– Можно быстрее? – спросила пассажирка. Рони немного поколебался прежде чем ответить. С одной стороны Маргарет он всегда отвечал что быстро только кошки трахаются, но с другой стороны – это же не Маргарет. Наверняка обучалась во всяких там колледжах и тому подобное, и поди обидится, если он, Рони скажет ей про кошек.
– Нет, мисси. Это же мотороллер. – сказал Рони, подумав.
– Хорошо. Давай... следующие ее слова Рони не услышал, потому что в них на огромной скорости направилась громада грузовика-дальнобойщика "Манхетенн". Рони крутанул руль, бросая мотороллер поперек дороги и прибавляя газу, чтобы убраться с пути этой махины. Сотня тонн полированного металла и раскаленной резины пронеслись мимо, дохнув на Рони своим смрадным дыханием. Он даже не успел испугаться, просто руки сами сделали свое дело, прибавляя газ и унося их оттуда. В зеркальце он увидел, как грузовик разворачивается поперек дороги и из под его колес ветер рвет белый дым раскалившихся покрышек.
– Так. – сказал он сам себе, поворачивая в переулок.
– Это Портовая? – спросила его пассажирка, когда они остановились.
– Нет. Это улица Северная. Извините, мисси. – он полез за пазуху и достал оттуда свернутые бумажки – но я не смогу вам помочь. – сказал он. Рони умел думать и смотреть, чтобы там не говорил старый Эмилио. И он понимал, что кто-то очень не хочет чтобы мисси добралась до Портовой семьдесят два.
– Мне нельзя останавливаться. Мне нужно попасть на Портовую семьдесят два до полудня.
– У вас еще валом времени, мисси. А мне нужно развозить почту. – насчет времени Рони покривил душой, времени было в обрез. Но это было его время. И он не собирается, черт возьми...
– Банг! – в переулке хлопнул выстрел и над головой Рони осыпалась штукатурка. Двое в черных костюмах! Пассажирка взмахнула рукой и один из них упал на спину, схватившись за горло. Рони дал газу, втайне надеясь, что та упадет с седла, но она держалась как влитая. Еще два выстрела прозвучали им вслед, пока они не вылетели из переулка на предельной скорости, которую только мог развить мотор "Стардекса".
– Да что же это делается! – заорал Рони.
– Жми на полную! На Портовую!
– Хрена!
– Дурак я же и для тебя стараюсь! Ты же верующий, верно?! Крестик я видела!
– Ну и что?!
– А то, что Добро и Зло должны выяснить свои отношения сегодня на Портовой семьдесят два! И если одна из сторон не придет вовремя, то победит другая. Поэтому они и не хотят позволить мне... – она прервалась на секунду, когда мотороллер вспрыгнул на бетонный бортик.
– Что ты мне мозги пудришь! Битва Добра со Злом! Бог и Дъявол! Ты еще скажи, что ты Иисуса видела! – проорал Рони, останавливаясь и соскакивая с седла, чтобы наконец посмотреть в глаза этой "чокнутой побрекитос". Он встретился глазами со своей пассажиркой и ругательства застряли у него в горле.
– Видела. – просто ответила девушка и Рони вдруг поверил. Действительно видела. Вот этими самыми глазами.
– И... и как он? – в горле у Рони вдруг пересохло и он судорожно сглотнул – ну, то есть...
– Нормально. Почти пришел в себя.
– А...
– Ты пойми, это не первая битва, это уже в который раз, но всегда побеждали мы, всегда-всегда. – говорила девушка, смотря ему прямо в глаза – нам никак нельзя сейчас проиграть, Рони, весь этот мир, все что есть сейчас, это все может в одночасье пропасть, ты же не хочешь этого, верно?
– Ну...
– Думай скорей, идиот!
– Аа, Санта-Мария, матерь божья! – сказал Рони, вспрыгивая в седло – Держись крепче!
– Держусь... – мотороллер поскакал по брусчатке мостовой. До Портовой путь неблизкий, но если срезать, если поехать через косые переулки с натянутым над ними выстиранным бельем, через мокрые от выплеснутых помой закоулки, по пахнущим рыбой и морем деревянным мосткам, прокинутым над самыми безнадежными местами – тогда можно успеть! И никто на свете не знал этот город и этот район так хорошо как Рони, и никто не умел так как он пронестись лавируя между столиками с пиноколадой и холодным мороженым, не сбив ни одного стула и не уронив ни одной салфетки! И вот, наконец все его умение понадобилось. Сзади снова появилась черная машина, но на этот раз у нее не было шансов, на этот раз Рони знал, что ему надо делать.
