду – на гладкой поверхности реки-жизни появлялись круги-последствия. В том и состояло искусство саламанкеро, чтобы поднять как можно меньше волн и одновременно добавить еще один камешек-событие в коллекцию судьбы. И если перемены грозили штормом, дерево сопротивлялось, вело по гнилым веткам, а то и вовсе схлопывало ходы. И не дай Кош саламанкеро оказаться в это время внутри тоннеля. Здесь звезды не помогут. Но он задал вопрос, и дерево пока пропускает его. Значит, надо идти дальше.
Жуки исчезли совсем, приходилось идти на ощупь. Снова развилка, поворот.
Щеку обжег морозный ветер, по глазам резанул яркий солнечный свет.
Аторе вывалился из тоннеля на обледенелую пристань, отметил место, где воздух шел рябью, запомнил детали. Рядом большой валун, под ним валялось перо чайки, на мерзлом песке следы.
Две девушки лет пятнадцати, крепко держась за руки, осторожно ступали по тонкому льду. Лед шел трещинами, девицы на миг останавливались и продолжали идти.
Татуировка на запястье – клеймо Чужака и отличительный знак саламанкеро – набухла, начала пульсировать.
– Гляди, Мариза, гляди! Что-то мелькнуло! – звонко крикнула румяная девушка, кровь с молоком.
Она схватила подругу за локоть, напряженно всматриваясь вперед.
– Ох, Брайди, я ничего не вижу. Пойдем отсюда! Не ровен час утонем! – серьезное лицо худощавой спутницы вытянулось, она шагнула назад.
– Вчера над морем был звездопад, я видела! Говорят же, под Ойль все возможно! А вдруг, вдруг мы найдем осколок звезды? Мариза, Мариза, у нас в руках сама судьба, а ты хочешь уйти! – голос девушки сел от обиды.
Аторе выругался про себя – сколько этих выдумок ходит по свету! Еще бы в костер за звездой полезли. Да Кош разрази такую удачу! Но нет худа без добра – теперь он знал, что делать. От запястья Аторе к румяной девице потянулась тонкая светящаяся нить. Кош всегда дает такие подсказки – выпячивает нелепое, чужеродное, лишнее. Это и должен поменять саламанкеро.
Аторе осторожно ступил на лед, вполголоса запел ритмы.
Девушки недоуменно оглянулись. Они его не увидят и не услышат. Там, где стоит Аторе, немного задрожит воздух – и все.
Постепенно ритмы набирали силу. Он зажмурился, представил, как срастаются под ногами опасные разломы льда, снова шагнул. Нить засветилась ярче и тревога отступила. Если никто не сделает резких движений, справиться с задачей будет несложно.
– Мариза, нашла!
Аторе вздрогнул, ритмы ослабли, лед снова пошел паутиной трещин.
Та, которую звали Брайда, бросилась вперед за несуществующим осколком звезды, споткнулась и заскользила в полынью. Взметнулись руки, девушка сдавленно крикнула и ушла под лед. Мелькнул и исчез капюшон тяжелой накидки.
Та, которую звали Мариза, рванула следом, лед за ней опасно трескался, раскалывался пластами. Вот-вот тоже свалится в воду!
Тонкая нить между Аторе и той, которую звали Брайда, оборвалась. Запястье начало ломить.
Вот почему тоннели были такими страшными! Вмешательство повлечет слишком большие перемены в судьбах других, всплеск от камня породит бурю. Нить рвалась очень редко, но если такое случалось, саламанкеро должен немедленно уходить из тоннеля. Бежать! А оставшись, он действовал на свой страх и риск – малейшее неверное движение могло стоить жизни. Так дерево защищалось от хаоса: оно уничтожало саламанкеро, а заодно и последствия его поступков. При других обстоятельствах можно было изучить соседние ветки и выбрать наименее разрушительный ход событий, но на это нет времени. Одна из девушек сейчас погибнет!
Аторе бросил взгляд на полынью – по пояс окунаясь в ледяную воду, хрупкая Мариза хватала накидку Брайды, тащила на себя, но мокрая одежда выскальзывала из слабых рук. Девушка беззвучно плакала, согревала закоченевшие пальцы дыханием и снова бралась за накидку.
Зер с ними, с правилам! Он не может вот так стоять и смотреть, как у него на глазах умирает девушка. Потом себе не простит. Чего бояться? Каждый день его навещает Чужак – куда уж хуже…
Аторе лег на лед, пополз, снова зашептал ритмы. Нельзя быстрее, нельзя медленнее, надо попасть в унисон. Есть! Он схватил накидку, потянул на себя, рядом всхлипнула еле живая от холода Мариза, посиневшие пальцы разжались. Аторе сунулся по плечи в полынью, поймал безвольную руку…
Изрядно перемерзшая, но живая, Брайда лежала на берегу. Кто-то сжалился и укрыл девушку теплым плащом. На выпростанной руке темнел шрам в виде закрученной нити. Вокруг суетились люди, успокаивали худенькую Маризу – как оказалось, сестру пострадавшей девушки.
Аторе тяжело поднялся с камня. Дело сделано.
