— Вы упоминали о них несколько минут назад.
— Как я сказал, — продолжал Деттерас, — это религиозная группа, аскетическая, суровая, чрезвычайно благочестивая. Мужчины и женщины одеваются абсолютно одинаково, бреют головы, пользуются языком из 820-ти слов, и все это для того, чтобы обезопасить себя от затруднений, связанных с раздумьями о побуждениях друг друга Правда и только правда! В этом основная цель обычаев тинкеров. И совсем неподалеку от Мицара VI находится Сирена, где по тем же самым причинам мужчины носят в высшей степени условные маски от рождения и до смерти. Их лица являются самой дорогой для них тайной. — Деттерас указал на графин. Герсен кивнул и пододвинул рюмку к нему.
— Здесь на Альфиноре, обычаи более усложненные, — продолжал ученый. — Мы смеемся для того, чтобы обидеть кого-нибудь или защититься самим (хотя нельзя отрицать и чистосердечного смеха), причем смех при этом дополняется тысячью двусмысленных символов Жизнь — штука необычно усложненная: часто создается искусственная напряженность, нерешительность и подозрительность становятся сейчас нормой.
— И в ходе этого, — заметил Герсен, — развивается чувствительность, недоступная ни танкерам, ни сиренистам.
Деттерас выставил вперед руку.
— Опять, не так быстро. Я хорошо знаком с обоими этими народами; бесчувственность — это не то слово, которое можно применить по отношению к нам. Сиренисты испытывают самые тончайшие нюансы беспокойства, когда мужчина маскирует себя сверх обычной нормы. И тинкеры — о них я знаю меньше, но уверен что и у них индивидуальная гамма чувств также глубока и разнообразна, как и у нас, если не больше. Я процитирую эстетическую догму: ч ем более сурова дисциплина в искусстве, тем более субъективен критерий вкуса. Или еще более поучительный пример из другой области. Возьмем Звездных Королей — негуманоидов, пришедших к качествам сверхчеловека. И снова об Альфиноре — следует помнить, что местные жители обрушивают друг на друга как громадное количество в высшей степени достоверной информации, так и не меньшее количество определенностей.
— И чересчур смущаются, — сухо заметил Герсен, — если позволяют при этом сбить себя с толку.
Деттерас тихо рассмеялся, очевидно, очень довольный дополнением собеседника.
— У вас был совершенно отличный от моего образ жизни. На Альфиноре исходом не является жизнь или смерть. Все давно лишились наивности и искушены в житейских делах. Гораздо легче принимать людей в соответствии с их собственной оценкой, чем пытаться делать ее самому. По сути, это часто даже непрактично. — Он искоса взглянул на Герсена. — Почему вы не улыбаетесь?
— Мне становится ясно, что досье на Курта Герсена, заказанное «Интергалактполу», задерживается с прибытием. А вы сочли непрактичным воспринимать меня по моей собственной оценке. И даже по своей.
Теперь настала очередь рассмеяться Деттерасу.
— Вы несправедливы как ко мне, так и к «Интергалактполу». Досье пришло без задержки за несколько минут до вашего прихода. — Он сделал жест в сторону ксерокопии на своем столе. — Я затребовал это досье просто так, для подстраховки, исходя из своей роли ответственного работника этого учреждения. Полагаю, что осторожность еще никому не могла повредить.
— И что же вы там узнали? — спросил Герсен. — Уже давненько я не видел это досье.
— Оно удивительно пустое. — Деттерас поднял бумагу. — Вы родились в 1490 году. Где? Ни на одной из основных планет. В десять лет вы прошли регистрацию в космопорте Галилея на Земле в сопровождении своего деда, жизнь которого нам следовало проверить подобным же образом. Вы посещали обычные учебные заведения, были приняты неофитом в Иституцию, достигли одиннадцатой стадии в возрасте двадцати четырех лет (внушающий уважение прогресс), а затем покинули ее. С этого времени и до сих пор здесь нет записей, из чего можно сделать вывод: что вы либо оставались безвыездно на Земле, либо покинули ее нелегально, не проходя обычной регистрации. Поскольку вы сидите передо мной, остается предположить последнее. Замечательно то, что вам удалось прожить в таком сложном обществе, как Ойкумена, довольно долго и при этом ни разу не иметь столкновения с властями! Долгие годы тишины, в течение которых вы чем-то занимались… Чем? С какой целью и ради чего? — Деттерас вопросительно взглянул на Герсена.
