— Как уехал? — обалдело переспросила я.
— Да так. Раненько спустился, вы еще спали, выбрал лошадку себе, сказал, что вернет непременно, и поехал себе.
— А когда вернет, не сказал?
— Ничего не сказал. Кушать-то будете?
Насчет кушать — это, конечно, вопрос хороший и своевременный. Но я же без денег… все деньги остались в башне, где мадам, и у Джека тоже была с собой сумма, естественно, но где он, Джек? И какого черта он меня тут бросил одну? Ну, попадется — глаза повыцарапаю. Хорош компаньон!
— Извините, — смущенно призналась я, — все деньги были у него… у меня совсем ничего нет, так что я, наверное, просто попрощаюсь и пойду.
К моему изумлению, девица сразу побагровела, разинула рот и заорала:
— Это как же — просто пойду? Никуда ты не пойдешь, подлая! Ишь, нищую из себя разыгрывать вздумала. Мы нищим не подаем, у нас приличное заведение! Ты заплати спервоначалу, а потом, хошь иди, хошь не иди, ишь, вчерась-то многие хотели насчет тебя поинтересоваться, кабы не тот мистер, так ты бы от того мужика с красной рожей так просто не отделалась бы…
— Тихо, тихо, Дженет, чего ты раскричалась с утра пораньше? — прервал девицу мордатый чернявый парень, видимо, трактирщик. — А вы, милая, платите да и идите себе потихоньку.
— Да она голодранка, у ней денег нету! — снова завелась Дженет.
— А ну убирайся на кухню! Не ори, лучше посуду помой! — хозяин грубо толкнул Дженет и повернулся ко мне:
— Все очень просто, голубушка. Мне твой любезный вчера только пообещал плату, а заплатить ни полстолька не заплатил. Я бы тебе ужин на двоих с бесплатным приложением — ночлегом на сеновале, — пожалуй, простил бы, но тут речь о коне, которого он у меня одолжил на время. Вернется он, даже не сомневаюсь, что вернется, но тебе придется пока побыть здесь. И отработать ваш ужин, а заодно, возможно, и сегодняшний тоже — если его не будет здесь к вечеру. Не дам же я тебе с голоду помереть. Так что иди-ка, помоги Дженет, у нее полно работы.
— Это вы, конечно, здорово придумали, насчет отработки, но я тут пальца о палец не ударю. Я согласна сидеть и просто ждать, пока Джек не вернется, — я постаралась задрать нос повыше и скорчить мину пострашнее.
— Да? А кормить тебя кто будет, архиепископ Кентерберийский?
— А мне плевать! Я на диете?
— Чего?
— Я могу несколько суток не есть, понял? И мне ничего не сделается!
— На том и порешим. Дженет! Ничего ей не давай, даже воды. Пить захочет, пусть из свиной лужи лакает, до колодца-то топать и топать! Если по собственной дури с голоду сдохнет — не жалко!
— Ну и пожалуйста! — крикнула я и уселась спиной к трактирщику.
— Только будь любезна, голодай не здесь. Можешь вернуться на сеновал и там ждать своего милого, это не возбраняется.
— Великодушное спасибо, — я отвесила изысканный реверанс и поднялась обратно. Чего мне делать внизу, в самом-то деле, если Джека там нет. А голодать всегда приятнее лежа. Интересно, скольких сантиметров в талии я недосчитаюсь после этакого времяпрепровождения?
На сеновале было довольно прохладно и сыровато. Я легла и вытянулась. Буду мечтать. Беспокоиться насчет Джека я точно не намерена, нужно только назначить себе дедлайн — не появится, можно уходить. Ну и пусть я местности не знаю, ну и пусть карманы пустые. У компании тоже деньги не бесконечные. Не могли же они, в самом деле, развернуться во весь континент — он, кстати, тоже не бесконечный, где-нибудь да кончится. Ну и… но тут на глаза навернулись предательские слезы, и я вовсю захлюпала носом. Ну почему все опять на мою несчастную головушку? С мужем непонятно что, компаньон сбежал с деньгами — просто какой-то ужас. И как из этой проклятой программы выбраться! Меня все вдруг стало раздражать, глаза сами налились слезами, я громко захлюпала носом и спряталась в солому поглубже.
