– Ну, что вам сказать. В назначенный день, когда назойливые люди грубо прервали мой сон, я видел… Я наблюдал свою тень, и могу ответственно заявить: лето будет ранним и солнечным.
– Да оно уж началось, – пробурчал гном. – Ты дело говори.
– Ну, зима будет снежной. Мне лично так кажется, хотя спорить на деньги я бы не стал, – задумчиво проговорил чудесный грызун.
– А как насчёт нас?
– Что значит «насчёт вас»?! Вас зима, что ли, не касается?! Хотя вы, может, до неё и не доживёте. С героями такое случается. Вас ждут всяческие опасности. И неприятности в ассортименте.
– Ну, это и к гадалке не ходи, – отмахнулся Ретаболил и покинул поляну.
Двое остальных последовали за ним. Сзади рассерженный сурок требовал плату за прорицания, угрожая разнообразными карами, но вскоре его не стало слышно.
Высоко-высоко, заслонённое кронами вековых и прочих деревьев, сияло солнце. Вокруг стрекотали дятлы, зудели и кусались комары, кто-то мерно ухал – вряд ли филин, рановато ему было, скорее уж лесоруб. Тропинка вилась, как обкурившаяся, где-то впереди притаилась первая опасность.
И она не замедлила явить себя в образе краснорожего дяди метров трёх в холке.
– Ему бы в баскетбол играть, – присвистнул гном.
– Вынужден возразить, – сказал Граф. – В данной игре с мячом ему пришлось бы тяжко – кольцо слишком низко. Скорее уж борьба или прыжки в высоту. Через планку он мог бы просто перешагивать. Кажется, этот способ называется «ножницы».
Мужик ощерился и зарычал – впрочем, неожиданно членораздельно и даже литературно:
– Я – ужас сего места! Я – здешний людо- и всеед! Я – кошмар ваших сновидений! Требую выкупа за право прохода через мою территорию!
– И какова же будет дань? – вежливо поинтересовался эльф.
– Ваши презренные жизни! – логично ответствовал великан и изготовился к нападению.
– По-моему, это местный хулиган, – задумчиво сказал Граф.
– Да сволочь просто, и всё! – возмущённый размерами платы за проход, рявкнул Ретаболил.
– Собственно, он не представляет особенной проблемы, – заключил вампир и, набычившись, часто задышал.
Контуры его фигуры затуманились, через несколько мгновений весь он исчез в сером облаке, и из этого дыма вынырнула чудовищная – повыше людоеда – оскалившаяся в сатанинской усмешке летучая мышь. Она подпрыгивала и явно намеревалась напасть. Крылья твари взмахивали мощно и целенаправленно. Воплощённый нетопырь издал тонкий алчущий крик.
И дядя-всеед не решился дожидаться неизбежной развязки. Развернувшись на месте, он, проламывая кусты, исчез в чаще. Тут же пропал и жуткий монстр, на месте которого вновь оказался юный Двакула.
– Ну, здорово! – восхитился гном. – Я так не умею.
– Собственно, – скромно сказал Граф, – это была фруктовая мышь. Если бы он не испугался, могли случиться неприятности.
– Но он же струсил, – логично возразил Ретаболил. – Так что ты – молодец!
Несколько часов ничего интересного не происходило, и наши герои стали задумываться о привале. А тут и тропа упёрлась в крыльцо занюханного одноэтажного домишки, потемневшие стены которого обличали его почтенный возраст. Под крышей был приколочен череп редкого существа с тремя глазными отверстиями и четырьмя мощными рогами. В ответ на стук дверь с противным скрипом распахнулась, и на покосившееся крыльцо выбралась – нет, скорее прошкандыбала… да, именно так! – древняя старуха, одетая в ветхие лохмотья не вполне определённых цветов. Увидев странников, малопочтенная дама нехорошо обрадовалась.
– Да кого ж я вижу! – приседая, подпрыгивая и пытаясь – безуспешно – изобразить умиление на сморщенном лице, заголосила она. – Раньше гостей зазывать надо было, а нынеча гости сами идут! И кого ж я вижу, кого лицезрю, кого пока не слышу, ась? Как имена ваши славные, молодёжь? А то ведь и не узнаю после, сердешная…
И она рефлекторно облизнулась. Изо рта у старухи отчётливо попахивало. Настолько отчётливо, что запах, преодолев несколько метров и не утратив по дороге природной силы, в первозданной свирепости достигал ноздрей нашей троицы.