— Если этого здесь нет, — усмехнулся Герсен, — значит, я не хочу, чтобы оно было.
— Естественно. Больше здесь почти ничего нет. — Он швырнул досье на стол. — Сейчас вы очень хотите начать свои расспросы. Что ж, я принимаю вызов. Да, я знал Луго Тихальта. Наше знакомство началось еще в студенческие дни. В начале своей преподавательской карьеры он был замешан в каком-то предосудительном деле и выпал из моего поля зрения. Где-то около года назад он встретился со мной и попросил о контракте разведчика.
Герсен не верил своим глазам. Значит, вот кто был Малагате?
— И вы отослали его в экспедицию?
— Я предпочел не делать этого. Я не хотел, чтобы он зависел от меня всю оставшуюся жизнь. Я мог ему помочь, но только не личным участием в его судьбе. Я предложил ему обратиться либо к Почетному Ректору Джайлу Уорвину, либо к председателю комитета по планированию исследований Кагге Келле. Стоило ему только упомянуть мое имя, и, весьма вероятно, что они обязательно посодействовали бы ему.
У Курта перехватило дух. Деттерас говорил с такой уверенностью, что складывалось впечатление, что он говорит правду. Но кто же тогда из этих троих правду утаил? Деттерас, по крайней мере, подтвердил, что один из троих — то ли он сам, то ли Уорвин или Келле — лгал.
Кто же?
Сегодня он видел Аттеля Малагате, смотрел на него, глядел ему в глаза, слышал его голос… Ему внезапно стало не по себе. Почему это Деттерас ведет себя так непринужденно? По всей вероятности, он человек занятый, как он мог позволить себе потратить столько времени? Герсен неожиданно выпрямился на стуле.
— Сейчас я хочу открыть вам то, ради чего пришел к вам.
Он изложил ему ту же историю, которую чуть раньше выслушали Уорвин и Келле, и, пока он говорил, с лица Деттераса не сходила легкая улыбка. Герсен развернул фотографии, но Деттерас проглядел их без всякого интереса.
— Красивая планетка, — заметил он. — Будь я богачом, я попросил бы, чтобы вы продали мне ее в качестве личного имения. Но я не богач… Даже совсем наоборот. В любом случае вы, похоже, беспокоитесь не столько о том, чтобы продать свои права на эту планету, сколько о том, чтобы разыскать поручителя бедняги Тихальта.
Герсена это застало врасплох.
— Я просто хочу продать эту планету поручителю за разумную цену, — брякнул он невпопад.
Деттерас скептически усмехнулся.
— На дурака вы не похожи. Извините, если это слово задело. Если хотите знать, я не могу позволить себе солгать меня очень интересует. Ваш человек — Уорвин или Келле.
— Но они отрицают это!
— Странно… Что же тогда?
— В нынешнем состоянии содержимое монитора бесполезно для меня. Вы можете предоставить мне дешифрующую перфокарту.
— Боюсь, что об этом не может быть и речи.
— Я так и полагал. Поэтому я должен продать монитор, вернее его содержимое, кому-то из вас или университету. Правда, можно еще уничтожить записи!
— Гм… — Деттерас понимающе кивнул. — Тут надо все хорошенько обдумать. Если ваши требования не будут непомерными, меня бы заинтересовало… Или, вероятно, мы трое, сообща, могли бы прийти к определенному соглашению с вами. Гм… Разрешите мне переговорить с Уорвином и Келле. Приходите сюда завтра, скажем в десять часов. Возможно, что у меня будет определенное предложение, которое вас заинтересует.
Герсен поднялся.
— Очень хорошо. Итак, завтра в десять.
Глава 15
Паллис Атроуд жила вместе с двумя другими девушками в жилой башне на берегу моря к югу от Ремо. Герсен остался в вестибюле, а она поднялась наверх, чтобы переодеться и переменить цвет кожи.
