Песнь Зачарованного Леса - Линдгрен Софи 5 стр.


***

Мне бы очень хотелось рассказать тебе, дорогой читатель, как наши путники без труда пересекли границу через лес, как им пришлось отовариться на рынке эсколадской одеждой и даже намазать лица мазью, чтобы они посмуглели, как бледнел и краснел Его Высочество Принц Тимрон, глядя на знаки внимания, которые оказывал Эйри Эдисо Оретт… и так далее… Всё это, разумеется, интереснейшие подробности, которые, однако, нисколько не помогут тебе лучше вникнуть в текст. Пожалуй, то, на чём стоит остановиться — это Храм, называемый в эсколадских песнях Храмом Тысячи Звёзд.

Храм — дивное, необъяснимое явление. Говорят, мудрейшие люди царства возводили его ещё в незапамятные времена. Это был необычный храм, ведь он не был предназначен для молитв и медитаций. Он обладал истинным познанием, и когда-то был местом всенародных собраний. С тех пор прошло множество лет. Храм и дорога к нему позабыты, а людей, построивших его, давным-давно нет в живых. Во всяком случае, их никто не видел…

В Храме Тысячи Звёзд давно уже не было посетителей, но он возвышался над живописной долиной, в которой находился, и чудный, неземной камень, из которого он был построен, спокойно сверкал на солнце. Да, именно спокойно: в этом блеске не было ничего вычурного, всё здание не выглядело бедным или чересчур роскошным — вся постройка излучала истинное, непритворное величие. Храм не был ровной формы, но был идеален во всём одновременно. Ничто не может лучше описать Храм Тысячи Звёзд, кроме самого Храма.

Именно такую величественную картину на фоне уже садящегося солнца увидели наши путешественники. Небо, окрашенное во все оттенки алого солнца и синего ночного неба, только подчёркивало вид Храма, точно его спроектировал какой-то нечеловеческий, всеведущий Зодчий. С минут десять глядели наши герои на Храм и всё никак не могли налюбоваться. Первым подал голос Эдис:

— Предел мечтаний одиноких, Оплот и мёртвых, и живых, Рождение истин всех глубоких, Душа народа, смерть и жизнь…

— «Песня тысячи звёзд» — В один голос сказали Эйри и Тимрон.

— Это и есть тот Храм, который нам предстоит пройти… — Сказал Никита, обращаясь к Боде, который и сам уже всё понял.

— Да. — Проговорила Уайрпул. — И сейчас от всех нас зависит мир между нашими странами, — она посмотрела на Тимрона и Эдиса, — и душами… — Закончила она, взглянув на Никиту и Богдана Масловых.

***

Пёстрые краски заката мало-помалу уступали место тёмным ночным тонам. В небе одна за одной зажигались пока ещё бледные звёзды, а лес точно затихал ­— готовился к ночному отдыху. Изредка перекликались уже пробудившиеся ночные птицы, и рычали что-то на драконьем языке своим детёнышам мамы-шипастые драконы где-то вдалеке. Еле слышно достигал ушей шум соседней деревушки. Весь этот гул составлял собой своеобразную, суетливую вечернюю тишину, прекрасную и разнообразную.

Наши герои теперь сидели у костра, скорее всего в последний раз за это долгое путешествие. Каждый из них понимал это, и поэтому все старались не тратить время зря. Эдис всё крутился вокруг Уайрпул, а Тимрон, как бы ему не было это неприятно, старался не смотреть в их сторону и занял себя общением с братьями Масловыми. Бодя пару раз пытался взобраться по ступеням к воротам Храма, но он будто отталкивал Маслова-старшего. «Время ещё не подошло» — сказала ему Эйри, прежде чем полностью перенести своё внимание на эсколадца.

Прошло около часа, и Эйри заглянула в книгу, которую ей дал Раулиж в дар как ученице Зимбы. Эта книга принадлежала автору Пророчества. Темноволосая долго рассматривала книгу, листала страницы, и выражение её лица быстро менялось от удивлённого к серьёзному, от серьёзного к весёлому или задумчивому и наоборот. Наконец Никита решил поинтересоваться:

— Что это за книга, Эйри?

Эйри ответила ему после небольшой паузы:

— Это книга прадеда учителя Зимбы, Пророка. Тут очень много таинственных вещей, есть заклинания… Но она так неестественно тонка, будто кто-то намеренно вырвал страницы. Это что-то вроде…

— …дневника? — Тимрон наконец решился заговорить с Эйри.