На чердаке я просидела до вечера. Вечером начались приключения. Я сидела и пыталась устроить из своих спутанных волос подобие нормальной прически. Тут снизу раздался скрип ступенек. Я было обрадовалась, подумала, что это Джек. Но это оказался хозяин, да в каком виде! Подбитый глаз, а изо рта исходило такое амбре, что мне стало дурно.
— Ну, милочка, соббирайся, я тебя продал, — еле выговорил он, протягивая ко мне руку, перепачканную в жирном соусе.
— Чего? — переспросила я, с трудом понимая, о чем он говорит.
— Чего слышала. Я тебя продал. По сходной цене. Как раз за вчерашний ужин да за сутки проживанья, поняла. Так что собирайся, пошли. Твой новый господин тебя ждет.
— Пошел ты к чертовой матери, — сказала я как можно медленнее, чтобы до него дошло. До него не дошло. Зато до меня ДОШЛО! У меня моментально от страха язык присох к месту, руки задрожали, но голова, как ни странно, еще что-то соображала. Если прыгать через вон то окошко… нет, во-первых, оно для меня маловато, пока я пролезаю, хозяин меня десять раз назад оттащит. И потом, я даже не удосужилась посмотреть, что внизу. А ну как разобьюсь. Нет, двор вроде чистый и метеный. Хорошо утоптанный. Значит, достаточно мягкая земля. Расшибусь, конечно, но не так, чтобы очень. А где там лошади? Где-то справа, кажется, конюшня была. Только… без седла я ездила последний раз лет в четырнадцать… это же больно, я себе задницу отобью… — все это пронеслось у меня в голове секунд за пять. Хотя мне в тот момент показалось, что прошло не меньше получаса. Хозяин тяжело дышал и двигаться ко мне особо не спешил. Почему? У меня не было времени раздумывать. Я рванулась в узкую дырку под самым потолком. Услышала крик — свой и хозяина, — как бы со стороны. Кажется, моя туника лопнула по шву. Но мне на все было плевать. Я неловко шлепнулась на землю и, надо же, не ушиблась. Рванула к коновязи, к первому попавшемуся коню, рядом послышались крики, кто-то забегал с разных сторон, но я даже не оглянулась, взлетела в седло и пятками изо всех сил дала коню в бока, так что он моментально взбесился, порвал привязь и птицей перемахнул через низкую изгородь — чудо, что я как-то вообще на нем удержалась.
Джека я, конечно, не нагнала, да и не собиралась. Сначала я просто пыталась ускакать подальше, затем — остановить и успокоить коня. Когда он наконец остановился, я его с сожалением отпустила — умная тварь, сам обратную дорогу найдет, хоть и жаль расставаться с таким удобным транспортом. Никто за мной не бежал, вернуть меня не старался, так что я была пока что в сравнительной безопасности, вот только без единого цента в кармане. Вдали темнела зубчатая кромка леса, дорога шла в аккурат вдоль нее, а впереди на холме возвышался не то очередной замок, не то крепостные стены — издали не поймешь. Ну да оно и к лучшему. Может, я на выход набреду как-нибудь случайно? Вообще пока что все складывалось ничего, только есть очень хотелось, а жажду я утолила в первом попавшемся ручье.
Потом я заметила на дороге людей и решила спрятаться поглубже в лес, но здорово ободралась о кусты и наделала много шуму. Присмотревшись, я поняла, что встречные мне не опасны — на них не было никаких признаков оружия или доспехов, они шли пешком и вообще здорово напоминали нищих. Когда мы почти поравнялись, оказалось, что это действительно нищие. Они как по команде заголосили, требуя, чтобы я что-нибудь им подала, но я в ответ фыркнула, что, мол, у самой ветер в карманах, есть нечего и вообще — где тут поблизости можно безопасно устроиться на очередную ночевку? Нищие сначала оглядели меня с сомнением, но я принялась вдохновенно рассказывать, как угодила в подвалы Синей Бороды, и как он меня чуть не ухлопал, а я чудом спаслась и вот теперь брожу одна-одинешенька.
— А вы, леди, откуда будете? — осведомился один из нищих. — Может, вас к мужу проводить? Я слыхал, что мужья хорошеньких дам неплохо платят за подобные услуги.
— Я… я незамужем, — я потупилась как можно скромнее. — Понимаете, у меня ни мужа, ни родителей, только опекун, и домой мне возвращаться не с руки, ведь он-то меня и засадил в этот проклятый замок к Синей Бороде.