Он вышел на балкон, выходящий к океану, и облокотился об ограждение. Огромный сверкающий Ригель опустился низко над океаном, высветив размытую дорожку от берега к горизонту. Впереди, в гавани, образованной двумя пирсами, стояли сотни различных лодок: яхты, парусные катамараны, субмарины со стеклянными корпусами, реактивные аквапланы, в которых можно было лететь над волнами с бешеной скоростью.
Настроение, охватившее Герсена, было сложным и непонятным даже для него самого. Здесь было и вызывающее учащенное сердцебиение предвкушение вечера с красивой девушкой, ощущение, которое было неведомо ему в течение многих лет. Здесь была и грусть, навеянная закатом, а закат был действительно очень красив: небо окрасилось в лилово-розовый цвет, на фоне которого плыли темно-оранжевые облака, окаймленные тонким ярко-красным контуром. Не сама красота вечера вызывала грусть, размышлял Герсен, а спокойный, безмятежный свет и его угасание… И какая-то неясная печаль охватила Герсена при виде жизнерадостной толпы вокруг. Все были изящны и беззаботны, им были неведомы тяжелый труд, страдания и ужасы отдаленных планет. Герсен завидовал их отрешенности, их умению вести себя в обществе. И все же, поменялся бы он местами с любым из них? Вряд ли.
К нему подошла Паллис Атроуд и встала рядом. Она подкрасилась в мягкий оливково-зеленый цвет с нежным налетом золота. Она рассмеялась, услышав неуклюжие комплименты Герсена.
— Я чувствую себя припортовой крысой, — сказал Герсен. — Мне следовало бы сменить платье.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала девушка. — Это не имеет никакого значения. Что же мы будем делать?
— Ваше право предлагать.
— Очень хорошо. Давайте отправимся в Авенту и сядем на бульваре, где все любят прогуливаться. Меня никогда не утомляет зрелище проходящих мимо людей. Там мы и придумаем, что будет дальше.
Герсен согласился.
Они сели в глайдер и отправились на север. Паллис с неподдельной искренностью болтала о себе, о своей работе, о своих планах и надеждах. Она была, как узнал Герсен, уроженкой острова Синхал на планете Ио, дочерью состоятельных родителей, владевших единственным холодильным складом на полуострове Лантанго. Когда они устранились от дел и переехали на Пальмовые острова, ее старший брат принял на себя заведование холодильниками и родительским делом. Второй по старшинству брат хотел жениться на ней — такая форма брачного союза поощрялась на Ио, первая колония на котором была создана группой реформаторов-рационалистов. Он был дюжим, краснолицым, высокомерным, единственное, что он умел, — это водить рефрижератор, и такая перспектива вовсе не привлекала Паплис…
Здесь девушка заколебалась, ее оживление угасло, и она переменила тему разговора. Герсену оставалось только догадываться о драматических событиях, связанных с ее уходом из дома. В Авенте Паллис прожила уже два года и, хотя иногда скучала по дому, чувствовала себя счастливой и уверенной.
Герсен, не сталкивающийся прежде с такой естественностью, был очарован ее болтовней.
Они поставили глайдер на стоянку и вышли на эспланаду. Пройдя немного, они заняли столик перед одним из бесчисленных кафе и стали наблюдать за проходящими мимо толпами людей. Вокруг них простирался темный океан, небо над которым уже окрасилось в серо-лиловый цвет, и только небольшое лимонное зарево указывало на место, где зашел за горизонт гигантский диск Ригеля.
Вечер был теплым, вокруг медленно прогуливались люди со всех концов Ойкумены. Официант принес бокалы с пуншем. По мере того, как Герсен потягивал этот восхитительный напиток, он ощущал, как уменьшается владевшее им напряжение. Некоторое время они сидели молча, затем Паллис внезапно повернулась к нему лицом.
— Вы такой молчаливый, такой настороженный. Это из-за того, что вы из дальних миров?
Вопрос застал Герсена врасплох. В конце концов он грустно рассмеялся.
— Я надеялся, что вы будете думать, что я такой же беззаботный и обходительный, как многие другие…
— Вот глупости, — улыбнулась Паллис. — Люди вообще не похожи друг на друга.
— Я уверен в этом, — сказал Герсен. — Даже бактерии имеют свою индивидуальность, если к ним внимательно присмотреться.