— Да. Здесь написано, например, что весь наш мир —один сплошной Зачарованный Лес, Уайрпул. А ещё там сказано, что я — «Хранительница ключа от врат милости и прощения». Даже не знаю, что это может быть.

— Дневник, по-моему, принадлежит вам, — сказал Масловым Эдис, — вот, тут сказано: «Передать Избранным».

Уайрпул передала дневник Никите. Тот взял его в руки, и книга чуть заметно мелькнула золотистым свечением, тут же погаснув. Бодя взял её, с интересом покрутил в руках, пролистнул и отдал брату. Никита же держал дневник бережно, точно какое-то сокровище, как-будто боялся ненароком уронить книгу. Эдис широко улыбнулся, глядя на эту картину, и Эйри быстро передалось его хорошее настроение. Принц же был угрюм и молчалив как никогда, частенько отворачивался от костра и смотрел на сверкающие звёзды. Ему было тревожно, неспокойно, и он раз за разом сжимал руку на рукояти меча, стараясь подавить в себе это чувство. Это не могло укрыться от цепкого взгляда Эйри, поглядывавшей на принца с тревогой. Тимрон же ничего не замечал за нахлынувшей волной переживаний. Эдис иногда запевал, и тогда Эйри поддерживала его, надеясь растормошить своего друга детства. На вопросы Тимрон отвечал невпопад, а предложенное ему Богданом мясо взял с третьей попытки, долго и задумчиво его потом жуя.

Наступила ночь. У всех были свои мысли на уме, и всё же каждый сумел заснуть. Что-то разбудило путников одновременно, около полуночи. В воздухе стоял далёкий трубящий звук рога.

— Это Храм зовёт… нас… — сказала Эйри, стоя у подножия Храма Тысячи Звёзд.

Глава 8 и последняя: Миссия в Храме Тысячи Звёзд

Когда последний из наших путников ступил на порог Храма Тысячи Звёзд, врата сами открылись, точно приглашая заглянуть. Внутри было темно. По сравнению с ослепительным блеском золота снаружи, пустота внутри казалась чёрной дырой. Никто не решался войти. Тогда Эдис шагнул в темноту, и его осыпало искрами, которые тут же погасли. Храм признал его.

Следующим шагнул Тимрон, едва взглянув на руку эсколадца, протянутую Эйри. Он решительно скрестил руки на груди, а вокруг него появилось красноватое свечение, осветившее на миг Храм, точно вспышка фотоаппарата. Эйри сделала этот шаг сама, не принимая ничью помощь. Когда она ступила, чуть придерживаясь за стену, на пол Храма, стены изнутри точно покрылись голубой сияющей сеткой. На ней то зажигались, то гасли маленькие огоньки. Братья же Масловы шагнули одновременно, не сговариваясь, и Храм принял свой настоящий свет. На его стенах тускло горели факела. Когда Тимрон взял один, двери за спинами путников захлопнулись.

— Пути назад нет. — Эйри выразила общую мысль.

— Тогда полный вперёд! — Бодро воскликнул Никитос, и всем от этого стало легче. Наши герои двинулись по коридору. Тимрон с интересом разглядывал Храм, то и дело поднося факел то к одной стене, то к другой. На них были странные рисунки и буквы, изредка напоминающие наскальную живопись. Иногда, впрочем, надписи были на вполне различимом современном языке, и Эйри, Тимрон и Эдис переводили их братьям. Вдруг они упёрлись в разветвление.

— Здесь написано «Дорога Избранных», — прочла Уайрпул надпись над левым коридором, — Сюда пойдёте только вы двое.

Братья Масловы переглянулись. Было страшно идти в этот коридор одним, зная, что там их ждут сложные испытания. Это оба поняли без слов.

— А тут написано «Дорога Смерти». — от гробового голоса принца, прочитавшего надпись над правым коридором, всем стало не по себе.

— Значит, это наша дорога… — с какой-то грустью в голосе сказал Эдис.

Путники молча обнялись, попрощались одними взглядами и разошлись. Каждый ушёл своей дорогой…

***

Тимрон уже который раз пожалел о том, что не прошёл вперёд. Теперь он двигался позади этой парочки и вынужден был терпеть мучения, наблюдая их беззаботный разговор из-за спины. Эдис пытается её успокоить. Что ж, сам принц поступил бы так же, будь он на его месте, на заветном месте возле подруги детства…

Уайрпул поддерживала разговор с Эдисом вяловато. Она часто оглядывалась на Тимрона, что не доставляло удовольствие её собеседнику. Тем не менее Эдисо Оретт ди Рокарас Ааретти пребывал в бодром состоянии духа, и это поддерживало Эйри. Казалось, эсколадцу неведом страх перед неизвестным. Хотя глубоко в душе девушка и понимала, что это ни так, но ей всё-таки больше по душе поведение Тимрона, готового простить слабину кому угодно, кроме себя.