И ровно в одиннадцать пятьдесят восемь мотороллер влетел на территорию заброшенного склада, что по Портовой семьдесят два. Девушка соскочила на землю и выпрямилась, приветствуя фигуру, идущую к ним из глубины склада.
– Я успела. – сказала она.
– Я вижу. – ответил ей голос.
– Спасибо, за то, что подвез, Рони... но мне нужно заняться кое-какими делами... – сказала она, скидывая куртку и поднимая над головой длинное узкое лезвие.
– Подожди нас снаружи. – и над ее противником также взвилась в воздух стальная лента клинка. Рони пулей вылетел из помещения и уселся снаружи. Двери с грохотом захлопнулись и стало тихо. Прошло почти полчаса и он уже начал жалеть, что не вытащил из багажника мотороллера посылку старушке Моб (как раз успел бы донести!), с другой стороны, если сейчас Зло победит, то все пойдет прахом и можно будет не нести посылку все равно, поэтому он мог позволить себе сидеть тут, раскинув ноги в стороны.
Потом двери раскрылись и оттуда вышла девушка. Лезвия у нее больше не было. Она села рядом с Рони и попросила закурить. Рони дал ей свои "Лаки Страйк" и она откинулась назад и выпустила дым вверх.
– У тебя кровь идет. – сказал Рони.
– Пустяки. – ответила та, затягиваясь.
– Ну, что? – спросил Рони через некоторое время – мы победили?
– Ага. – кивнула девушка – еще как победили. Я эту суку на десять тысяч маленьких... – она наклонилась вперед и ее вырвало.
– Эй, ну ладно. – Рони приобнял ее за плечи, чувствуя что она дрожит крупной дрожью – все теперь хорошо и наш мир останется таким, какой он есть. Ведь Добро победило...
– Что? – девушка отстранилась и посмотрела ему в глаза – Я же сказала – МЫ победили. И все останется как есть. Как и было все это время, Рони. МЫ всегда побеждали, Рони. С чего ты взял, что победило Добро?
– Но...
– Посмотри на этот мир, дурачок. Разве в мире, где победило Добро было бы столько боли? – девушка встала и улыбнулась ему сверху вниз.
– Но ты сказала, что если бы победило Добро, то этот мир исчез бы...
– Что такое милосердие? Пристрелить загнанную тварь, Рони... – в ее руке появилось узкое лезвие и красная полоса разверзлась перед Рони...
– Все-таки она сдохнет. – сказал старый Эмилио. Рони сидел рядом с ним, вытянув ноги и отдыхая. Минутка передышки. Можно поговорить со старым придурком о том и о сем.
– Вовсе нет. – лениво ответил ему Рони. Они смотрели на старую суку, лежащую под деревом. Ее правая передняя лапа была изломана под странным углом и почернела. Если хорошенько приглядеться, можно было увидеть белые личинки мух в ране. Сука лежала и монотонно скулила, вытягивая одну и ту же тоскливую ноту.
– Она не может вытянуть долго. – сказал Эмилио: – и тебе бы лучше заняться своим делом.
– Я и так занимаюсь своим делом. – ответил Рони, протягивая Эмилио конверт: – распишись.
– Что это? – спросил старик.
– Не знаю. – пожал плечами Рони: – я не читаю чужие письма.
– Это судебная повестка. – сказал Эмилио: – они снова хотят вызвать меня в суд.
– Распишись. Иначе я не вручу ее тебе.
– Ну и пусть. Плевал я на судебные повестки. Передай Карлосу, что он может поцеловать меня в жопу. Да, прямо в мою черную, немытую жопу. – с удовольствием повторил Эмилио, зажмуриваясь и потягивая дым из своей трубки. Рони вздохнул и спрятал конверт в сумку. Он уже устал говорить, что не знает никакого Карлоса. Этот конверт он носил старку Эмилио вот уже два года. За это время он протерся и засалился. Старик не принимал конверт, и Рони относил его обратно на почту.
– Наверное я ее пристрелю. – сказал Эмилио, посасывая трубку: – не дело смотреть, как тварь господня мучается.
– Не нам решать, жить ей или нет. – ответил ему Рони, вставая – лучше присмотри в доме дощечку, я ей лапу примотаю, да в ветеринарную клинику свожу.
