Гленвилладж
Лучше бы это был просто сон...
Утро могло бы выдаться еще более туманным, но не решалось. Поэтому белая пелена, в которой утопал свет фар моего старенького Форда, больше напоминала легкую дымку, нежели молоко.
На заднем сидении спала Алиса. Каждый раз, когда я видел её отражение в зеркале заднего вида, меня передергивало: как может ребенок спать в такой позе? Впрочем, у детей свое представление о том, что естественно, а что нет. Одну ногу она закинула за подголовник сидения, вторую поставила на пол. Тело решила оставить на сидении – и то хорошо, но голова свисала на тонкой шее с дивана. Именно из-за такого её положения, мне приходилось тащиться на скорости в 40 миль в час.
Рядом мирно посапывала моя жена, Гвен. В отличие от нашей дочери, она сидела прямо, чуть-чуть откинув спинку кресла, причем ровно настолько, чтобы нос Алисы не доставал до неё сантиметров пять. Мда... поза Алисы досталась ей явно не от Гвен.
В тумане справа замаячил какой-то силуэт. Я сбавил скорость до 10 миль в час, чтобы рассмотреть его получше, когда он появится в зоне видимости. Это оказался дорожный указатель, сделанный из деревянных брусков и покрашенный бледно-зеленой краской. Сейчас таких не делают. Надпись гласила: «Гленвилладж. Население 700 человек». Прочитав надпись, я немного успокоился, значит, до места назначения осталось не более десятка миль.
Вскоре пейзаж, который состоял из тумана и леса по обеим сторонам дороги, изменился. Вдалеке замаячили горные вершины. Дорого стала постепенно спускаться вниз, лес остался только со стороны склона, а туман все-таки превратился в молоко. Ко всему прочему добавилось обилие резких поворотов. Пару раз почувствовав, что колеса заезжают на обочину я сбавил скорость до 20 миль в час. Честно говоря, сбавил обороты я не из-за трудности дороги, просто очень хотелось спать. Я еще раз взглянул, не без зависти, на Гвен, которая видела уже трехтысячный сон. Чтобы не уснуть, пришлось немного приоткрыть окно. На меня тут же напал запах утренней сырости, хвои и еще чего-то едва уловимого. Это прибавило мне бодрости.
Когда мы окончательно спустились в низину, видимость немного улучшилась. Я увидел неясные очертания города, а едва уловимый запах стал сильнее. Вдруг до меня дошло, я хлопнул себя по лбу и от души рассмеялся... Ну конечно, это был запах водорослей. Как это сразу не пришло мне в голову. Когда смех прекратился, на меня смотрели две пары заспанных глаз. Выражение их должно было мне сообщить, что уважения и сочувствия к спящим нет среди моих добродетелей. Мое лицо тут же изобразило сожаление, а взгляд устремился в молочную даль.
Как раз в момент, мы пересекли реальную черту города Гленвилладж. Поэтому обе дамы немедленно прекратили меня третировать и переключились на город. К ним присоединился и я – тут было на что посмотреть.
Сам город не являл собой образец райской жизни. Старые, измученные временем, дома, многие из которых начали терять форму лет десять назад, ссутулились над дорогой, с намерением расположиться на ней горизонтально в обозримом будущем. Асфальт был старый, весь в трещинах. Туман придавал улице зловещий вид. Но было еще что-то, что ускользало от нашего внимания. Нечто такое, на чем никак нельзя было сосредоточиться, чтобы назвать это.
Поблуждав по немногочисленным улицам города, мы сумели найти отель в самой дальней части города. Он располагался на склоне горы, зажатый лесом с одной стороны и дорогой с другой. Построенный из дерева, как, впрочем, и все дома здесь, отель представлял собой трехэтажный особняк с тремя башенками, украшенными флюгерами, в виде медведей.
– Ну и дыра, – сказала Алиса, вылезая из машины, – пап, а здесь люди-то водятся?
Мы с Гвен застыли на месте, будто обоих шарахнуло током. Девочка была права. Когда мы въехали в город, то часы показывали 8:48. Я был уставший, а Гвен, наверное, еще не проснулась. Проехав почти весь город, мы не видели ни одного горящего окна, ни одного человека на улице. Осторожно переглянувшись с Гвен, я ответил:
– Не знаю, но, по идее, должны водиться... человек тварь, знаешь ли, распространённая.
– Тогда почему мы не видели никого?.. – спросила Алиса сощурив глазки
– Потому что все спят, – ответил я, подражая ей.