Какая-то из надписей на стене мелькнула, точно привлекая внимание принца. Тимрон остановился и прочёл её. Ровные буквы, украшенные завитушками, вытянулись в слова: «Не бойся. Эсколадец умрёт». Эта надпись разозлила принца, ведь он не хотел Эдису смерти. Королевский сын, не задумываясь, проткнул надпись мечом, и она исчезла. Убедившись, что никто не увидел этого, Тимрон двинулся дальше.

Наконец Эдис, Эйри и Тимрон вышли в большой круглый зал с массивными синими колонами. На полу, в самом центре красовалась ровная восьмиконечная звезда, а вместо лампы с потолка сияли звёзды, постоянно перемещающиеся в нём, как будто плавали в киселе. Это зрелище могло приворожить кого угодно, а наших путников из знатных родов, как ценителей искусства, и подавно.

Посреди зала, в центре звезды, стояла красивая резная чаша на высокой подставке, похожей на колону. Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что и чаша, и подставка сделаны из чистейшего золота.

Аккуратно ступая по плитам пола, Эдис подошёл к чаше, предварительно оглянувшись на своих друзей. Те тоже подошли. Эсколадец заговорил:

— Дай руку, брат мой. Мы ведь с тобой не враги. Не враги, Ваше Высочество? — Он подошёл к принцу и протянул ему руку для рукопожатия.

— Не враги, Эдисо. И никогда, надеюсь, ими не будем. — Тимрон выпрямился, посмотрел Эдису в глаза и пожал его руку.

Затем Эдис сказал что-то Эйри и нагнулся к ней, чтобы либо сказать ей что-то на ухо, или… Впрочем, Эйри отошла от него и подошла вплотную к Тимрону.

— Берегите себя, Ваше Высочество. Вы ещё нужны стране живыми…

Не помня себя, принц схватил Уайрпул за руку и сказал приглушённо:

— И ты береги себя, прошу.

Эдис вначале смотрел на них, а теперь — на чашу. На ней было сказано «Испей, эсколадец!». Хотя идея что-либо пить здесь ему однозначно не нравилась. Эйри отстранилась от Тимрона и ушла в свой коридор. Эта комната с испытанием предназначалась только для него и Эдиса.

Тимрон тоже заметил надпись на чаше и посмотрел на спутника. Тот кивнул, зачерпнул жидкости из чаши в пригоршню и нервно сглотнул. С минуту ничего не происходило, а потом лицо Эдиса побледнело, затем посинело, а после — покраснело, он начал истошно кричать, упал на пол и скорчился, точно от резкой боли в желудке. Тимрон бросился было к нему на помощь, но эсколадец оттолкнул его.

— Стой! Это ловушка! Храм, он… Вселяется в меня… Спасай… тесь… Ваше Высочество! — он закашлялся, хрипя, а после его глаза приобрели странный оттенок, а лицо точно вытянулось.

Принц отшатнулся от испуга, ведь это зрелище было поистине ужасающим. Следующим действием Тимрона было парирование рубящего удара мечом.

— Эдис! Остынь! Что ты делаешь? — Кричал, сам не свой, принц, парируя всё новые и новые удары.

— Эдиса уже без пяти минут нет! — сказал ещё недавний весёлый эсколадец голосом, от которого кровь застывала в жилах. — Узнаёшь меня?

Тимрон отразил несколько колющих ударов, стараясь не тратить много сил на разговоры. В его планы не входила смерть друга, поэтому приходилось лишь защищаться.

— Я — то, что ты подавлял в себе всё это время! То лучшее, что в тебе было! Желание убить Эйри и уже заполучить власть и одобрение отца, а потом убрать этого мерзкого эсколадца с дороги и заполучить Эйри. Я — жажда власти, присущая всем власть имущим, как ни парадоксально. Я твоя алчность, твой эгоизм, дорогой мой! — С этими словами «нечто» подмигнуло принцу, отчего, как ему показалось, у него в желудке свернулся последний ужин.

Тимрон всё так же молча отражал удары, пока голос провоцировал его:

— Ну же! Прояви себя! Скажи одно слово, и оба королевства будут у твоих ног, а по правую руку от тебя и твоего трона будет восседать Эйри! Мы вдвоём свернём горы. Соглашайся!

