Когда же очередной автобус игнорировать он не стал, причину своего выбора Андрей объяснить не смог бы при всем желании. Он просто поднялся и медленно прошествовал к автоматически раздвинувшимся дверям. Благо, водителю хватило терпения дождаться медлительного пассажира-калеку, не жать раньше времени на газ. Опять же днище автобуса было расположено достаточно низко — почти на уровне тротуара.
Впрочем, иной заботы о себе и о других людях с ограниченными возможностями Ливнев не дождался. Те четыре места, что были выделены вроде бы как для инвалидов, в данном конкретном автобусе оказались беспардонно оккупированы тремя немолодыми, нестройными и совсем не красивыми тетками, а также долговязым пареньком лет шестнадцати. Собственно, именно на этого, последнего, и устремились три выжидающе-недовольных взгляда, тонко намекавших, что не грех было бы уступить. Только вот парнишка намек проигнорировал — видимо, тот оказался для него слишком тонким.
Вздохнув, Ливнев не стал дожидаться милостей от других пассажиров и до первой остановки проехал стоя, привалившись к стене. Потом освободилась пара мест, одно из которых Андрей с облегчением занял. Да так и катался не меньше получаса, поглядывая в окно и посматривая на мелькавшие снаружи уголки родного города.
Сверкали на солнце стеклопластиком и покрывавшим стены мрамором новые здания — дети застройки последних лет. Здания постарше немного портили вид кое-где облупившейся краской, но чаще стыдливо прятались за заборами и скопищами ровесников-деревьев. А в итоге автобус занесло в район неприглядных бетонных коробок. На улицу Белого Кролика, как гласила надпись на остановке. Не самый приятный район. И не самый безопасный — особенно для инвалида.
Но именно по прибытии автобуса на эту остановку у Ливнева возникло подспудное желание сойти. Причина? Ее учитель не видел, как, впрочем и до того не видел серьезных оснований отправиться в путешествие по городу. При попытке же проигнорировать странный и назойливый позыв, в сердце резко кольнуло. А сиденье под Андреем, до сих пор казавшееся довольно мягким, стало ощущаться как до жути неудобное. Словно усеянное канцелярскими кнопками или мелкими камнями.
Так что пришлось Ливневу со всей доступной ему поспешностью устремиться к выходу. Окликнув, разумеется, водителя, чтобы вновь его подождал.
«Ну? И что теперь? Что я вообще здесь делаю?» — задавал сам себе вопросы Андрей, выйдя из автобуса, который уже поехал прочь. Дома, высившиеся вокруг, выглядели мрачно и безлико. Ковыляя, Ливнев обогнул два таких дома, бестолково озираясь и не в силах взять в толк, что он надеется здесь найти и где это что-то находится.
На серой как туча стене красовалась свежая надпись ярко-красной краской: «Expansa — навсегда!!!» Возле одного из подъездов сидели два юнца и девчонка примерно одного с ними возраста. Все трое попивали пиво из металлических банок и вполголоса переговаривались о чем-то своем. Неподалеку, совсем рядом со здешним жалким подобием детской площадки какой-то угрюмый немолодой мужик выгуливал суетливую лохматую собачонку. Еще кто-то пытался завести видавший виды автомобиль. Тот в ответ разрождался сериями кашляющих, стонущих и скрипучих звуков, сквозь которые пробивались «ля-ля тополя» — отзвуки какой-то поп-белиберды из магнитолы.
Ничего особенного, короче говоря. Подобных сценок из жизни горожан хватало везде — включая тот двор, на который выходили окна квартиры Ливнева. Так неужели стоило ради этого тащиться через полгорода?
Окропив подножье железной детской горки, собачонка потрусила дальше. Хозяин нехотя устремился за ней. Один из юных любителей баночного пива не сдержался — изменил принятому в их компании этикету и повысил тон. Вскрик его при этом, как и следовало ожидать, содержал нецензурную брань. Несчастный владелец допотопного автомобиля наконец-то смог завести его и теперь погнал в сторону улицы. Тогда как в противоположную сторону двигалась, соответственно, приближаясь к Ливневу, другая машина. Новенькая, желтая, блестящая. Такси, судя по шашечкам на крыше.