– Скрывать нечего нам, – нараспев ответил эльф. – Вот это – могучий гном Ретаболил. Рядом – вампир Граф Двакула. А я – скромный Фингерборд из славных луговых эльфов. А кто же вы сами, бабушка?
– Ха, всё ему скажи! Колдунья я, понятно?! А имя, при рождении данное, за давностью лет запамятовала.
– Не угостите ли вы обедом голодных путников, добрая женщина? – продолжал эльф. – А то сухомятка, сами понимаете.
– А как же лембасы, сударь? Или эльфы позабыли секреты кулинарии? – по-прежнему корчась и подскакивая, просипела бабка. – Впрочем, неважно. Сейчас пообедаем, да-да, кто-то сегодня наконец поест горячей пищи.
Произнеся это, колдунья принялась вращалаться вокруг своей оси, совершая трясущимися пальцами чародейские пассы. Ноги странников начала опутывать паутина, явственно потемнело.
– Советую прекратить гнусное шаманство твоё, о безымянная, или пожалеть тебе придётся, – воззвал к здравому смыслу старухи Фингерборд.
Вместо ответа та завертелась ещё яростнее.
– Была ты предупреждена, – констатировал эльф, стягивая с плеча лук. Стрела бесшумно снялась с тетивы и, поразив центральную глазницу черепа над входом, разнесла мёртвую голову на куски.
– Что ж ты творишь-то, ирод?! – завизжала старуха, прерывая колдовство. – Это ж была уникальная вещь, ей цены нет. Ой, да где ж я теперь другую достану?
– Сама виновата ты, злая чародейка, и бессмысленна истерика твоя. Могу ли я с друзьями миновать дом твой? – куртуазно осведомился стрелок.
– Да идите уж, проваливайте к дьяволу. Чтоб вас дракон сожрал! – кричала вслед безутешная ведьма.
Однако перекусить всё-таки следовало. Путники устроились под деревом неизвестной им породы и плотно подзаправились.
– Ты же говорил, что неважно владеешь луком, – вспомнил, дожёвывая шестой бутерброд с колбасой и закусывая бараньей котлетой, Ретаболил.
– Во-первых, там было достаточно близко, а во-вторых, я стреляю неважно д л я э л ь ф а – чувствуешь разницу?
– Теперь, кажется, чувствую. Кстати, про какого, интересно, дракона она вопила?
Очень скоро они это выяснили, когда обнаружили возлежащую поперёк тропы исполинскую тушу зеленоватой окраски. Из туши в разных направлениях росли четыре могучие когтистые лапы, три устрашающих головы на мускулистых шеях и мощный хвост с булавой на конце. Ящера разморило, и он едва шевелил конечностями. Завидев путников, левая, ближняя к ним, голова протяжно зевнула, показав мокрый синий язык, и мягким баритоном произнесла:
– Привет, ребята! Разрешите представиться: Не Смог. Дракон, как вы догадываетесь. А ваши имена, мне, собственно, ни к чему…
Левая башка монстра снова раззевалась, да так надолго, что в разговор пришлось вступить центральной.
– Зря вы, мужики, сюда пришли, – эта голова говорила басом. – Я сейчас сыт. А вас всё равно пропустить не могу. Ментальность не позволяет, понятно? А значит – несварение, ожирение. Сплошные нарушения режима из-за вас, калик перехожих, получаются. Так и до язвы недалеко. Ну ладно, потрепались – и будет! Эй, правая, просыпайся! На ланч пора!
Грузно переворачиваясь на живот, чудище готовилось принять вертикальное положение. Приключение вот-вот должно было закончиться.
– Бегом! – срывающимся дискантом скомандовал гном и, зажмурившись и вращая над головой топор, устремился вперёд.
Оторопевший от подлой выходки обнаглевшей пищи дракон попытался схватить Ретаболила, но запутался в головах, и герой проскочил под самыми шеями монстра, оцарапав тому топором левый подбородок. Пока это происходило, эльф и вампир успели обогнуть ящера со стороны хвоста и добежали до спасительной кромки леса. Через пару мгновений к ним присоединился и гном. Дракон оскорблённо взвыл, но преследовать беглецов было лень, и он вскоре затих, успокоив себя тем, что вряд ли о его неудаче кто-либо узнает, так что имидж не пострадает. Кроме того, он будет всё отрицать. И вообще, он сыт.