— Прочь! Уходи! — От постоянных ударов меч сыпал искрами в такт возгласам Тимрона. — Мне не нужна алчность! Мне не нужна власть! И неужели ты подумал, что я захочу заполучить Эйри, даже если ей по душе Эдис? Мог бы я после этого утверждать, что люблю её?

В глазах Алчности сверкнула ярость.

— Ах, так?! Вот, значит, как ты лихо со мной обошёлся! Получай!

Тимрон, пытаясь защититься от шквала ударов, всё же нанёс свой. Зал осветила вспышка ослепительно-белого света. В следующее мгновение Тимрон узнал в лежащем на полу в крови прежнего, чуть бледного Эдиса. Его губы расплылись в улыбке, хоть он, по всему видимому, умирал. Тимрон наклонился над ним, чтобы помочь, перевязать рану, но эсколадец остановил принца рукой и сказал:

— Не надо. Я знал, на что иду. Знал, что умру.

— Нет, Эдис! Не губи себя! Позволь…

— Прекратите зря тратить время, Ваше Высочество! В Пророчестве ясно сказано: мне не жить.

— «Там друг иль враг в бою умрёт…» Но ведь алчность и эгоизм — вот кем был мой враг!

— Да, и ты справился с ним. Теперь я точно знаю, что тебе можно доверить и моё родное королевство. Вы будете отлично править новым, объединённым королевством. А ещё… Могу отдать Вам свою королеву. Она ведь… Любит Вас, как и Вы её. Прощайте, Ваше Величество. Ей сейчас наверняка нужна ваша помощь…

— Нет! — воскликнул Тимрон, чуть не рыдая от боли внутри. — Ты не должен был умереть! ­— Тело Эдиса рассеялось маленькими огоньками и слилось со звёздами на потолке. — Прощай… Я знаю: ты точно друг…

***

Масловы уже довольно долго шли по коридору. Он то становился совсем узким, и тогда приходилось протискиваться по одному, то очень широким, и тогда Никита даже держался за Богдана, чтобы не потерять его в темноте. Коридоры были извилистыми. Братья то и дело наталкивались на поворот, пока наконец их руки не упёрлись в дверь. Открыв её, Масловы на мгновение зажмурились — глаза уже отвыкли от света. Вокруг раскинулась большая поляна, где-то вдалеке шумел ручей, а рядом был высокий холм, на котором росли чудно переплетённые между собой деревья. Свежий воздух ударил в головы братьям, и им сразу же захотелось забыть о всех проблемах. Никита машинально сунул руки в карманы и обнаружил там записку. Он показал её брату, и тот прочёл её вслух: «На вершине холма вас решение ждёт, лишь тогда путь наверх вас к нему приведёт…». Дальше записка была оборвана.

— Значит, наверх? — Спросил Бодя, заранее зная ответ.

— Да. Но, по-моему, это надолго. — Никита упёрся взглядом в верхушку холма. — До вершины топать и топать.

— Быстрее выйдем — быстрее дойдём. Не ворчи, Никитосина.

Бодя разозлился. Ещё бы, всё время до этого Никита генерировал гениальные идеи, а вот теперь начал ворчать. Богдану показалось, что так сильно он ещё никогда не злился.

Начался долгий, почти нескончаемый подъём по холму. Никите сильно хотелось пить, было жарко, как в пустыне. Каждый шаг отдавал в голову, а ноги нестерпимо горели и гудели. Для Боди же путь казался почему-то гораздо более лёгким. Никитос воскликнул:

— Бодя, подожди! Ноги болят! И пить так хочется!..

Раздражению старшего брата не было предела. Бодя сжал кулаки, подавляя в себе его, а затем глубоко вздохнул. Вроде-как отпустило.

— Потерпи, Никита. Перевяжи шнурки на ботинках. Я думаю, где-то здесь должна быть вода.

Но они всё шли и шли, а воды нигде не виднелось и следа. Волшебное воздействие Храма всё больше ужесточало Богдана. Если младший брат и раньше частенько раздражал его своим поведением, то теперь его отчего-то раздражало всё: и походка Никиты, и его уставшее, вспотевшее лицо, и тихий шёпот, то и дело оповещающий о том, что брату трут кроссовки или хочется пить. Он пытался успокоится, взять себя в руки, но потом раздражение перестало его пугать, стало чем-то естественным. И когда Никита спросил у Маслова-старшего, не видно ли ему воды, тот набросился на младшего с нечеловеческим возгласом. Никитос от ужаса не успел даже вскрикнуть. Пальцы старшего брата уже сомкнулись на его горле.

Назад Дальше