Остановилось такси возле одного из подъездов. Дверца приоткрылась, и наружу выбрался небольшого роста худенький паренек в джинсах и осенней легкой куртке. Не школьник, скорее, студент. Студент! А разъезжает на такси. То есть, вероятнее всего, какой-нибудь мажор, тратящий родительские деньги на учебу, на увеселения и на такие вот способы облегчить жизнь. К подобной публике Ливнев относился с почти инстинктивной неприязнью. Самому-то ему сроду милостей с небес не падало. Всего приходилось добиваться, прилагая уйму сил… а часто, увы, не добиваться.
Зачем-то подойдя поближе и присмотревшись к пассажиру такси, Андрей понял, как обманули его собственные глаза. Как жестко обманули! Ибо на мажора тот парень не походил вовсе. Да и парнем назвать его было сложно: приехавший оказался мужиком зрелым. Немногим моложе Ливнева, пожалуй. Отец семейства — и вовсе не щуплый и невысокий. Отнюдь: здоровенный такой детина, и повыше Андрея, и поплечистее. Даром, что учитель-инвалид и сам был немаленького роста. И телосложенье имел вовсе не хрупкое.
В какой-то момент детина встретился с Ливневым взглядом… и замер не то от удивления, не то от восторга. Так уставился на Андрея, будто у того выросли на макушке рога или третий глаз во лбу прорезался. А может, старого знакомца узнал. Ливнев ведь, вроде, тоже где-то видел бывшего пассажира уже отъезжавшего такси. Не мог только вспомнить, где.
А потом детина открыл рот, чтобы произнести всего одно слово.
— Вилланд?! — аж воскликнул он с выражением изумления.
И словно что-то щелкнуло в голове Андрея Ливнева. Ожили в памяти образы, порожденные уже подзабытыми сновидениями. Словно огромный пласт воспоминаний, доселе затаившийся на дне сознания, рывком всплыл. Явив себя… а заодно и ответы на кое-какие вопросы. Прояснив то, о чем еще миг назад учитель-калека даже не догадывался. Мог лишь предчувствовать. Зато теперь…
— Да ведь ты же… этот… рыцарь… нет, Игорь! — выдохнул он, наконец-то сообразив.
— Увы! Здесь меня зовут Матвей, — детина слегка развел руками. Не столько виновато или с досадою, сколько с иронией.
Ошибки быть не могло, память на лица у меня хорошая. Передо мной, едва выбравшимся из подошедшего к подъезду такси, действительно стоял Вилланд. Охотник из Фьеркронена, успевший стать для меня чем-то большим, чем просто хороший знакомый. Верный спутник в моем посмертном путешествии. Пока я мотался по «государству четырех корон» в поисках нового тела, этот человек бескорыстно делил со мною свое.
Понятно, вынужден был делить — если уж говорить совсем начистоту. Не по собственной воле и уж точно без радости. И когда счастье, наконец, снизошло на нас обоих, даровав мне тело рыцаря-храмовника сэра Готтарда, Вилланд поспешил со мною расстаться. Наверное, даже забыть ту историю пытался, хотя, как я понял, безуспешно. Но несмотря на все нюансы, встреча с этим человеком здесь, в новом мире, приятно меня удивила. Непохоже было, и чтобы Вилланд, увидев меня и узнав, оказался рассержен или огорчен.
Выглядел, правда, отважный бродяга и охотник теперь неважнецки. Вовсе не похожий ни на охотника, ни на бродягу, ни на того отчаянного парня, каким я его знал. Весь ссутуленный, начисто выбритый — с тем тошнотворно-натужным тщанием, что, я думаю, свойственно официантам и молодым робким клеркам. Опущенные плечи казались уже, глаза смотрели на мир уже не с вызовом, но с робостью. Но главной и самой неприятной деталью, что отличала этого Вилланда от моего спутника, была трость. На нее он опирался, хромая и еле-еле переступая по земле.
Ненароком вспомнилось, как в свой пятый день рождения, сопровождаемый отцом, я побывал в парке аттракционов нашего городка. Где катался на колесе обозрения, нескольких каруселях и педальных автомобильчиках. И остался от всего этого в полнейшем восторге. Парк казался мне целой сказочной страной, страной радости. Где, если повезет, можно и Незнайку встретить, и Питера Пэна.
