- Иван, расскажите мне что-нибудь о себе.
- Особо и рассказывать не о чем. Всё на виду. Давайте лучше Вы о себе.
- О Вашем прошлом мало что известно. Мне это интересно.
- Я бы не хотел говорить об этом сейчас.
- Почему?
- Потому что это скучно, – вежливо улыбнулся Иван.
- Не думаю, что это действительно так. Мне, правда, интересно.
- У меня было обычное детство, до определённого периода оно было счастливое. Потом всё начало меняться. Наверное, тем периодом я распорядился не лучшим образом. Я мог сделать тогда хороший рывок во взрослую жизнь, но не сумел справиться со своими переживаниями. Они меня надолго поглотили. Вероятно, я об этом и сейчас сожалею. Раньше я желал выделяться каким-либо образом, что-то находил. Моя особенность была вполне обыденной, ничего сверхординарного. Да, кое-что мог делать вполне неплохо, но вряд ли именно это могло послужить пропуском в ряды гениев. Потом я понял свою обычность. Осознание обычности стало довольно важным шагом, оно будто сняло тяжёлый груз.
- А как Вы пришли к коммунизму?
- Постепенно. Сначала был обычный интерес, я не разделял коммунистические взгляды в то время, затем понемногу несправедливость начала возмущать меня. Мне хотелось исправить положение, хотелось, чтобы в жизни людей не было экономического соревнование, постоянной битвы за жизнь. В некоторых государствах, если человек остановится, ему не дадут умереть. В других государствах помощь при безработице будет настолько мала, что придётся выбирать между едой и жильём. Мне кажется, мы должны заботится об оступившихся, мы должны им дать шанс войти в жизнь снова, но, пока шанс не дан, мы должны заботиться об их жизнеобеспечении. Но, естественно, мы не должны потакать лени. При коммунизме мы должны заложить эту программу в головы людей.
- Вы считаете, это удастся осуществить?
- Понятно, что будет какое-то количество людей, которые будут мыслить иначе, они не захотят подстраиваться под всеобщую модель. Наверное, мы должны будем обеспечить им комфортное существование. Но то, что большинство пожертвует чем-нибудь перед ними, значит, и они должны будут чем-нибудь пожертвовать перед большинством. Пусть это будет более узкие рамки их зоны комфорта.
После окончания свидания Иван долго обдумывал разговор, возможность отношений. Лана ему очень нравилась, но, как казалось ему, время для отношений лежало где-то в будущем. На тот момент, думал Иван, самым главным представлялся коммунизм.
---
Далее всё свершилось быстро, как и было описано вначале нашего повествования. Иван старался оставаться в определённых рамках. Не всегда удавалось. Это приносило определённые плоды во взаимодействии с определёнными людьми, желавшими видеть сильного лидера, который будет решать за них определённые вопросы. Другие же – те, которые негативно относились к несколько повышенной авторитарности, уменьшали свою лояльность к нему. Однако, как уж повелось, большинство составляли именно первая группа людей.
Это определялось дистанцией власти Хофстеде. Культуре с высоким уровнем дистанции власти характерен авторитарный стиль управления, которого как раз и придерживался наш герой. Не в последнюю очередь благодаря пониманию дистанции власти в конкретных культурах.
---
Как и у многих «вождей» у Ивана был мистический интерес. Только выражался он не в поисках граалей, шамбал и возможных обретений новой молодости, а в научной мистике, хотя и само слово «мистика» скорее условное. Если, к примеру, число π обладает весьма определённой мистикой, найденной или притянутой за уши, где только можно, то длина Планка – это нечто философское. Ивану было интересно, действительно ли длина Планка – самая маленькая длина, за которой ничего нет или за ней всё же нечто возможно. Конечно, для себя Иван решил, что возможно, но виду старался не подавать, то и дело раздумывая над этим вопросом, находя новые аргументы к своей правоте, лежащие, правда, за пределами наук, способных дать точный ответ. Ивану же, несомненно, понравилось изречение Мичио Каку «шиворот-навыворот», то есть шиворот находится с одной стороны длины Планка, а выворот – с другой.