– Ты думаешь? – прищурился старик Эмилио.
– Конечно, перец ты старый. Вот на тебя самого без слез не взглянешь, а пристрелить себя из милосердия ты не дашь. Что же ты за других решаешь, а?
– Что же... наверное ты прав. И жизнь у меня одно расстройство, и спина ноет, и Карлос со своими прихвостнями достал, но это моя жизнь и это моя боль. Пойду принесу тебе дощечку. – старик скрылся в доме, а когда появился, то помог Рони примотать ногу у собаки.
– Что, письмо так и не возьмешь? – спросил Рони, уже уезжая.
– Нет. Не дело традиции нарушать, сынок. Да и потом – если возьму, то ты уже завтра ко мне не приедешь, верно? – старик улыбнулся и помахал рукой на прощанье.
А дробовик с потертым прикладом так и остался в доме.
Крупная рыба
На окраине города, там, где стояли старые уродливые здания, давным-давно приговоренные мэрией к сносу, в одном из таких зданий жил-был Морж. Здесь было дно города и те, кого жизнь, тщательно прожевав между коренными все-таки выплевывала – они приволакивали свои несчастья и тела сюда. Здесь никто не спрашивал ни о чем, здесь все были равнодушны к бедам и горестям.
Они слетались как мухи на мед только в случае нечаянной радости – редкого зверя в трущобах. И их глаза горели, когда они смаковали подробности и ненавидели везунчика. Везунчика, как правило, находили потом где-нибудь в канаве, а то и он сам, не выдержав этих взглядов со всех сторон, вешался в дешевом гостиничном номере после ночи с одной из девочек Бэт.
Бэт только головой качала. "Не в коня корм" – говорила она, поводя широкими плечами, она говорила, что уж если бы ей выпало что-то подобное, то вот она бы ... и вообще удачу нужно ловить за хвост. В свое время она была, да, вы не поверите, кем она была. Танцевала на сцене лучших театров, и однажды к ней даже подошел тот самый режиссер и сделал предложение... – что за предложение, Бэт никогда не рассказывала. Она вдруг оглядывалась и видела тупые равнодушные лица окружающих ее людей, вздыхала и шла в свой номер, где выпивала почти полную бутылку абсента, после чего ее рвало всю ночь в заботливо подставленный девочками тазик. А на следующее утро она снова стояла за стойкой, оглядывая свои владения.
Морж частенько заходил к ней, у них были общие дела, кроме того, она приводила его в восхищение своим странным ароматом властности. Он называл ее Королевой Червей и смеялся над своей двусмысленностью. Девочки Бэт обижались. Однажды одна даже залепила Моржу пощечину. Бэт, конечно, заставила дуреху извиниться, да только Моржу это было все равно. Он и не обиделся. Он знал, что у девочек есть причины не любить его. Да только было поздно. Да, было уже поздно.
Все дело в том, что Морж обладал талантом. Многие люди обладают талантами. Одни умеют играть на скрипке, другие умеют вышивать крестиком и петь в церковном хоре. Морж умел находить упавших на дно города. Маленьких, недавно оказавшихся на улице, симпатичных устриц. Они запирались в свои раковинки, в свои внутренние хрупкие мирки и многие из них погибали в переулках – кто от передозировки наркотиков, кого-то находил Грендель, а кто-то и сам погибал – от отчаянья. Но самых симпатичных и самых удачливых находил Морж. Он чувствовал их по запаху. Запах отчаянья. И глаза...
Морж знал свое дело. Он начинал издалека, осторожно, чтобы не вспугнуть добычу. Он знал свое дело. Плотник всегда смеялся над ним. Плотник делал все проще и быстрее. И вообще Плотник был деловым человеком. А Морж начинал издалека. Он знал – тем, кто отчаялся не нужен хлеб. Не нужен ночлег или деньги. Им нужна надежда. И он давал им ее. А потом он отводил их к Бэт. Морж имел все основания гордиться собой, ведь в заведении Бэт всегда было чисто и уютно и, во всяком случае, это было лучше, чем улица. Грендель продолжал выходить на охоту, и полиция тут была бессильна – только время от времени то там, то здесь находили его жертвы. Поэтому и еще потому, что Бэт в обмен на новеньких давала ему пять сотен – Морж имел все основания гордиться собой.