Потом прошли годы, причем немало. Уже в бытность старшеклассником я, волею случая проходя мимо, снова заглянул в парк. И… увы и ах, от былых волшебных впечатлений следа не осталось. «Страна радости» обернулась непроглядным убожеством — под стать, впрочем, всему родному Мухосранску. Кучка примитивных аттракционов. Причем иные от старости и недостаточного ухода успели заржаветь и теперь угрожающе скрипели на ходу. Цепкий взгляд нет-нет, да подмечал то облупившуюся краску, то обертки от продаваемых здесь же сладостей, теперь валявшиеся под кустами, а то и лежащие рядом предметы, коим на празднике детства вовсе не было места. Шприцы, например, или пивные банки.
Вот столь же жалко и при этом, что еще обиднее, неумолимо узнаваемо выглядел теперь Вилланд. Точнее, житель Отраженска, похожий на него в той же степени, в какой Матвей Богомолов похож на сэра Готтарда. Отражения, вторичные сущности. Вторичные, неполноценные… И все-таки воспоминания у оригинальной личности и у отражения в обоих случаях оказались общими. Не то здешний эквивалент Вилланда просто не мог бы меня узнать. А уж тем более с первого взгляда.
С другой стороны, в случае с моим визави личность оригинала вовсе не взяла его под полный контроль. Скорее уж напомнила о себе — причем предельно деликатно. В противном случае охотник из средневековья мог жутко запаниковать, впервые увидев хотя бы автомобиль.
Наверное, разница состояла в том, что я вломился в этот мир и в тело Матвея без спроса. Причем добравшись до него тем путем, что для простых смертных считается недоступным. Кстати… с Аль-Хашимом, если и он таки угодил в Отраженск, ситуация должна быть похожей.
— Игорь! Ты и сюда добрался! — меж тем, не скрывая удивления в голосе, посетовал Вилланд, — какими же судьбами?
— Да вот, — вздохнул я, — у Аль-Хашима проблемы. Его, я думаю, тоже занесло в эти края.
Честно говоря, я не просто думал, но был в том уверен если не на сто, то уж хотя бы на девяносто пять процентов. Не то о каком таком «неоконченном деле» мимоходом сообщил мне Надзиратель за душами? Причем о деле, на которое он поспешил как на пожар?
— Да уж, — Вилланд хмыкнул, а в голосе прорезались прежние, до боли знакомые, интонации, — уже одно то, что старик угодил в этот дерьмовый город, тянет на проблему.
— Если бы, — рассказывать о Надзирателе не очень-то хотелось. Вообще, я не горел желанием втравливать в свои нечаянные приключения кого-то еще. Другой вопрос, что и молчать при встрече с хорошим знакомым, можно даже сказать, боевым товарищем, казалось как-то неприлично. Уклончивые ответы? А надолго ли их хватит?
Заметив, что мой хромоногий собеседник стоит уже с трудом, пошатывается даже, я жестом указал на лавочку у подъезда. После чего сам тоже присел рядом.
Лавочка была узкой, низенькой да без спинки вдобавок. Иными словами, далекой от идеала удобства. Но если ты инвалид с тростью, даже на этой, давно не крашеной, доске на погнутых железных ножках сидеть тебе будет всяко комфортней, чем стоять рядом.
— Вроде мудрым старик-то мне показался, — проговорил Вилланд со вздохом, — ученый… да колдун вдобавок. Не каждому дано. Я бы вот, например, не смог.
— Да это из-за меня, — пришлось признаться с толикой неохоты, — втравил его… гробницу помнишь?
— Как не вспомнить, — ответил мой собеседник с той беззаботно-ироничной усмешкой, которая доступна только людям, не так давно избежавшим смертельной опасности.
— Ну вот, — продолжал я, — вообразил я себя бла-ародным избавителем, защитником и все такое прочее. А в итоге и сам влип, и старика втравил. Да теперь еще и беднягу Матвея в придачу.
После чего попробовал перевести разговор на другую тему:
— А ты-то, ты-то… как живешь? — то был довольно глупый вопрос, если принять во внимание трость и хромоту, — и как вообще найти меня здесь умудрился? И с чего вдруг?