Ивану доставляло невероятное наслаждение представлять, как с той стороны длины Планка образуются и погибают вселенные, а пока для него проходит несколько секунд, для вселенных с той стороны проходит весь жизненный цикл или нежизненный из-за невозможности создания атома и т.п. Меньше Ивану нравилось осознавать, что с другой стороны также возможна такая грань и некий гигант, больший в невероятное количество раз, чем вся родная Ивану Вселенная, выстраивает в своём огромном мозге подобные мысли, пока Вселенная Ивана рождается, расширяется и умирает в холоде.
Что-то было в этом символическое, думал Иван, весь труд его жизни – ничто по сравнению с самой Вселенной, а сама Вселенная может быть ничем по сравнению с одним только жителем другой вселенной, тогда как и сам Иван может значить значительно больше огромного количества других вселенных, в которых могли происходить открытия и происшествия куда величественнее, нежели в нашей родной Вселенной.
---
На встрече с учёными во время конференции были обозначены приоритеты. Иван, после совещаний со своими советниками по науке, выделил космос и улучшение жизни на Земле. Иван интересовался возможностью улучшения технологии опреснения воды, всевозможными фильтрами, защитами, переработками. В космосе было выделено направление более быстрого перемещения в пространстве, возможность использования чёрных и белых дыр, в дальнейшем – поиски планет с пригодной для жизни человека атмосферой. Встреча проходила целый день с небольшими перерывами. Далее ещё три дня проходили всевозможные выступления и более конкретные по наукам и задачам обсуждения, на которых Иван старался присутствовать. Наиболее интересное с пропущенных выступлений и обсуждений подавалось Ивану в докладах, которые откладывались на ближайшее после конференции время, так как даже неглубокое их изучение заняло бы, по меньшей мере, неделю.
На второй день конференции развернулась большая дискуссия над проблемой городов. Было решено создать две группы, которые должны были провести параллельную работу в этом направлении, подключить архитекторов, в наиболее короткое время выдать результаты.
Также было принято решение о собрании в скором времени новой конференции, посвящённой сельскому хозяйству.
В общем, дел было невпроворот, но никто не жаловался, потому что многие из этих людей всю жизнь ждали времени, когда их идеи не будут тормозить и всячески мешать, а дадут карт-бланш.
Реформирование проходило не всегда гладко, с некоторыми эксцессами, непониманием, неудобством. Но всё это было из-за непривычки и весьма быстро все осваивались и находили нововведения более удобными.
---
У советских коммунистов был в почёте интернационализм, космополиты были «безродными», однако для Ивана интернационализм был подобен дикости, ни одна мысль за годы не пробралась, способная хоть сколь-нибудь поставить под сомнение космополитизм. Только в нём виделось спасение.
Когда кто-нибудь проявлял интерес к этой теме, Иван был способен длительные промежутки времени посвящать общению на неё. Иван настаивал на тотальном смешивании. Так, казалось ему, люди при всём желании через несколько поколений не смогут определиться, будут иметь вечную проблему самоидентификации, пока мозг не подскажет им удалить национальность из критериев самоидентификации. "Стереть и потоптаться", как говорил Иван.
---
- Что для тебя конец жизни, Иван?
- Наверное, какое-то продолжение. Главное, чтобы продолжение не было в пустоте.
- Ты боишься пустоты?
- А ты нет?
- Не знаю.
- Я её очень боялся в детстве. Я много думал над тем, что может быть после, но кроме пугающей пустоты, мне не приходило ничего в голову. Я и сейчас не знаю: стоит ли бояться или нет.