Она тут же надулась, хотя в её глазах было не только любопытство, мне показалось, что там был и страх, хотя... возможно, это было отражение моего собственного...
Мы не стали выгружать вещи. Я попросил девочек подождать меня около машины, а сам направился к крыльцу. Ступеньки оказались на редкость скрипучими, а покоцанная дверь, конечно, была заперта. Я нажал кнопку звонка. Послышался негромкий перезвон колокольчиков (ага, есть электричество!), затем звук шаркающих шагов и невнятное бормотание. Дверь открыл старик. Его глубоко посаженные глаза, казалось, совершенно не имели никакого цвета, и лишь немного отдавали голубым. Лицо почти не двигалось и не выражало никаких эмоций. Одетый в потертые джинсы и красную клетчатую рубашку, жилет с множеством карманов и домашние тапочки, он должен был выглядеть смешно, но мне почему-то так не показалось. Старик посмотрел на меня, как на старый музыкальный автомат, который мог играть только одну песню и то – не до конца. В ответ на мое приветствие сильно закашлял, при этом я ясно видел комок желтой вязкой мокроты, который влетел в его кулак. Он потер одну руку об другую, после чего протянул ее мне и прогнусавил, что-то про «давно сюда никто не заглядывал». Преодолев рвотные позывы, я пожал руку, чувствуя жамканье остатков мокроты и молясь, чтобы старик не был болен чем-то заразным.
Этого старика звали Этьен Дербье. Он был владельцем особняка, который переделал в гостиницу, еще в шестидесятые годы. Тогда это место считалось прибыльным. Вокруг города располагался Гленвилладжский заповедник и почти все жители трудились над сохранением природы. Сюда сотнями съезжались любители травки и цветастых шмоток, чтобы приобщиться к прекрасному.
– Этьен Дербье... это же французское имя, – спросил я, – как же вас занесло в Америку?
– Я и есть американец, а имя – это всё моя покойная мамаша! – лицо старика не изменило выражение, но в голосе чувствовалось отвращение, – она обожала эти книжонки про Париж, любовь, да... Поэтому когда уехала из отцовского дома тут же сменила имя... Ей казалось это романтичным – глупая старуха...
После этой реплики мне больше не захотелось его расспрашивать, хотя он продолжал все время ворчать, когда записывал нас в регистрационную книгу. Получив ключи, я пулей вылетел к машине... Мои девочки сгорали от нетерпения. Алиса топталась на гравии возле автомобиля, а Гвен пыталась вытряхнуть остатки остывшего кофе из термоса. Они тут же набросились на меня с вопросами, но я прервал их словесный поток, показав ключи от номеров.
– Значит, мы остаемся, – протянула Алиса.
– Конечно, остаемся! – вступилась за меня Гвен, – Папа устал, ему надо хоть немного поспать, а если погода до завтра не изменится, то мы поедем домой, хорошо?
Алиса уже хотела возразить матери, но, посмотрев на мою страдальческую гримасу, передумала – моя девочка!
Несмотря на внешнюю убогость отеля, номера оказались вполне приличными. Никакого сантиметрового слоя пыли, никаких грязных простыней, словом – ничего такого, что я ожидал увидеть. Похоже ситуация начинала выравниваться. Стрелка моего настроения совершенно внезапно поползла вверх и остановилась где-то на отметке «нормально».
Как только мы расположились, Гвен слиняла в номер к Алисе. Скорее всего, обсуждать нечто, не предназначенное для моих ушей. Последние и так ничего не хотели слышать, кроме тишины, так что я не стал возражать. Даже закинуть свое тело в душ пришлось усилием воли. Горячая вода еще больше меня расслабила. Пошатываясь, я вышел из ванной и тут же кинулся на кровать. Под одеялом было тепло и уютно (даже без Гвен, уверен, что она меня поймет, когда это прочитает), и я тут же забылся крепким сном.
***
Проснувшись, я сделал два открытия. Первое: туман рассеялся, обнажив прекрасный вид на озеро и закат; и второе: Гвен решила ко мне не присоединяться. Если первое доставило мне исключительное эстетическое удовольствие и несколько сгладило первое впечатление от Гленвилладж, то второе, как говорит моя дочь – «пичалька». Остается только надеяться, что в этом городе у меня нет конкурентов... Этьена в этом качестве я рассматривать не мог, хотя его рукопожатие, пожалуй, не оставит равнодушным никого.