— Значит, я сейчас что-то вроде бактерии?
— А я другая бактерия, которая, наверное, наскучила вам…
— Нет, нет! Конечно же нет! Мне все здесь так нравится!
— Мне тоже. Очень! В этом даже есть что-то разлагающее.
Паллис учуяла в этом какой-то комплимент.
— Что вы имеете в виду?
— Я не могу позволить себе роскошь предаваться чувствам, как бы мне этого ни хотелось.
— Вы очень рассудительны, хотя и молоды.
— Увы, я уже не молод.
Она весело махнула рукой.
— Но вы признаетесь в том, что слишком рассудительны?
— Полагаю, что да. Но будьте осторожны, не подталкивайте меня слишком близко к обрыву.
— Каждой женщине хочется думать о себе, как о соблазнительнице.
Герсен ничего не ответил и лишь внимательно посмотрел на Паллис.
— Все, кого я знаю, отказываются прекращать болтовню, и мне приходится слушать бесконечные потоки чепухи. Я уверена, что вы знаете сотни интересных вещей, но не хотите мне ничего о них рассказать.
Герсен улыбнулся.
— Они, возможно, не такие уж интересные.
— И все же я хотела бы проверить это. Расскажите мне о диких планетах. Правда, что жизнь там опасна?
— Когда — да, когда — нет. Все зависит от того, кого вы встретите.
— Вероятно, вам не очень хочется, чтобы я спросила, чем вы занимаетесь? Вы не пират и не работорговец, это я сразу поняла. Но кто же вы?
— Вы правы, я, наверное, не похож на пирата или работорговца.
Паллис рассмеялась.
— Но вы же знаете, что мне неизвестно, как должен выглядеть современный пират или работорговец. Хотя постойте, вы, может быть, преступник? Совсем не обязательно, что это связано с чем-то позорным, — поспешно добавила она. — То, что является приемлемым на одной планете, на другой является абсолютным табу. Например, я рассказала одному из своих друзей, что связала бы жизнь со своим братом, не будь он мне столь омерзителен. И, представьте себе, у него волосы встали дыбом!
— К сожалению, я должен разочаровать вас. Я не преступник… Я не попадаю ни под одну из категорий. — Он задумался. Было бы неблагоразумно скрывать от нее то, что он уже рассказал Уорвину, Келле и Деттерасу. — Я прибыл на Авенту с одной определенной целью.
— Давайте поужинаем, — предложила Паллис, — и, пока мы будем наслаждаться едой, все и расскажете.
— А куда мы пойдем?
— Здесь есть один потрясающий ресторан, он только-только открылся. Все о нем говорят, а я еще не успела там побывать.
Паллис легко поднялась и взяла Курта под руку с беспечной интимностью. Он притянул девушку к себе, склонился над ней, но на большее у него не хватило смелости. Рассмеявшись, Курт отпустил ее. Она лукаво произнесла:
— Вы гораздо более импульсивны, чем кажетесь.
Герсен улыбнулся.
— Где же тот потрясающий новый ресторан?
— О, совсем неподалеку отсюда. Мы можем пройти туда пешком. Он весьма дорогой, но я намерена уплатить половину счета.
— В этом нет никакой необходимости, — заметил Курт. — Не забывайте, что для пирата деньги не проблема Он просто не знает, что с ними делать. А если нам не хватит, то я ограблю кого-нибудь.
— Я не беспокоюсь, — рассмеялась девушка. — Ну, так что, идем?
Она взяла его под руку, и они пошли по бульвару, как тысячи других таких же пар в этот прекрасный вечер на Альфиноре.
Паллис подвела его к зданию, увенчанному крупными светящимися буквами зеленого цвета, составлявшими название «Наутилус». Лифт спустил их на семьдесят метров, в высокий восьмиугольный вестибюль, выложенный пальмовыми ветвями. Метрдотель провел их в проложенную прямо по морскому дну стеклянную галерею, в которую открывались выходы из отдельных кабинетов. Паллис и Герсена провели в один из них, и они заняли столик возле стены прозрачного купола, за которым плескалось море. Фонари освещали песок, скалы, кораллы, проплывающих мимо подводных обитателей.