– У, диплодок паршивый! – с чувством произнёс Граф. – Если бы не ты…
– Ну, я, собственно, предполагал, что как раз вы отвлечёте его на себя, а я попробую напасть с тыла. Ежели, конечно, он с вами… то есть вы с ним не справитесь. Таков был план. Я же крикнул: «Вперёд!», что же вы застряли? Главное – кто-то остался бы в живых и нашёл клад. В конце концов, это гномье сокровище, разве нет?
Некоторое время искатели приключений шли молча. Позже, не сговариваясь, они решили не вспоминать в разговорах друг с другом данный эпизод.
Ещё часа полтора пришлось брести по вихляющей тропинке, пока она не уткнулась в толстенный ствол дуба.
– Судя по карте, пришли, – устало сообщил спутникам гном.
– Рыть, что ли, придётся? – спросил Граф. – А где, кстати, лопата?
– Не надо лопат, – сказал Ретаболил. – Гоблин не любил физического труда. Корона должна быть в дупле.
Там она и оказалась, завёрнутая в полуистлевший свитер – отнюдь не золотая, но кое-как склёпанная из олова, с многочисленными украшениями из дешёвых стразов.
– Если она волшебная, то её, возможно, удастся продать цыганам, – пробормотал Граф.
– Погоди, гном, – воскликнул Фингерборд, которого посетила не понравившаяся ему мысль. – Не изделие ли того самого Гоблина Пресловутого, каковой отличался неумеренной страстью к хищению чужой собственности?
– Ну-у… да! И что же?
– Она не волшебная, – заявил эльф, оборачиваясь к Двакуле. – Можешь быть уверен. Всё, что Пресловутый сделал сам, было фальшивым. Цыгане её не купят. Её даже в кукольный театр не возьмут. Можем её прямо здесь и выбросить. Хотя… Гномы – известные старьёвщики.
– Что ты сказал?! – прорычал Ретаболил, бросаясь на Фингерборда.
Вампир с сожалением прервал драку.
– Парни, нам ещё возвратиться домой нужно. Поодиночке это вряд ли выйдет. Тут и вместе-то – мимо дракона… Рет, посмотри повнимательнее по карте – нет ли ещё каких путей?
Спустя минуты три странно упавшим голосом гном, откашлявшись, сообщил:
– Ну, в общем, есть один вариант. Я его сразу не углядел. Метров триста на запад через кусты – и мы попадём на другую дорогу в город.
– А с чего ты взял, что она безопасна? – подозрительно осведомился эльф.
– Ну… как сказать… я ж говорю, что с первого разу не усёк. Там… в общем… шоссе. Я, собственно, не мастак читать карты. Честно говоря.
Короче, вскоре они поймали попутку и через полчаса были дома. Усталые и злые. Гном привёз в клан Корону, и она всех разочаровала.
Я мог бы написать, что после возвращения троица дружила всю оставшуюся каждому из них жизнь, но это была бы неправда. Слишком они были разные. Ну тогда допустим, что после великого похода все их зауважали. И вы способны в это поверить? А с чего это родня должна была менять отношение к нашим лузерам? Подумаешь – шлялись где-то…
Зато в их судьбе был этот поход!
И что? Да ничего, собственно.
Вот, в общем-то, и всё.
Ожидающий–За–Углом
Как известно, дети и первобытные племена живут в ином плане бытия, пронизывающем наш мир, но не совпадающем с ним. В их Вселенной действуют другие, непостижимые для научной логики законы. В шкафах затаились смертоносные чудовища, единственное спасение от которых – накрыться с головой одеялом. Брошенная на стул одежда по ночам оживает, бестелым убийцей подкрадываясь к хозяину, и горе ему, если у него нет под рукой водяного пистолета. Пожирателя-В-Кустах можно отогнать лишь двустишием, известным весьма немногим. И горе тому, кто в сумерках посмотрит из глубины комнаты на незанавешенное окно.
Вырастая, мы теряем способность ощущать Мир Грёз, постепенно забывая трепет, охватывавший нас от невесомых его эманаций, однако его бессмертные обитатели продолжают призрачное существование в параллельной грани Сущего, изредка проникая в сны и наркотическое забытьё. И лишь невежественные дикари не взрослеют никогда.
