— Мистер Малфой, не заставляйте меня повторять. Карманы!
Видимо, слизеринцу ничего не оставалось делать, как подчиниться. Джеймс усмехнулся: так тебе и надо. Теперь мне даже не придется обижать твоего ни в чем не повинного филина. Просто не повезло птице попасть к вам, слизнякам малфоевским…
— Что это? — опять донесся голос декана Гриффиндора.
— Это? А вам плохо видно? — Джеймс чуть не хмыкнул, представив себе лицо Фауста. — Это колба.
— С чем?
— Огневиски, чтобы не мерзнуть.
Ну, Малфой, ты и идиот…
— Дайте.
Джеймс в деталях представил себе картину, как профессор берет колбу из руки слизеринца, откупоривает и нюхает то, что находится внутри. Может, даже капает на что-то…
— Не знал, мистер Малфой, что Огневиски способно раздуть камень, если на него капнуть, — вкрадчиво заметил Фауст, и Джеймс улыбнулся. Попался, слизняк…
— А, может, вы не пробовали? — донесся ответ Малфоя.
— Минус двадцать очков со Слизерина, мистер Малфой.
— За что? — спокойно откликнулся Скорпиус.
— За то, что вы заставили кошку мистера Филча выпить Раздувающего зелья, — проговорил декан Гриффиндора. — Вы наказаны до Рождественских каникул. Идемте.
Джеймс ждал, что скажет слизеринец, но от него не донеслось ни слова. Лишь шаги по ступеням.
Почему Малфой промолчал? Почему не сказал, что это не он надул кошку Филча?
Джеймс в растерянности оглянулся на свою сову, теребя край мантии. Потом вынул палочку, произнес «Locomotor ululae», поднял свою птицу и стал вместе с ней осторожно спускаться с башни.
Он довольно быстро дошел до кабинета Фауста, все время мысленно извиняясь перед бедным Бэгом, открыл без стука дверь и ввалился в нее, заклинанием потянув за собой сову.
— Профессор…
Джеймс замер, потому что перед столом Фауста стоял Малфой. И декан Гриффиндора, и слизеринец обернулись.
— Это что? — Фауст ткнул палочкой в птицу Джеймса.
— Это то, что было моей совой, пока Малфой на нее раствором не капнул, — ответил гриффиндорец, опуская Бэга на пол.
— Так-так, замечательно, вы, мистер Малфой, оказывается, не любите животных, — зло произнес Фауст, подходя к сове. Слизеринец равнодушно молчал, даже не смотрел ни на кого, заложив руки за спиной. — Сначала миссис Норрис, теперь сова Поттера…
— Профессор, — глубоко вздохнув, привлек внимание декана Джеймс. — Миссис Норрис… Это не Малфой.
— Простите?
Джеймсу показалось, что слизеринец взглянул на него, но мальчику было все равно:
— Миссис Норрис заставил выпить зелье… я.
— Прекрасно, — Фауст распрямился, стоя над Бэгом, глаза его полыхали гневом. — Два сапога — пара. Двадцать очков с Гриффиндора, мистер Поттер, и вы тоже наказаны до Рождественских каникул.
Джеймс бросил взгляд на Малфоя: тот чуть искривил насмешливо губы.
— Идите, мистер Малфой, к своему декану, он назначит вам наказание за то, что вы применили к сове Поттера раздувающее зелье. Не забудьте сказать профессору Слизнорту об этом.
Слизеринец кивнул, обошел стоящего у совы Джеймса и вышел из класса.
— Дилетант.
— На себя посмотри.
— Меня не поймали с зельем, как некоторых!
— А я не додумался тронуть кошку Филча.
— Не додумался, потому что мозгов не хватило.
— Это у тебя их не хватило понять, что преподаватели так это не оставят. Из-за тебя третью неделю трудимся, как домовики…
— Если бы ты не наткнулся на Фауста, нам бы не пришлось чистить все эти доспехи и кубки к Рождеству…
— Если бы у бабушки кое-что было, она была бы дедушкой.
— Придурок. Что тебе плохого сделала моя сова?!
— Это была сова? Я думал, что это метла Филча…
— Это ты станешь метлой, если еще раз тронешь мою сову!
— Да далась мне твоя сова!
