Михаэль нисколько мне не помогал. Он молча стоял в стороне, когда передо мной не открывались двери, и посмеивался, когда пару раз меня буквально вытолкали взашей. Он не вмешивался и не комментировал, чем страшно меня злил. Может быть, поэтому к середине дня после нескольких десятков отказов я перестала быть уравновешенной и приятной девицей. В очередной раз, услышав фразу «ходят тут всякие», я начала стучать носком ботинка – а они у меня на толстой подошве – по двери так, что металлическое кольцо ручки двери жалобно забилось, добавляя нотку паники в производимый шум. Немного растерянный от моей наглости хозяин распахнул дверь, и в этот момент я одной рукой слегка подтолкнула его внутрь дома, а второй сунула ему в лицо жетон. При этом, переступив порог, я ловко закрыла ногой входную дверь.
– Что вы творите?!
– Закон и порядок. Препятствие дознанию влечет за собой наказание по статье 328 Гражданского Кодекса. Хотите привлечься за не содействие?
Статью кодекса я, конечно, выдумала, но упоминание о ней возымело свое благотворное влияние. Хозяин дома как-то сразу успокоился, особенно когда я достала ручку и блокнот. Выяснилось, что в этом доме совсем недавно, около года назад, был исчезнувший родственник. И хотя прошло совсем немного времени, близкие уже не могли вспомнить его лицо и имя. Все метрики пропавшего отца хозяина дома забрали Брежатые. Они появились в день исчезновения и изъяли все документы.
Я умею слушать. Постепенно, чувствуя мой неподдельный интерес и сочувствие, хозяин дома рассказал мне о снах своего отца, и о сожалениях, что не придал им в свое время нужного внимания. Он шепотом поведал мне даже то, что ни разу не упоминал даже в разговорах со своей семьей. Конечно, наш разговор длился много дольше, чем десятиминутный опрос.
Михаэль сидел на скамейке возле дома.
– Если ты будешь опрашивать каждого по полтора часа, то конторе твоя дотошность не понравиться. Принцип работы такой: зашла, спросила, ушла, тут же забыла.
– Этого не будет! Я ведь узнаю у людей не о том, какой сорт туалетной бумаги им нравится, а о том, что вызывает в них печаль и тревогу. Вот уже почти пятнадцать лет с тех пор, как люди начали массово «испаряться», причем никто никогда не находит ни тел, ни следов. Почему, скажи мне, правительство не расследует исчезновения?
– Ты сама сказала: ни следов, ни тел.
Я вздохнула и подняла голову: собирался дождь. Облачность была сплошная, низкая, и оттого, что облакам было тесно, они слоились, набегали друг на друга, как складки сбившегося покрывала.
После первого моего удачного контакта, Михаэль сменил тактику. Удостоверившись, что я в состоянии самостоятельно проникнуть в дома обывателей, он, наконец, начал мне помогать как напарник. Я по-прежнему, долбила носком ботинка по дверям, Михаэль же, используя преимущества своего внушительного роста и веса, делал проход в дома достаточным, чтобы я могла туда проскользнуть, потрясая жетоном. Благодаря такой слаженности, к концу дня мы опросили почти три десятка семей. Мой блокнот пестрел заметками, рюкзак на плечах потяжелел, а чувство голода вызывало легкую тошноту. Было решено искать еду и ночлег.
Пока мы работали, дождь успел пролиться на ближайший городок. Стоило нам свернуть за ограду дома, и открылся прекрасный вид. Улочка резко спускалась под гору: влажный булыжник блестел от лучей солнца как хорошо обкатанная ледяная горка, у самого подножья которой вилась лента реки. На другом берегу, сразу за стеной кустарника начинался луг, а за ним темнохвойный лес. Небольшая гостиница с кафетерием на первом этаже нашлась на прибрежной улице.