— Ну, коли так, давайте, братцы, и вправду поможем девушке, — решительно произнес высоченный косматый мужик в неопределенного цвета лохмотьях. — Вообще-то у нас даже кое-что из еды имеется. Так что можем вам уделить.
Я гордо отказалась, соврав, что сегодня уже кой-чего стащила, и не голодна — мешок у этого длинного сильно вонял. Спросила, что за замок там на холме. Нищие ответили, что это, мол, городок под названием Нью-Хэмпшир, с большим женским монастырем и университетом. Я оживилась и сказала, что сам Господь направляет меня по верному пути, ибо где же еще укрываться девице в моем положении, как не в монастыре. Нищие распрощались и пожелали мне доброго пути. Я в ответ пожелала им того же и с легким сердцем зашагала прямо к городским стенам. Возможно, Джек в городе, там мы и встретимся. А нет, значит, повезет иным путем — в этом я была твердо уверена.
Чем ближе подходила я к городу, тем больше людей попадалось мне по дороге. Честно говоря, тут Компания явно слажала или поддалась на удочку какого-то исторического мифа. Горожане, попадавшиеся мне по дороге, все как один были гладкие, откормленные и волокли под мышками или на горбе разную снедь, от живых кур и гусей до мешков с зерном (вот интересно, они что, в городе зерно выращивают?)
У городской стены дремал толстенный стражник. Я осторожно обошла его, но он совершенно не проявил ко мне интереса. Опять перебор — уж очень все это напоминало плохие исторические книжки, полусказки о средних веках, которых я в школе начиталась в свое время до зелени в глазах. Прямо под стеной раскинулись рыночные ряды — ну, это было весьма похоже. При виде снеди на прилавках торговцев мне немедленно захотелось есть, я мужественно проглотила слюну и пошла дальше. Мне нужно было попасть в монастырь — во-первых, я нуждалась в отдыхе, во-вторых, в психологической поддержке, а в-третьих, неведомо почему пребывала в уверенности, что монастырь — такой же отстойник для начинающих экскурсантов, как и тот замок, в который я угодила пару дней назад.
Монастырь был, естественно, женский. Это только укрепило меня в убежденности, что здесь можно найти если не выход, то, по крайней мере, некую информацию о таковом. Я обошла кругом толстые серые стены, ковырнула пальцем кладку — на совесть сработано, откуда только Компания деньги на постройку взяла. Главные ворота — довольно широкие, гладкие створки, крашенные в черный цвет, — были заперты. Как и небольшая дверца в стене рядом с ними. Я сначала немного поколотила в главные ворота, потом попробовала достучаться в дверцу. Ура, за ней кто-то был. Потому что в ответ на мои стуки верхняя ее половина открылась, явив миру сердитый лик сестры-привратницы.
— Чего тебе, дочь моя? — раздраженно вопросила она.
— Помогите несчастной обманутой сироте! — как можно жалостнее запричитала я. — Я жертва насилия и клеветы, а также мужского порока. Где же мне еще искать пристанища, как не в монастыре?
Сестра-привратница вмиг перестала раздражаться и сладко улыбнулась:
— Ты хочешь войти в стены нашего монастыря и стать одной из сестер?
— Хочу, хочу, милая сестра, только впустите меня, молю вас. У меня со вчерашнего дня ни крошки во рту не было.
— Хорошо, хорошо, дитя мое, — нижняя половина дверцы тоже отворилась. Сестра-привратница с пыхтеньем посторонилась — телесными размерами ее Господь явно не обидел. — Сейчас я позову Марту, сестру-ключницу, она тебя и накормит и напоит, и дальше с тобой разберется. Сестра Марта! — оглушительно проревела привратница. — Сестра Марта!
— Иду, сестра Агата, уже иду!
— Эту заблудшую овечку надо пристроить к нам, — привратница ткнула в меня пальцем. Сухонькая сестра Марта, словно из-под земли выросшая на ее крики, подозрительно прищурилась:
— Ты кто? Откуда? Зачем пожаловала?
— Ее несправедливо обидела мирская жизнь, и она решила удалиться от мира, избрав убежищем нашу тихую обитель, — пропела привратница, дружески обнимая меня за талию.
— Ладно, идем. Поесть я тебе дам, так и быть, а потом видно будет. Все равно не нам решать, останешься ты здесь или нет.