— Вот и отвали. Вообще иди отсюда!
— Где хочу, там и хожу, буду еще всяких лохматых слушать.
— На себя посмотри, клоун блондинистый!
— Кто еще клоун. Причешись сначала, потом поговорим.
— Да пошел ты, Малфой! Я вообще с тобой разговаривать не желаю.
— Ну, и плыви отсюда. Топай лапками…
— Когда захочу, тогда и пойду, будешь мне еще указывать.
— Поттер, ты дегенерат, своих-то слов не нашел?
— От дегенерата и слышу, слизняк зеленый!
— А слизняки бывают фиолетовыми?
— Если их хорошенько побить, чтобы не выпендривались, то могут.
— Кто бить-то будет? Ты, что ли?
— Испугался?
— Ха, это ты лучше пугайся…
— Тебя, что ли, блондин пустоголовый?
— Уж лучше быть блондином пустоголовым, чем брюнетом с кочкой на голове.
— Это не кочка! Это удлиненный «ежик»!
— Прости, кто?
— «Ежик», прическа такая, деревня ты глухая!
— Да… Ежик…
— Да пошел ты, Малфой!
— Сам иди, ежик.
— Я не ежик!!!
— Ты сам сказал только что, память плохая?
— Еще раз так меня назовешь, я из тебя оставшееся от твоего мозга выбью!
— Ага, хочу посмотреть, как. Пыхтеть будешь или фыркать?
— Чего?!
— Ну, как еще ежи могут драться? Иголками, разве что…
— Ты, хорек белобрысый, сейчас же нарвешься…
— Так страшно, аж уползти хочется…
— В норку? Там папочка-хорек заждался?
— Поттер, у тебя мозгов точно не больше, чем у ежа. Фантазии столько же.
— Я тебе сказал, что если…
— Надоел ты мне…
— Ага, сразу сбегаешь? Трусливый хорек!
— Повтори.
— Со слухом не в порядке?
— Поттер, договоришься.
— Очень страшно… Даже поджилки трясутся.
— Дуэль?
— Запросто.
— Когда?
— После каникул.
— Когда точно?
— Ты на этот день себе наказание устроишь, Поттер?
— Когда?!
— Первого февраля.
— Чего не первого июня?
— Даю тебе шанс выучить хоть пару заклинаний, а то будет избиение… ежика.
— Да пошел ты!
— Спасибо, уже иду.
— Малфой, не забудь написать завещание!
— На память не жаловался. Если только ты заразен…
— Говори-говори…
— Пока, ежик!
— Малфой!!!
Глава 7. Рождественский Шекспир
— …А потом он замахивается своей дубиной и орет: «Ах, ты мерзкий Урк Усатый! Раз ты съел моих червяков, я пойду войной на твое племя!» И бьет дубиной по голове Урка… — Джеймс сделал движение, будто снес кому-то полчерепа.
Мальчик стоял посреди полумрачного чердака, с паутиной на волосах, согнув спину и скорчив страшную рожицу. Лили хихикала у стены, прикрывая рот ладошкой, и смотрела на представление из Истории магии, что разыгрывал для нее брат.
— «Да как ты смеешь, слюнявый Дубина Дубовый!» — Джеймс развернулся на сто восемьдесят градусов, словно исполнял другую роль, и запищал тонким голосом. — «Ты укокошил моего мужа! Кто теперь будет мне колоть дрова?! Эй, родственнички, берите вилы…»
— Она так и сказала? — сквозь смех спросила Лили, глядя, как Джеймс вытанцовывает какую-то джигу, словно призывает кого-то.
— А почему нет? — мальчик остановился на пару мгновений.
— То есть у гоблинов мужья нужны только для того, чтобы колоть дрова?
— Понятия не имею, надо спросить у Малфоя, — пожал плечами Джеймс, садясь рядом с Лили и отбирая у нее уже надкушенную шоколадную лягушку.
— Почему Малфоя?
— Ну, у него в родственниках были гоблины, — хмыкнул мальчик, уплетая шоколад.
— Правда?!