В кафе было тесно, и не только от посетителей, но и от множества маленьких столиков, рассчитанных всего на двух человек. Столешницы на железной ножке, заканчивающиеся тремя львиными головами, почти полностью занимали пузатые стеклянные банки: в одних дрожали желтые нарциссы, в других – огоньки свечей. Мы протиснулись к узкому и длинному двустворчатому окну, заняв столик у стены из неоштукатуренной кирпичной кладки. Я села на стул, потому что рядом к потолку тянулась толстая труба отопления, а Михаэлю досталась небольшая скамейка с деревянной спинкой. Пристроив рюкзак на отполированном за десятилетия ногами посетителей деревянном полу, подняла глаза и поняла, что место я выбрала неудачное. Михаэль сидел спиной к окну, и я не видела его лицо, мои же морщинки и бледность кожи были на виду. Он не стал ничего заказывать, сославшись на то, что так поздно не ужинает.
После тарелки макарон с сыром, я попросила принести мне шарик инжирного мороженого: кремово-желтого, с фиолетовыми прожилками.
Михаэль неожиданно спросил.
– Мне это кажется, или на тебя давит что-то личное? Воспринимаешь всё как-то воспаленно.
Наверно он знал, что иногда человека достаточно покормить, чтобы вытянуть из него какой-нибудь секрет. После чудесного ужина даже катастрофы вселенского масштаба не казались мне… катастрофичными. И хотя я за десять лет лишь одному человеку – Куратору – рассказала о сестре, то можно, наверно и счет открывать:
– У меня сестра исчезла. Давно уже. Тогда было мало случаев, поэтому никто даже исчислить не пришел. Я не знала, что имена забываешь, а то записала бы обязательно.
Михаэль накрыл мои холодные пальцы теплой ладонью, сжал слегка и отпустил.
– Ты поэтому в Нумераторы пошла?
– Да. Она мне доверяла, и многое рассказывала: и про сны, даже про Дракона намекнула. Я не говорю, что смогла бы её… «удержать», но хотя бы имя записать я могла!
Наверно, в этот момент я слишком громко заговорила, потому что люди вокруг начали искоса поглядывать в мою сторону и шептаться. Официант вынырнул буквально из ниоткуда, подхватил со стола вазочку с недоеденным мороженым, взамен подсунув счет. Я не стала дожидаться, когда мою физиономию сличат с федеральной рассылкой, положила поверх счета талоны, пожелала спокойной ночи Михаэлю и поднялась в снятый на ночь номер.
Это была стандартная комната со встроенным шкафом, односпальной кроватью и видом во двор гостиницы. В ванной уже был растоплен камин. Я отодвинула занавеску из органзы с атласными прожилками – за окном новая порция дождя поливала поля, кустарник, изгороди. Пока набиралась горячая вода в ванну, которая, как и столики в кафе, тоже стояла на ножках в виде львиных голов, я огляделась: на деревянной подставке, похожей на мольберт – толстые махровые полотенца, на стопке книг – медный кувшин и несколько флаконов с шампунями. Я разделась и постояла босиком пару минут на облезшем деревянном полу: как хорошо, что его не красят заново, не прячут под слоем жирной краски нежную и теплую текстуру. Я вытащила из стопки книг самую яркую обложку, намереваясь почитать, но стоило погрузить усталое тело в горячую воду, как пальцы разжались сами собой, и книга упала куда-то за ванну. Было приятно, что тепло от камина не обжигало, а согревало щеки и плечи. Дождь за окном постепенно превратился в ливень, а огонь догорел, прежде чем я намылилась одним из кусков изготовленного вручную мыла.
Вернувшись в комнату, я не стала включать лампу, лишь слегка сдвинула занавеску, чтобы свет уличного фонаря упал на изножье кровати. Ночь была глубокой и тихой. Сначала теплой, а потом прохладной и сырой. Тьма превратилась в одну плиту, толщиной в световые года. И весь мир стал коробкой, для которой эта плита служила герметично закрывающейся крышкой. И эта крышка опустилась. Я видела её приближение, видела идеально гладкую поверхность, похожую на отполированную гигантскую плитку шоколада. Я лежала навзничь на сырой земле, мягкой и рыхлой, какой-то «сытой», без единого камушка. Если бы я встала, на земле остался бы отпечаток каждого моего волоска. Но встать я не могла, потому что на мне лежали миллионы световых лет тьмы. Я ощущала всю тяжесть мира на себе, но, опустившись, тьма не раздавила меня. Она изогнулась по контурам моего тела, и не осталось ни единой щели, ни одной молекулы кислорода между мной, землей и этой тяжестью. Я знала, что тьма заканчивается где-то у ближайших Врат Галактики.