Сестра Марта сначала и вправду накормила меня обедом — впрочем, довольно скромным, — а потом взялась проводить к аббатисе и повела через монастырский двор. Солнце палило немилосердно, я задыхалась от жары, обливалась потом и думала лишь об одном — скорей бы добраться куда-нибудь, где не так жарко. И в душ хочется, но о душе мне пока что придется забыть. Ключница распахнула небольшую дверцу, утопленную в стене. За дверцей открылась винтовая лестница. Ключница подобрала полы рясы и стала довольно быстро по ней подниматься. Видно, ходила здесь не один раз в день. Я с непривычки сразу запыхалась, но старалась не отставать. Лестница время от времени прерывалась круглыми деревянными площадками. На третьей по счету площадке я взмолилась:
— Извините, а нам еще долго?
— Нет, всего два пролета, — ответила ключница. У нее-то даже дыхание не сбилось. У меня же ноги дрожали и подгибались. Поэтому когда мы подошли к очередной дверце в стене, я совершенно неприлично пыхтела, не в силах скрывать слабости.
— Вы ждете ребенка? — участливо спросила cестра-ключница.
— Н-нет, — промямлила я.
— Вам здесь нечего бояться. Мы поможем вам родить, и ребенка пристроим куда надо. К нам частенько попадают девицы благородного сословия, которые забеременели неведомо как и от кого.
— Спасибо за заботу, сестра Марта, — я привалилась к стене, пытаясь отдышаться, — но я не беременна. Просто давно не ходила по лестницам.
Сестра-ключница пожала плечами и постучала в дверцу.
— Мать Елена, я привела к вам еще одну заблудшую душу.
— Введите душу, — ответили из-за двери.
Сестра Марта толкнула дверь, и мы оказались в небольшой комнате с широким окном. У окна стоял рабочий стол, подле него — огромное кресло. В углу — узкая лежанка, застеленная чем-то очень простым, как и положено в монастыре. Все. В кресле сидела грузная женщина с ласковыми фиалковыми глазами.
— Это и есть заблудшая душа? — спросила женщина. Я догадалась, что перед нами мать Елена.
— Да, матушка, — ключница поклонилась и неслышно вышла.
— Садись, дитя мое, — мать Елена указала мне на лежанку. — Ты устала? Мы с тобой тут пока побеседуем, а сестра Марта приготовит все для твоего отдыха.
Я села. Честно говоря, у меня было ощущение, что меня либо не за ту принимают, либо в этом монастыре что-то не так. От матери Елены веяло совсем не благолепием, а чем-то другим. Чем именно, я никак не могла понять. Чем-то неприятным. Мать Елена между тем не сводила с меня фиалковых глаз. Словно просверлила во мне дырочку и теперь пыталась через нее копаться внутри меня, как в кукольном механизме. А может, пробовала на зуб, как кошка свежепойманную мышь.
— Ты одинока, верно? Тебе некуда идти?
— Да, матушка, — кивнула я.
— Что ж, ты вполне можешь остаться у нас. Сейчас ты спустишься вниз, умоешься, поешь, тебе дадут чистую рубаху, а одежду твою мы тем временем почистим. Поживешь у нас немного, а потом решишь, что тебе больше по душе — мир или наш храм Божий.
Вообще-то переночевать здесь было бы неплохо. Еда, постель, одежду на халяву почистят опять же. И все же не нравилось мне здесь. Что именно — я никак не могла понять.
— Скажи мне откровенно, дитя мое, — ты из тех, кого жестоко обманули? Да? Над тобой надругались, обесчестили, и тебе пришлось бежать? Я верно говорю?
Я снова кивнула. Вводить мать Елену в курс дела я совершенно не собиралась, и коли она сама выдумывает всю эту чепуху с бесчестьем, то я ей подыграю. Главное — не переборщить.
— Хорошо, дитя мое. По твоему виду я понимаю, что ты не в силах говорить об этом вслух. Тогда сам Господь направил твои стопы к нам, сестрам Своим. Пока ступай. Я не буду утомлять тебя беседой. Ты и так утомлена дорогой и… страданиями, — мать Елена странно запнулась. — Поди, поди, — сунула мне в губы пухлую руку, которую я громко чмокнула. А на лестнице с наслаждением вытерла губы рукавом. И спустилась вниз — это удалось мне гораздо легче, чем подъем в келью аббатисы.