— С чего?.. — в какой-то нерешительности вполголоса повторил, а может, переспросил старый знакомец, — сам не понимаю, как такое случилось. Сроду не бывал в этих местах… вообще в этой части города. А сегодня, оттого, что раньше обычного с работы ушел… ну, я в школе учителем работаю… в общем, делать было нечего — захотелось попутешествовать. Хотя бы в черте города… эх.
Судя по робости в голосе и проскальзывавших нотках тихой грусти, на сей раз слово взял не охотник Вилланд, а его отражение. Жалкий калека и неудачник, смирившийся, кажется, со своей незавидной судьбой. Последнюю фразу он вообще произнес с всхлипом, который заметил даже толстокожий я.
Не грех, наверное, было бы сказать бедняге что-нибудь ободряющее, утешительное. Но я в утешениях не силен. Напротив, зачем-то продолжал допытываться, ведомый некой подспудной догадкой.
— И ты… вы, — я чуть замешкался, не уверенный, к кому именно в данный момент обращаюсь: к давно знакомому охотнику Вилланду или к увиденному впервые учителю-инвалиду, — решили заглянуть не абы куда, а в этот… район?
— «Решили!» — передразнил меня собеседник тоном, снова напомнившим охотника из Фьеркронена, — я тут один, если ты не заметил. А насчет района так скажу: и рад был бы сюда не соваться, но как-то потянуло. Да! Вот самое подходящее слово. Потянуло, как собаку на поводке или рыбу на крючке. Сопротивляться сил не было, честное слово. Наверное, сама судьба меня к тебе послала. В помощь.
Я внутренне усмехнулся над его словами. Какая уж там помощь от хромоного бедолаги. Тем паче, против такого грозного врага, как Надзиратель.
А вот по поводу судьбы я уже не смеюсь. Хотя, наверное, следовало бы. Хотя бы в силу профессии… так, к сожалению, и не обретенной. Помнится преподаватель по астрономии, старый, бородатый и язвительный, в редкую лекцию не ругал астрологов или поклонников планеты Нибиру да связанных с нею пророчеств. И вообще всю эту братию любителей угадывать будущее — хоть по кофейной гуще, хоть без нее.
Но иногда взгляды приходится менять. И если для этого недостаточно даже смерти, тогда чего вообще может быть достаточно — не представляю. А соль в том, что произошедшее со мною объяснить не способна ни одна наука, не говоря о теории вероятности. Уже потому, что о других подобных случаях лично я ничего не слышал. Впору было апеллировать к сущностям ненаучным, мистическим. К провидению, например. Не зря ведь тот же Надзиратель назвал меня ошибкой судьбы. Ну, то есть, кому-то ошибка, а кому-то акт высшей справедливости.
И вот судьбе или провидению стало угодно вновь вмешаться в мои дела. Послав мне навстречу… нет, не так — организовав мою встречу с человеком, который один раз уже помог мне. Вернее, с неполноценным отражением этого человека и тем не менее. Случайности здесь быть не могло. Совпадение? А какова вероятность такого совпадения в отнюдь не маленьком городе, где если не миллион, то уж хотя бы полмиллиона жителей проживают точно? Правильный ответ: стремящаяся к нулю.
Все чудесатей и чудесатей…
— Следуй за Белым Кроликом, — зачем-то вспомнив, вполголоса пробормотал я.
— Только Алисы для полного комплекта не хватает, — сразу оживился Вилланд. Точнее, опять его отражение в этом мире. Потому что во Фьеркронене просто не могли знать о той сказке, а вот в этом мире подобную возможность исключать не следовало. Есть же здесь кое-какие точки соприкосновения с моей родиной. Тот же блондинчик-шоумен, чей портрет украшал передовицу «желтой» газеты.
При словах собеседника я вначале еще подумал, что в моем случае гробница Арвиндира неплохо сыграла роль кроличьей норы. Через которую я провалился, в некотором смысле, в Страну Чудес. Чудеса эти, положа руку на сердце, были далеко не приятными и малозаметными на общем фоне, однако имели место. Взять хотя бы заголовки тех же газет и журналов, виденных на витрине киоска.
Вслед же за этими размышлениями дал знать о себе Матвей Богомолов. Мимолетной искоркой мелькнувшего в голове воспоминания. Что Алиса… нет, «Алиса» — это еще и название сети магазинчиков модной одежды. Причем один из этих магазинчиков находился в этом районе. Совсем недалеко.