Наверно, я кричала, и постель была сбита, а подушка лежала на полу. Это было моё второе в жизни сновидение, и было от чего испугаться. Прижав руку к тому месту, где под ребрами отчаянно билось сердце, я глубоко выдохнула, и подумала без внутренней усмешки: если сны – это первый симптом, то второй – это Драконы, а значит, скоро они явятся за мной.
Обычно, пока мы накрываем на стол, то успеваем переделать массу дел: возвращаем друг другу вещи, взятые во временное пользование, выкладываем из сумок гостинцы, и, по обыкновению, говорим о последних событиях на работе. Сидя за столом с первым бокалом вина, обсуждаем кино и актеров. А ко второму бокалу мы плавно переходим в область непознанного. В этот момент наши домочадцы молча встают, набирают в тарелки сладости и по-английски уходят к своим рисункам, танкам и ноутбукам. В танки играет мой зять уже много-много лет. Проходит игру до конца и начинает её заново. Интересно наблюдать, как он уворачивается от снарядов и вздрагивает всякий раз, когда противник в него попадает. Почти три месяца компьютер был на ремонте, а когда его починили, Даша грустно вздохнула: «Скоро к нам танки вернутся».
Сегодня Кира испекла традиционный шоколадный кекс и открытый пирог с замороженной вишней. Ягоды она положила щедро, но оказалось, что вишня была с косточками, поэтому этот вкусный пирог все ели долго, выковыривая их из начинки.
За этим занятием я рассказала о своей печали про исчезнувшие файлы и о том, что такой поворот событий я не ожидала, потому что случилась эта неприятности внезапно, без предупреждения извне. Мы поспорили про интуицию, точнее о том, должна ли она нас предупреждать о неприятностях на работе. Я, конечно, настаивала на том, что тут она меня подвела, хотя, обычно я хорошо слышу внутренний голос. Вот случай был недавно. Зашла в полупустой трамвай. В салоне стояла тишина. Где-то на полпути к следующей остановке внезапно подумала: « Что-то контролеров я давно не видела. То ли перестали пассажиров проверять?». В ту же секунду за спиной послышался голос: «Предъявите билеты на контроль».
Родственники дружно надо мной посмеялись, потому что были уверены, что я увидела подозрительных тёток с блокнотами в руках, проанализировала подсознанием информацию, и оно мне выдало готовый результат: «в трамвае контролёры».
Кира, глядя в окно на почти освободившийся от снега город, сообщила, что ей начал сниться сад, а значит скоро «начнется сезон». На этом сообщении зять и племяшка оставили нас на кухне вдвоем. Точнее, втроем, потому что к ногам Киры легла Рада – собака, которую она шесть лет назад нашла в чистом поле. Кира полагает, что до момента их встречи Радка не существовала, и что её просто свалила ей на голову Судьба в качестве подарка шоколадно-палевого цвета с завитками кудрей по брюху и длинным ушам.
Тут, раз мы затронули тему садов и огородов, я рассказала сестре, что кузина Валя две недели, как делает ремонт, и по ходу его сменила унитаз. Бачек – та емкость, в которой накапливается вода – она сначала выбросила, но потом ей стало жалко почти новую добротную вещь. Валя сбегала на свалку, отмыла его и поставила на балконе, посадив в нем настурции. Шикарная получилась ваза с цветами.
Допивая чай, Кира спросила, поеду ли я в Паберег на выходных, навестить подруг.
– Пока нет. Эмма делает ремонт, а Маля очень занята. Представляешь, какая у неё программа на три дня: в пятницу видеоконференция по округу, в субботу приезжает группа из Сиверска для занятий с энергетическими какими-то зонами, в воскресенье едет с подругой в горы, набираться «природы». Я даже по-хорошему немного завидую её занятости.