– Смотри, – говорил он Плотнику, вернувшись от Бэт: – Я опять заработал деньги.
– Хорошо, – отвечал Плотник: – Иди и купи чего-нибудь выпить, – и Морж шел и покупал, а потом они с Плотником до утра сидели в синеватом дыму пьяного угара. Под утро Морж начинал плакать и жалеть всех подряд, а Плотник только мрачнел с каждой выпитой рюмкой.
– Подумать только, – всхлипывал Морж, не донеся до рта вилку с нанизанным на нее соленым огурцом: – Эта девочка мне доверилась, а я продал ее в публичный дом! Какая же я все-таки сволочь... – и он опускал вилку и грустно смотрел на нее. Плотник молчал.
– Как ты думаешь, дружище – спрашивал Морж через час: – они будут меня ненавидеть, а? Ведь я спас их от Гренделя, и спас их от улицы.
– Я ведь делаю это не ради денег, – разглагольствовал он спустя еще час: – Я ведь делаю всем добро. Я – добрый человек, дружище. Вот, посмотри – он откладывал вилку и начинал загибать свои толстые как сосиски пальцы: – Девочку с улицы вытащил? Вытащил. Можно сказать – спас человеческую жизнь. Это раз. Бэт довольна, что у нее новенькая, значит, и ей добро сделал. Это два. И ты, тебе, вон выпить купил, правда? Тоже добро. Значит, кругом я творю добро! – и он ронял голову на стол.
Плотник к тому времени уже похрапывал стойким сном завзятого алкоголика. А утром Морж умывался, одевал те из вещей, что еще не успели сноситься до дыр, и шел в город. На промысел. Он зашел к Бэт и пропустил рюмочку-другую, потом зашел к Осе Циммерману и попытался выторговать у него вставную челюсть за две сотни, но плюнул и решил обойтись старой. Ося только глаза прищурил вслед. День решительно не задавался и Морж уже было решил идти и сыграть с дружками в пульку, как вдруг на углу Пятой и Портовой он почувствовал ЕЕ.
О, в жизни каждого рыбака бывают мгновения, когда он мечтает поймать СВОЮ рыбу. Очень большую. Практически кита. Самую лучшую. На легкую удочку и червя. Вершину своей карьеры, ту, после которой можно поставить удочки в угол и насмешливо улыбаться в ответ на рыбацкие небылицы с разведенными в стороны руками и прихлопыванием по колену. Да, в жизни каждого рыбака есть такие мгновения. Но не каждому удается воочию увидеть свою мечту. Ту самую рыбину. Тот самый золотой миг удачи. Поэтому Морж замер. Он остановился, не в силах поверить самому себе, все его тело трепетало, как у хорошей охотничьей собаки, а ноздри втягивали воздух. Глаза пробегали вверх и вниз по ее телу, а он все еще не мог себе поверить.
О, это была поистине настоящая добыча. Она шла сквозь ряды чернорабочих, торговок, пьяниц и ворюг так, словно несла знамя. Она шла и люди расступались перед ней, так, чтобы потом сомкнуть ряды за ее спиной и завистливо зашипеть вслед. А она шла вперед, и только Морж мог заметить отчаянье, наполнявшее ее глаза, сквозившее в том, как она упрямо сжала губы в линию, как она отмахнулась от какого-то уличного приставалы, как она поправила свои волосы и дотронулась до распятия, висевшего у нее на груди.
В эти мгновения Морж пережил целый калейдоскоп чувств. Он знал, что это идет его добыча. Азарт, нетерпение, но в тоже время и волнение, тревога. Он боялся, боялся неизвестно чего, так как не боялся в самый первый раз. Вдруг она исчезнет, пропадет, растает в воздухе как мираж, ведь это не может быть правдой.
А она тем временем почти уже пропала из виду, и Морж припустил за ней вслед, по пути опрокинув какой-то лоточек с фруктами и сбив с ног прохожего. Она скрылась за поворотом, и Морж испугался, что он потерял ее навсегда. Он влетел в переулок, ловя ртом воздух. Его сердце колотилось так, словно он снова стал пятнадцатилетним пареньком, ждущим первого "да". Переулок был пуст. Морж выругался и прислонился к стене. Зачем он ждал так долго, почему не бросился за ней сразу, теперь Грендель найдет ее, почему-то Морж был уверен, что уж кого-кого, а ее Грендель найдет сразу. Морж прислушался. Морж плюнул. Морж пошел домой.