Живот недовольно заурчал, напомнив, что пустота должна быть заполнена. Споры с физиологией мне никогда не удавались. Единственная победа – то, что у меня только одна дочь, хотя даже это не моя заслуга... вы понимаете, о чем я. «В очередь, сукины дети! Сначала поесть, потом найти Гвен», - сказал я себе. Вылез из постели, оделся и отправился на поиски еды.
Внизу я встретил Этьена. Он сидел за стойкой администратора и дремал. Я тут же отметил, что когда его глаза закрыты, он выглядит как обычный старик, причем крепко сбитый. Про таких как он обычно говорят «жилистый». Будить его не хотелось, но путь к моему полному желудку лежал именно через взгляд некогда голубых глаз. Я уже занес руку, чтобы ударить по колокольчику на стойке, но передумал. Мне вдруг стало жалко старика. Его ворчливость и отсутствие манер было вызвано одиночеством – так сложились обстоятельства. Виноват он был только в том, что не захотел уезжать. Теперь, когда я видел, как солнце медленно скрывается за вершинами гор, окрашивая края облаков в нежно оранжевый цвет и заставляя весь мир светиться теплотой, вопрос «почему» был лишним. Поэтому я просто чуть наклонился и тихо его позвал. Старик открыл заспанные глаза, моргнул пару раз, потом перевел взгляд на меня, еще раз поморгал.
– Вы что-то хотели?
– Скажите, а где у вас можно перекусить?
– Ближайшая забегаловка в тридцати милях по шоссе, вы должны были ее проезжать по дороге сюда, – старик посмотрел на мою физиономию, – но я могу вам приготовить яичницу.
– Спасибо, но я пас... А! Вот еще что... Вы не видели мою жену?
– Конечно, горячая штучка! Она оставила вам записку. Сейчас... где же она... мать твою, куда я ее подевал... да... Вот! Держите!
Он передал мне конверт, на котором был виден кружок от чашки кофе, отпечаток ботинка и еще какая-то гадость. Взяв конверт, я понял, что он был не запечатан. Кинув осуждающий взгляд на старика, я напоролся на улыбку с применением коричневых зубов. Выдохнув, я вытащил записку.
Дорогой Коллин!
Мы с Алисой устали слушать твой храп, поэтому ушли искать душевное равновесие в городе. Вернемся вечером, не скучай! P.S. В машине есть бутерброды, надеюсь у тебя хватит ума отказаться от яичницы!
Целую, Гвен!
Я поблагодарил Этьена, все еще думая, прочитал он записку или нет, и покинул отель. В машине были не только бутерброды, но и термос с восхитительным горячим кофе. Гвен, ты просто чудо!
Расправившись с провизией, я ощутил прилив сил, которого точно хватило на поиски моей семьи и принудительное возвращение Гвен в постель. Я даже решил, что могу это сделать, не прибегая к помощи автомобиля. Поэтому закрыл машину и отправился в город.
Отсутствие тумана пошло внешнему виду Гленвилладжа на пользу. Утром он казался мне зловещим, теперь же выглядел уставшим и старым, но была в этой старости своя прелесть. Я улыбнулся. Мне вспомнился тот скептицизм, которым я плевался, когда Гвен предложила сюда поехать. Как же я ошибался.
Мы всегда планировали отдых вместе. Сидели, обложившись проспектами, выбирали отели, рисовали маршруты. В этот раз, она просто пришла, ткнула пальцем в точку на карте и сказала, что хочет туда поехать. Она знала, как я на это отреагирую, но знала и то, как я поступлю. Разум сказал – это безумие, а сердце – я люблю тебя, Гвен. Поэтому я счастливый, топаю по растрескавшемуся асфальту между умирающих домов в поисках своей жены и дочери.
Найти моих девочек не составило труда. Они сидели, свесив ноги в воду на деревянном помосте, который был одновременно и причалом для рыбацких лодок, и набережной, перешептывались и хихикали – заговорщицы, блин. Ну ладно, сейчас я вам... я быстро разделся до трусов, спрятал вещи на берегу под досками и очень тихо зашел в воду. Бррр... холодно. Набрав в легкие побольше воздуха, нырнул и поплыл по направлению к моим дамам.
Подплыв к ним достаточно близко, я нырнул глубже, так, чтобы оказаться прямо перед ними и, как только достиг дна, с силой оттолкнулся. Эффект был маневра оказался даже круче, чем я ожидал. Визг слышали, наверное, даже в той закусочной, о которой говорил Этьен.