Мы с сестрой поговорили немного о йоге, на которую уже давно собирались записаться, потому что почти на два года забросили всякие духовные практики. Тут я вспомнила о том что, о чём давно собиралась рассказать:
– Представь, я недавно испытала чувство расширения, будто меня много в тонком мире. Словно, что все мои прошлые, будущие, параллельные и альтернативные жизни, живущие за завесой в других измерениях, наконец, связались друг с другом. Они не «слепились» как снежная баба, а протянули каждый от себя в общий центр тонкие энергетические нити. Меня буквально «стало много». Я перестала чувствовать себя только физическим телом, а стала воспринимать его лишь вместилищем части меня в этом измерении. Словно увидела себя изнутри в виде огромного пустого пространства между атомами.
– Здорово! – вздохнула Кира. – А я даже медитировать перестала последнее время.
– Помнишь, мы читали статью про Предназначение – что, мол, это типа уловка Нью Эйдж? Я про это снова думала. И знаешь, у меня, таки, есть Предназначение!
Сестра поставила тарелки в раковину, смахнула со стола крошки и села напротив меня, долив немого горячего чая в наши кружки:
– Надеюсь, не нести духовные знания в массы?
– Не знания, а Свет!
– О как!
– Не смейся. Теория у меня такая. Я думаю, что мне надо наполнять эту мою пустоту между атомами божественной энергией и любовью, чтобы стать Светоносцем. Надо намагничивать и притягивать как можно больше Света. Каждый из нас знает парочку духовно развивающихся метафизиков, словно мы расселены на Земле в пределах видимости. А это значит, что мы, как маяки, поставлены на некоторое расстояние друг от друга, и наша работа состоит в том, чтобы освещать вверенный ему участок Земли. Каждый человек, даже просто проходящий мимо, сможет на уровне духа получать Божественную Любовь через нас.
– Хорошая теория.
– Я назвала это «Излучением свечения».
– И у тебя всегда получается твое Излучение?
– Нет, конечно. Сегодня из-за дурацкого отчёта, я вообще соорудила вокруг себя непроницаемую защиту из недоброжелательности. Какое там свечение.
Кира посмотрела в окно, где чудесную панораму на старый город и реку стала закрывать строящаяся четырнадцатиэтажка. Раньше, неба в окнах, луны, и радуг было в изобилии, а теперь лишь на левой половинке, но и этого хватало, чтобы подолгу изучать дальние дали до самой арки моста через реку. Только сейчас я заметила, что на узкий подоконник между горшков с геранью примостился Степка. У этого черного кота разные глаза – голубой и зеленый с большим черным зрачком.
– А я считаю, что мы просто должны быть порядочными людьми. Перестать злословить, осуждать кого бы то ни было, винить окружающих в своих переживаниях, винить себя – представь, что ты каждый день прилагаешь для этого усилия, и когда-нибудь сотворишь из себя лучшего человека.
– Так и я про то же говорю! В грязную форму Свет не вольется. Для того, чтобы быть проводником Света, надо быть с ним на одной волне.
– А разве обязательно называть это Предназначением?
– Конечно! Капелька Эго делает нас человечней. Кроме того, мое Предназначение достаточно безобидно.
– Ну, тогда флаг тебе в руки.
Я засмеялась вслед за Кирой.
Пока сестра перемывала посуду, я рассказала ей очередной сон про разрушение своей квартиры. Про то, как я открыла глаза в тот момент, когда кровать стала сползать в зияющий проем вместе с обломками кирпичных стен, кусками бетонных блоков и деревянными перекрытиями. Воронка, в которую всё это бесшумно падало, была бездонна и черна – я знала, что подвалом она не ограничивается. Пока я кричала, на той стороне комнаты открылась дверь, и силуэт сына в освещенном проеме постарался меня успокоить: «Мам, проснись!». Я смотрела на разделяющие нас трещины в полу, нагромождение обломки и удивлялась, что его это не тревожит. Я на секунду закрыла глаза, и картинка перезагрузилась – только что я была в центре хаоса, а теперь среди ночи стою посреди комнаты и ору от ужаса…
Катящийся камень мхом не зарастет
Особнячок-кафетерий стоял посреди площади, и, казалось, мостовая обтекает его, делясь на две узкие улицы, справа и слева от этого дома. Получалось, что одни посетители кафе садились за столики на одной улочке, а другие на соседней.