Он задержал дыхание и вошел в плывущий рябью воздух, перебросился в тоннель. В тело впились тысячи иголок, волосы встали дыбом.
Когда он очнулся на скамейке перед деревом, солнце стояло высоко – бешеный ветер навел порядок и разогнал снежные тучи. Аторе дрожал, мокрая рубаха липла к телу. Надо кликнуть Энеко, пусть нагреет воды, приготовит сердечный отвар. Согреться и успокоиться – все, что сейчас нужно.
Он встал, побрел ко второму выходу Соккело. В голове крутилась назойливая мысль. Казалось – вот-вот он ухватит ее, развернет к себе и посмотрит нахалке в лицо, но каждый раз та ухитрялась улизнуть и принималась за старое. Почему-то вспомнился Чужак из сна – веревка скользила по его руке, наматываясь спиралью.
Аторе дошел до порога, полез в карман за ключами, но дверь распахнулась сама. Энеко почтительно поклонился и сразу заспешил на кухню. Как хорошо, когда тебя понимают с полуслова! Не раздеваясь, Аторе поднялся на второй этаж, плотно закрыл за собой дверь кабинета.
Сорвал плащ, застежка полетела на пол, жалобно звякнула. Аторе устало опустился в глубокое кресло рядом с камином, протянул к огню руки. Стало тепло и тело благодарно расслабилось. Он подождет, пока Энеко принесет отвар, а потом подумает, что делать дальше.
Картинки прожитого дня мелькали перед глазами. Аторе снова увидел шрам на запястье Брайды. Подскочи, заметался по кабинету, как пойманная в силки ритмов тень.
А потом вспомнил Чужака и веревку в его руках.
Девушка со шрамом нужна Чужаку! Неужели все так просто? Саламанкеро возвращают Брайду с порога смерти, и Чужак оставляет их в покое? Нет, не так… Аторе шел в дерево за ответом, как спасти гильдию, а, выходит, что выполнил волю неведомой силы.
И вряд ли Чужак вдруг захотел им помочь – это существо не способно на сострадание.
2. БРАЙДА
Брайда смутно помнила, что случилось после того, как неудачно поскользнулась на льду. Она могла поклясться, что видела, как блестит луч звезды у кромки полыньи и переливается гранями огненный шар. А потом стало очень холодно и жарко одновременно. Девушка хотела крикнуть, но холодный жар опалил горло, и она провалилась в темноту.
Неделю ее лихорадило. Где-то далеко шел праздник Ойль, укладывали в корзинки яблоки, жгли костры в заснеженных горных долинах, а Брайда металась в бреду между призрачными звездами и коркой льда. На короткие мгновения она приходила в себя, чтобы увидеть лицо Маризы – озабоченное, серьезное, и мамино – растерянное. Чьи-то руки поднимали ей голову, вливали в рот горький терпкий отвар. Брайда откидывалась на подушку и будто снова падала под лед.
Жар сменила слабость – тело будто окаменело, малейшее движение стоило невероятных усилий… Девушка рассматривала украшенные любицой потолочные балки, изучала длинные, чуть скрученные листики.
В то утро, когда Брайда смогла подняться с кровати, она сразу бросилась искать Маризу, но сестры не оказалось дома. Придвинув стул к окну, она забралась на него с ногами, укрылась овечьим одеялом. Будет дожидаться Маризу здесь!
Хватит с них передряг. Брайде с детства не давали покоя безумные затеи, а отдувались всегда вдвоем. И неизвестно, кто больше. Взять то же приключение в саду Лукена. Как она ни старалась спрятать пострадавшую руку – отец все равно заметил. Брайда только открыла рот, чтобы соврать, но Мариза уже призналась, что во всем виновата сама. Отец, конечно, не поверил, но в погреб засадил обеих… Мариза помогала печь ненавистные булки, пересказывала втолкованные учителями премудрости, потом упросила отца оплатить занятия для обеих. Они вместе сражались с соседскими мальчишками – Брайда стащила рогатку, и на нее объявили облаву…
Девушка поежилась под колючим одеялом.
В тот день перед Ойлем все обошлось – обе остались живы, это же счастье! И не нужно никаких осколков звезды…
Брайда не заметила, как стемнело. А Маризы до сих пор не было – очень странно.
В один миг за ее спиной очнулся весь дом. Засуетился отец, мама забегала испуганной курицей. Куда Мариза денется, отмахнулась Брайда от дурных мыслей, а сердце испуганно сжалось…
Они обыскали Женаву вдоль и поперек: трактиры, пристани, ремесленные кварталы и сверкающую особняками знати аллею Нево, каждую узкую улочку-каруджи от гавани до рыночной площади и от площади до дворца дукэ. Помогали все – соседи, пекари из гильдии, даже незнакомые люди. Но Маризу будто тени украли.
А может, не тени, а ледяное море? Девушку бросило в жар, показалось – лихорадка вернулась. Нет, нет, Мариза осмотрительна и осторожна, это Брайда всегда попадала в переделки, но только не сестра.
Пока искали Маризу, о ней забыли. Но болезнь все равно отступила – несмотря на бессонные бдения, слезы, страх за сестренку. Остался только сухой, режущий горло кашель. И куда более жуткий враг – отчаяние.