– Ты совсем дурак!? – Сказала Гвен, но я заметил, что она едва сдерживает улыбку, – ты нас напугал!
– Так и было задумано, - не раздумывая ответил я!
– Ах так! Тогда получай! – Гвен опустила ногу в воду, и на меня полетели брызги.
Алиса, в отличие от матери не стала делать притворно испуганный вид, а откровенно ржала над нами. Сейчас мы были в большей степени детьми, чем она. Ее мудрости хватило на то, чтобы это понять и радоваться вместе с нами.
В конце концов, мне пришлось вылезти из воды... Солнце окончательно село, над водой появилась легкая туманная дымка, а вода из освежающей превратилась в ледяную. Шаловливость, которая проснулась в Гвен, не позволила ей просто так отдать мою одежду. Поэтому еще полчаса я гонялся за ней в потугах отобрать штаны – отобрал. Она сделала вид, что рассердилась, я – что испугался.
Пока родители выясняли, кто же из них больший ребенок, Алиса занималась проявлением родительской терпимости и снисходительности. В тот момент, когда она окончательно вошла в роль умудренной годами женщины и с властным превосходством заявила нам, что, дескать, пора домой, мы безропотно повиновались, не забывая при этом хихикать, и пытаться друг друга ущипнуть. В таком настроении наша процессия доковыляла до отеля, и разошлась по номерам.
– Ты знаешь, этот город не так уж и плох! – сказала Гвен, когда мы оказались в номере, – есть в нем что-то такое... таинственное...
– Таинственное? Может быть, честно говоря, мне сначала это совсем не понравилось.
– Мне тоже, но пока ты спал, мы прошвырнулись немного и узнали много интересного
– Ммм?
– Оказывается, тут живет всего три семьи, не считая Этьена, работы тут особо нет, поэтому они раз в месяц ездят в Нортон за пособием.
– На их месте я бы уже давно смылся.
– Ты дослушай сначала! Так вот, эти три семьи являются прямыми потомками основателей этого города. Мы даже немного пообщались с одним старичком... Фрэнсис, да, кажется, так его зовут. Он так забавно рассказывает, - она хихикнула, совсем по-девичьи. – У него через каждое слово «ей-богу, не вру». По его словам у города есть хранители, которые не дают ему умереть, постоянно присылая сюда новых людей. Звучит зловеще, правда? Но интересно...
– Мне кажется, что в этой стране легенды ходят из угла в угол. То тут присядут, то там. Тем более, если это, конечно, действительно потомки основателей этого города, им нужно как-то оправдать свое существование. Легенды – самое оно.
Гвен обиженно надула губки и бросила в меня подушкой:
– Тебе когда-нибудь говорили, что ты непробиваемый скептик!?
– Да, главным образом, ты.
– Ах так, а что еще я тебе говорила? М?
– Что я хорош собой, просто неотразим, что мы хорошо смотримся вместе...
Вечер закончился великолепно. Я получил все, что может получить мужчина, а Гвен столько же и еще чуть-чуть. Мне всегда нравилось оставлять ее в долгу – это некоторым образом освежает отношения. По той же причине мы заснули очень поздно...
***
Проснулся я оттого, что меня кто-то трясет за плечо, надо сказать, весьма бесцеремонно. Я нехотя разлепил глаза, в комнате было темно, но силуэт Гвен был виден достаточно отчетливо.
– Коллин, ты слышал это?
– Нет, конечно, – ответил я сердитым шепотом, – а что именно я должен был слышать?
Я бы, пожалуй, не стал бы задавать этот вопрос, если бы до меня не дошло, что голос Гвен дрожит, и сама она была испугана.
– Крик, как будто чайка кричит.... но, как будто, не чайка.
Не смотря на то, что я проснулся гораздо позже жены, сообразили мы одновременно: Алиса! Сон вместе со страхом был скинут на пол вместе с одеялом. Мы кинулись из номера. В отеле было темно, поэтому пробирались мы на ощупь. Гвен держалась за меня, а я старался как можно быстрее добраться до номера дочери. Он находился через три двери от нашего, на противоположной стороне коридора. Уже через несколько мгновений мы стояли у нужной двери. Я постучался: «Алиса, детка, у тебя все хорошо?». Когда ответа не последовало, я повернул ручку двери. Заперто! В какой-то момент я представил себе, что выбив дверь увижу испуганную дочь и которая смотрит на меня широко распахнутыми глазами. Я подумал: «Может, мы зря так переполошились?» Но, ощущая, как дрожит Гвен, отбросил эти мысли.