— Ну, не знаю, хотя по лицу кажется, что да…
Лили рассмеялась. Джеймс знал, как доставить удовольствие сестре. Когда он приехал, она лежала с простудой, но сегодня, в Рождество, маме удалось сбить температуру, и Лили смогла подняться. Хотя мама вряд ли об этом знает…
— Осталось совсем немного — и я тоже поеду в Хогвартс, — Лили чуть улыбнулась, стирая со щеки брата шоколад. — Здорово будет, правда?
— Ага, помимо Розы, мне еще и тебя придется… оберегать, — кивнул Джеймс, хитро щурясь. Он не говорил ей о том, что Розу в основном оберегал от себя самого — чем меньше они пересекались, тем легче жилось обоим.
— Меня не надо оберегать! — возмутилась девочка и тут же закашлялась. — Я сама могу за себя постоять!
— Угу, — кивнул Джеймс, — от твоего визга кто угодно убежит подальше.
Лили насупилась, но уже через пару мгновений они вместе смеялись, из-за чего сестра снова начала кашлять.
— Дыши глубже, — посоветовал менторски Джеймс, пережидая приступ сестры.
— Давай, когда я приеду в Хогвартс, мы Малфоя поймаем и… свяжем где-нибудь, пусть посидит и подумает о своем мерзком поведении, — предложила Лили, заглядывая в глаза брата. — Он ведь мерзкий, да?
— Не то слово, — фыркнул Джеймс. — Он же слизеринец, что ты от него хочешь? Мало того, что слизеринец, ведь еще и Малфой! А чего хорошего ждать от этой семейки? Дед был правой рукой Волан-де-Морта…
— Ой! — пискнула Лили, но брат ее проигнорировал.
— Отец — трусливый хорек, которого всем вечно приходилось вытаскивать из полной ж…
— Джим! — возмутилась Лили.
— Что? — невинно захлопал глазами мальчик. — Если так и есть? Тем более, так дядя Рон всегда говорит…
— А Роза говорит, что…
— Розе вообще не свойственно молчать, так что не думаю, что нам стоит слушать все, что ей там придет в голову… — отмахнулся Джеймс.
— Она сказала, что ты надул кошку мистера Филча.
— Болтушка твоя Роза, — изрек мальчик, извлекая откуда-то из-за коробки мешочек с Всевкусными орешками. — Хочешь?
— Нет, — покачала головой Лили. — Ты чего постоянно ешь? Как Альбус…
— Я расту, и не надо меня сравнивать с этим коротконожкой…
— У него нормальные ножки, — Лили отобрала у брата мешочек с орешками. — Он ведь еще маленький…
— Ага, как ножки, так он маленький, а как слопать все конфеты из вазы и вазу облизать, он вполне способный, — заметил Джеймс. — И отдай мне орешки.
— Обещай, что в школе возьмешь меня с собой, если соберешься разбираться с Малфоем, — Лили спрятала руки за спину.
— Отдай орешки, — нахмурился Джеймс.
— Обещай — и отдам.
— Ладно.
— Нет, ты скажи…
Мальчик уже открыл рот, чтобы ответить, но дверь на чердак отворилась, и на пороге появилась рассерженная мама с каким-то зельем в руке:
— Лили! Целитель сказал, чтобы ты не вставала!
— Но, мама, Джим ведь приехал…
— В кровать, а Джим твой может и в твоей комнате с тобой общаться, — сурово произнесла Джинни. — И тебе пора принимать лекарства.
— А где папа?
— Он с дядей Роном ушел за подарками, — мама суровым взглядом провожала ребят, когда они поднялись, немного отряхнулись и стали спускаться вниз по узкой лесенке.
— О, блеск, — фыркнул Джеймс. — В этом году нас ждут незабываемые сюрпризы под елкой.
— Джим… — мама чуть недовольно покачала головой, но в уголках ее глаз теплилась улыбка.
— А что я? Я тут буду совершенно ни при чем, — они дошли до комнаты Лили.
— Джеймс, спустись и посмотри, как там в манеже Ал, — попросила мама. — Он спал.