Страшила, преследовавший Ромку, был необычным. Во-первых, он не исчезал днём, лишь немного активизируясь вечерами. Во-вторых, никогда не показывался, даже краешком или тенью. В-третьих, неизвестно было, чем угрожала встреча с чудовищем неясного облика. Но главное, в-четвёртых, от него не существовало спасения. Никакого, что грубо нарушало условия игры с Потусторонним, некогда разработанные, должно быть, самим Люцифером и подписанные первым ребёнком на Земле.
Строго говоря, монстр не особенно досаждал Ромке. Просто порой Роман ощущал чей-то взгляд, сосредоточенный в районе шеи или между лопатками. Чуждое присутствие становилось нестерпимым, давление на спину нарастало, и в конце концов он не выдерживал, ускорял шаг, почти бежал, невероятно хотелось и было жутко обернуться, но, если всё-таки удавалось… Никого, конечно же, позади не было, кроме, разве что заурядных прохожих, удивлённых странными выходками приличного с виду мальчишки.
Или вдруг из-за угла следующего по ходу дома, из затенённого переулка веяло неземным холодом. Рома переходил на другую сторону дороги, но Тот не отставал, скользя по следам жертвы, исчезая ненадолго и вновь являясь впереди, легко предугадывая и пресекая жалкие потуги спастись. И всё же никогда не нападал, по-видимому, насыщаясь одним лишь ароматом ужаса дичи.
Никто из приятелей Ромки, мудрых и отчаянных сочинителей охранных снадобий и наступательных заклятий, не мог посоветовать средства, способного если уж не погубить монстра навеки, то хотя бы на время отогнать его. Тот даже не смеялся жутким призрачным хохотом над изобретениями доморощенных искателей философского камня, если бы… Нет, Он попросту презрительно игнорировал их.
Когда тебе восемь или даже десять, сосуществовать с Привычным Страхом нетрудно и даже по-своему приятно. Кровососущее чудище лучше, намного лучше собаки, это истинная правда, Малыш! Но двенадцать, пятнадцать, восемнадцать, двадцать лет… Ромушка, Ромка, Рома постепенно становился Романом, даже порой Романом Владимировичем, а Детский Ужас не желал сгинуть, затерявшись в краях, где бродят Слонопотамы и Снусмумрики. Нет, конечно, он наносил визиты реже, зато снайперски выбирал подходящий момент: первая прогулка с девушкой, беседа с шефом на открытом воздухе, переноска из одного здания в другое хрупкого макета, собранного из картона и спичек. И, ощущая знакомую холодную волну вдоль хребта, лихорадочно и глупо извиняясь или теряя с подноса бумажные небоскрёбы будущего, Роман, пусть и Владимирович, срывался с места и, ускоряясь, исчезал вдали. В лучшем случае, совершив могучее усилие над собой, застывал с приоткрытым ртом, напрочь теряя нить разговора.
Не удивительно, что он приобрёл мало престижную репутацию оригинала или – как сие звучит на сленге сексапильных девиц брачного возраста – «шизика долбанутого», что не слишком способствовало ускоренной карьере и активной личной жизни. С работы, жалеючи молодого, убогого, но старательного специалиста, не увольняли – и за то спасибочки.
И при этом даже некому было пожаловаться. Подруги, что очевидно из вышесказанного, у Романа не было. Друзья повзрослели и более не склонны были доверчиво выслушивать траченные молью детские страшилки, разве что по пьяни, но Рома не готов был напиваться до такого состояния. К тому же приятелей он тоже большей частью подраспугал «неадекватным поведением». Визит к психоаналитику? А смысл? Ромка, что бы ни начал внушать ему гипотетический потрошитель мозгов, был абсолютно уверен в реальности своего инфернального врага и в собственной (по крайности, относительной) нормальности. Так и осуществлял Роман относительно приятное млекопитание под приглядом у Ждущего, сублимируя половой интерес за счёт активного чтения, всё больше товарищей по несчастью, вроде Лавкрафта и Эдгара По, да просмотра шедевров мирового кинематографа от Тинто Брасса до Родригеса включительно. А жизнь, в том числе сексуальная и деловая, катилась мимо, обдавая его брызгами из луж.