---
Иван часто думал о рыбалке Троцкого на турецком острове. Очень часто. Троцкий представал в этот момент слишком простым, противным. То ли из-за простоты, то ли из-за рыбалки. Если бы Лев Давидович был не Троцким, а Бронштейном-редактором мелкотиражной газетёнки с общими на десятки или даже сотни подобных изданий новостями, вызывал бы он большее или меньшее отвращение? Иван настаивал на слабостях Троцкого. Многочисленных слабостях. Только так Троцкий превращался в обычного человека и не давил на Ивана.
Сны были другим делом. В них Троцкий брал полную власть над Иваном. Даже знакомил с родителями и обещал все свои тайные богатства за женитьбу на нём. Троцкий продолжал появляться во снах с завидным постоянством, а проснуться не получалось.
Проводил Иван часто параллели между собой и Троцким, неизменно приходя к выводам о том, что Лев Давидович хуже его, бесчеловечнее.
---
Можно сказать, сомнения во многом определили и продолжали определять жизнь Ивана. Бывали моменты в жизни, когда сомнения были особо активно. Иногда казалось, что с годами это случается реже и носит не столь радикальный характер. Однако в эти дни Иван мучился сильными сомнениями. Для себя он определил их как болезнь. Сомнения утверждали неправильность поступков, но Иван, такое впечатление, проглотил огромный камень, чтобы ничто не могло сдвинуть его с занятой позиции. Времени сомнения побеждали в отдельных битвах, Иван признавал неправоту, но камень был на месте и не давал возможности предать идеалы.
Часть 2. Даниэль
Большие облака опустились так близко, как можно. Со стороны они выглядели тяжёлыми и величественными. Наверное, это были последние тёплые дни осени. Ветер, поднявшийся к вечеру, был северо-восточным, холодным. Деревья вдалеке слегка наклонялись, когда северный гость проходил рядом с ними. Будь Вы в доме, Вы могли пить горячий чай, читать книгу и смотреть в окно.
Молодая девушка именно это и делала. На предпоследней странице "Звёздной пыли" её тело дало знать – ребёнок хочет наружу. Они ожидали его не менее чем через три недели. Дома она была одна. Первый звонок был в скорую помощь, второй – мужу. Через боль.
Девушке казалось, что она может потерять от боли сознание. Бессилие в это время породило страх.
Заблаговременно была открыта дверь. Когда роды уже начались, скорой помощи ещё не было. Врачи появились только спустя пятнадцать минут после начала родов. Несколько сожалений в беременности отбивались скорым приходом в их жизнь ребёнка.
Сказать, что всё в жизни Даниэля было гладко, наверное, нельзя. Гладкость губила способность мыслить с самого детства. И пусть критично мыслить он начал довольно поздно, излишне поддаваясь идеалистичным настроениям, не веря в плохую оболочку людей, но многие собственные мысли пугали, становились фундаментом новых страхов. Можно сказать, Даниэль и Иван были схожи во многом. Собственно неудивительно, что такие, как казалось, параллельные жизненные дороги, в конце концов, перестали носить параллельный характер.
---
Чтобы избавиться от негативных эмоций и мыслей, Даниэль делал физические упражнения. Редко действительно помогало, но хоть на какой-то промежуток времени он мог занять себя. В тот день, начав отжиматься, Даниэль осознал, что не чувствует усталости в руках, усталость перебивала ноющая боль в пояснице, она излишне прогибалась, не подчиняясь мозгу. В дальнейшем, это не раз повторится. Боль в пояснице приводила впоследствии к многочисленным совершенно далёким друг от друга мыслям.
После очередной подобной боли Даниэль смотрел на себя в зеркало. Казалось, кто-то другой стоял перед ним. Красивее, мужественнее. Дело было в небритости. Даниэлю казалось, что человек из отражения, этот чуждый идеал женских грёз, завладел им, насмехаясь своим холодным смехом прямо в мыслях.