— Нееет, — почти взмолился мальчик. — Уж лучше я Лили лекарства буду давать…
— Без разговоров, — и Джинни подтолкнула мальчика к лестнице. — И если он проснулся, дай ему молоко…
Джеймс насупился и, громко топая по ступеням, направился в гостиную. У дальней стены, недалеко от вчера наряженной елки, был манеж Альбуса, в котором уже проснувшийся братец стоял, держась за края, и чему-то небесно улыбался. Увидев Джеймса, он захлопал в ладоши и затопал ножками, издавая булькающие звуки. Почему-то братец никогда с ним не разговаривал, хотя в присутствии Лили или родителей трещал, как Слизнорт после бутылки Огневиски.
— Ну, и по какому поводу такая бурная радость? — нахмурился мальчик, беря со стола бутылку с молоком и подходя к манежу. Джеймс знал, что Альбусу нужно держать бутылку, иначе он выльет все молоко на себя, но перспектива эта не сильно вдохновляла Джима. Вообще младший брат был редкостным лентяем, отказываясь пить из кружки и заставляя до сих пор поить его из бутылки, как младенца. Зря они его баловали, ой, зря…
— Лопай, толстощекий, — Джеймс осторожно засунул в уже раскрытый в предвкушении рот Ала соску и стал поддерживать бутылочку. — Такой огромный уже, а все из детской бутылки питаешься, косолапый. Говорил тебе: чашку надо учиться держать, а не конфеты тырить! Если бы ты… Ал, нет!
Джеймс не успел отскочить, когда Альбус, выпустив изо рта бутылочку, сделал громкое «Пффф», выплевывая молоко небольшим фонтаном прямо на брата.
— Ты зараза лохматая! — закричал Джеймс, глядя на то, как молоко растекается по его спортивным брюкам. А Альбус смеялся и хлопал в ладони, слизывая капли с подбородка.
— Ты чего так на него кричишь, Джеймс?
Мальчик оглянулся, зло сверкая глазами, к вошедшим из каминного холла Гермионе и ее детям. Они снимали на ходу шапки и перчатки.
— С Рождеством наступающим.
— У кого Рождество, а на кого плюют и этому радуются, — пробурчал мальчик, сунув бутылку в протянутые руки Ала и отходя. Пусть сам теперь возится, нюхлер пучеглазый…
Полоний:
— Что вы читаете, принц?
Гамлет:
— Слова, слова, слова.
Скорпиус мерно шагал по своей комнате, держа в руках книгу в темном переплете. Он уже был в парадной мантии и то и дело поглядывал на часы, что стояли на каминной полке. Наверное, гости уже начали пребывать в поместье, но мальчик не спешил покинуть прохладную тишину своей комнаты. Вечер обещал быть длинным…
Он поднес к глазам книгу, хотя многие строчки успел запомнить наизусть за те две недели, что провел летом в Италии. Там он мог читать все время, не опасаясь, что в любой момент его могут оторвать от книги, к которой он почему-то привязался так, как никогда не привязывался к людям. Словно в этой книге было что-то, что мальчику было жизненно необходимо. Именно сейчас, именно здесь…
Комната была пуста, если не считать Донга, который перекладывал одежду Скорпиуса в шкафу. Но домовика было нечего опасаться, иногда Скорпиус вообще забывал, что эльф в комнате и может слышать его.
«Гамлета» нельзя читать про себя. «Гамлет» должен звучать…
Скорпиус чуть усмехнулся, поднимая глаза к окну. Если взять бинокль, то отсюда можно увидеть фамильный склеп Малфоев, что приютился в самом дальнем конце поместья…
Голос звучал четко и немного гулко в прохладе серо-зеленой комнаты. Мальчик видел, как за его шагами и голосом следят подвижные уши Донга. Он опять посмотрел на часы: еще пять минут, и придется идти. Но ничего: книгу можно унести с собой, в памяти, которая, как губка, впитывала любимые строки…
— Скорпиус, ты почему не спускаешься?
Мальчик вздрогнул и обернулся, захлопывая книгу. В двери заглядывал Тобиас, в парадной мантии, с аккуратно зачесанными назад волосами. За его спиной маячила Парма.
— А стучаться вас не учили? — Малфой медленно убрал книгу в карман мантии, надеясь, что она поможет ему перенести очередную «рекламную акцию», заменявшую в их семье рождественский вечер.
— Мы стучали, — очень правдоподобно солгал Паркинсон. — Там уже и Забини, и Гойлы приехали, кажется, Фоссеты тоже…