Что за наглость, думал Даниэль в своих ещё более глубоких мыслях, потому что внешний слой мыслей казался захваченным Отражением навсегда. Даниэль не мог оторваться от зеркала, начинало казаться, что отражением стал он сам. Весь мир оказался в клетке. Мысли гуляли вширь.
Какая печаль, думал Даниэль, я знаю, что мы теперь в клетке, а больше никто на этой планете об этом не знает.
Позднее он осознал вину. Это же сам Даниэль смотрел в зеркало и позволил Отражению поменять миры местами.
После получаса, проведённого перед зеркалом, Даниэль почувствовал боль в ногах. Это стало спасением, и он смог оторвать взор от зеркала. Даниэль ничего не понимал, что за вздор был в его мыслях, почему внимание было настолько сосредоточено. Казалось, что его туда засасывает. Противные ощущения.
---
Даниэль вёл блог, который давал довольно посредственные результаты посещений, однако вёл он его, скорее, для приведения своих собственных мыслей в порядок. Даниэлю не с кем было поделиться своими переживаниями. Первую запись он назвал "Трагедии вдохновляют". После этого он стал писать довольно часто. Его записи касались и отмены правил дорожного движения в Драхтене, и вопросам, посвящённые морали, свободе выбора, равенстве.
"Вы же замечали, что трагедии вдохновляют? Будь это история жизни Анны Франк или Мюнхенская трагедия 1958 года с молодой командой Манчестер Юнайтед, история жизни Стива Джобса или борьба с нацистами советского солдата-еврея. Подобные трагедии заставляют жить, заставляют идти вперёд".
У Даниэля тоже была такая трагедия. Пусть и не настоящая, пусть и детская, но о ней вспоминал он довольно часто. Были и другие, но эта была особенной. Детские слёзы много раз вспоминались, они заставляли двигаться, заставляли действовать.
---
Наверное, хуже всего осознавать наличие сознания от боли. От комка неистовой боли в груди, готового взорваться, разнеся не только тело, но и всю Вселенную. И это видится самым удачным вариантом. Тогда ни один атом не будет помнить причину боли. Ни один атом не будет помнить мужских слёз. Всё померкнет в равнодушии, больше никто в целой Вселенной не будет разрываться от боли. Боль рождает сильных духом, но убивает что-то в человеке. Что-то очень важное. Возможно, целая часть человека умирает, чтобы другая часть жила, забыв причину.
От боли, теряя человека, которого любишь, хочется исчезнуть, никогда не существовать. Когда человек, которого любишь, отказывается от твоей любви, особенно после долгого времени вместе, кажется, что в этот самый комочек в груди вонзает нож именно тот человек. Потом, может, придёт осознание другого. Что сам Даниэль убил любовь. Своими поступками, словами. И сказав однажды конкретную фразу, весы слегка переползают на другую сторону.
Даниэль откажется от любви навсегда. Пообещает самому себе.
---
Даниэль в очередной раз стоял перед настенным зеркалом. Был конец осени, обычный день без солнца. Комната хорошо освещалась – если бы ни непонятный слой на небе, который тяжело было назвать облаками или тучами, в окно, располагавшемуся перпендикулярно зеркалу, ярко светило бы солнце. Даниэль не мог понять что изменилось с его внешностью с шестнадцати лет, что произошло с лицом за прошедшие шесть лет. Что-то однозначно произошло, но разглядеть не получалось. При улыбке лицо явно изменилось, обнажая средиземноморские черты, сглаженные при спокойном лице холодной северной безликостью. В детстве собственная внешность, симбиоз разных влияний, казалась Даниэлю глянцевой и безликой. Если бы не милое выражение лица, думал Даниэль в шесть лет, он бы просто растворился в окружающем мире.
Самое интересное происходило при смене взглядов – Даниэль видел в зеркале разных людей. Выражение лица менялось и начинало каким-то непонятным образом отображать сущность взглядов.