– Я писал тебе каждый день, но ты не отвечала, – сказал он, – я скучал по тебе. По-настоящему скучал по тебе, маленькая сестренка.
– Тогда зачем ты меня бросил? – заплакав, она перевернулась и запустила в него Понтия. Плюшевый Понтий отскочил на пол, и Арктур наклонился за ним. Дороти привстала на колени и начала бить его в грудь своими крошечными кулаками.
– Ты ушел и бросил меня! Ты даже не попрощался со мной, – зарыдала она.
Он позволил ей выпустить гнев без всякого сопротивления, и когда она перестала, он обнял ее и крепко прижал к себе.
– Я знаю, и я прошу прощения за это. Я никогда не собирался тебя так оставлять.
– Тогда почему ты ушел? Я не видела тебя, чтобы сказать "прощай".
– Я… Мне нужно было уйти, – сказал он, – я не мог здесь оставаться.
– Почему? Из-за папы?
– Нет, это из-за меня. Я должен был пойти и сделать что-то для себя. Что-то, что не было его идеей или его планом. Вступление в армию было способом поступить так.
– Ты мог умереть, – всплакнула Дороти, – солдаты погибают от пуль и взрывов постоянно. Я вижу это каждый день по новостям, несмотря на то, что маме и папе не нравится, когда я смотрю их. Но я продолжала искать тебя там, я продолжала смотреть новости, чтобы знать, погиб ты или нет.
Арктур пододвинулся к его сестре поближе, пока она плакала. Он не задумывался о том, через что ей пришлось пройти, высматривая в телевизоре – жив он или мертв. Конечно, мать и отец уверяли ее, что он жив и с ним все хорошо, но какая сила способна конкурировать с воображением шестилетней девочки?
– Прости. Дороти, мне правда жаль. Я не хотел, чтобы ты беспокоилась обо мне. Я твой старший брат и сам могу присмотреть за собой.
– А кому тогда присмотреть за мной? Ты мой старший брат и ты обещал, что со мной ничего не случится! Но потом ты ушел, и со мной могло случиться все что угодно! Те плохие люди могли вернуться снова и ранить маму с папой и меня! Или нас могли взорвать или те мятежники с оружием могли ранить нас, потому что у папы много денег!
Слова потоком хлынули из Дороти, и Арктур чувствовал, как колотится ее сердце. Дороти была самоуверенной, выразительной маленькой девочкой – вдобавок Менгск – но ей все еще было шесть. Он понял, что забыл про это.
– Ничего такого не могло произойти, – сказал он настолько убедительно, насколько он мог. – Папа платит Эктону Фелду слишком много денег, чтобы что-то могло случиться с тобой. И сейчас я солдат, у меня большая пушка и целый взвод десантников, которые защитят тебя. Я обещаю.
Она немного стиснула его, и Арктур улыбнулся, понимая, что раунд выигран.
– Я скучала по тебе, – сказала Дороти, – я плакала неделю, когда ты ушел.
– Прости, – сказал он еще раз, – но я вернулся ненадолго и я обещаю, что не уеду отсюда, не попрощавшись с тобой.
– Мама очень скучала по тебе. Я слышала, как она тоже плакала. Папочка по тебе тоже скучал. Он никогда не говорил этого, но я знаю, что скучал.
Арктур поднял ее голову со своего плеча.
– Я люблю тебя, Дороти. И всегда буду.
– И я тебя , – шмыгнула она носом. – Все нормально, ты можешь звать меня Малышкой Дот, если хочешь.
– Спасибо.
– Пожалуйста, – сказала Дороти, – ну и где мой подарок?
* * *
Длинный, из красного дерева стол ломился от различных блюд и сортов вина. За железной решеткой камина полыхал огонь. Ангус Менгск всегда садился во главе стола, Кэтрин напротив, а Арктур занимал место посередине, по правую руку от отца.
Дороти устроилась напротив брата и потягивала из чашки свежий яблочный сок. Как обычно Понтий сидел рядом с ней, на своем законном месте. Хотя это противоречило всем принятым нормам этикета, перед приемом пищи Арктур с отцом осушили по бокалу портвейна. Ангусу никогда не нравилось ограничивать себя, лишь потому, что так положено по книжке и, похоже, эта черта характера передалась и сыну.
Не долго думая, Ангус выпил свой бокал до дна. Арктур же распробовал темно-рубиновый напиток как следует, и нашел, что вкус порто[44] просто чудесен. Отец и сын сели у шахматной доски пока Кэтрин ходила умывать Дороти. Резные фигуры были расставлены на исходных позициях, но мужчины не горели желанием сыграть.
Арктур обыграл отца, когда ему было одиннадцать, и после этого они больше никогда не играли.
Разговор не клеился. Арктур нисколько не удивился, что его отец все также красноречив, в своих нападках на Конфедерацию. Но особым поводом для гнева Ангуса в эти дни был тот факт, что возведение нового здания для заседаний ассамблеи Корхала свернули, а стройплощадку разровняли бульдозерами под строительство сверхдорого жилья. Само собой разумеется, что договор на демонтаж был заключен с компанией, принадлежащей Старой Семье – Тайгорам, а новый тендер на застройку выиграла фирма, принадлежащая внучатому племяннику Андреа Тайгора.
Времена изменились, но коррупция, кажется, осталась прежней.
Арктур допил портвейн, когда мать и Дороти вошли в столовую. Отец улыбнулся при виде дочери, и Арктур отметил, что при всей его политике, и распрях с Конфедерацией, и участием в террористической деятельности, Ангус Менгск все еще оставался любящим отцом.
Вся семья села за стол и ужин начался. Вскоре напряженная атмосфера развеялась, когда Дороти стала рассказывать о том, как она придумывала сказки в дошкольном классе и о том, с кем она играла там.
Арктур увидел, как лица матери и отца оживились, и понял, что Дороти давно не проявляла себя во всей красе. Они душевно беседовали за столом, хотя от Арктура не ускользнуло то, как мать очень ловко уводит разговор от любых спорных тем.
Подали первое блюдо: трюфельный крем с гарниром из маленьких кусочков паштета. Арктур одобрительно промычал, когда получил свою порцию. Как многие жены богачей, Кэтрин Менгск проявляла неподдельный интерес к ведению домашнего хозяйства, и большинство блюд были приготовлено ею лично, с использованием своих особых ингредиентов в сочетании со знанием вкусов своей семьи. К первому блюду прилагались небольшие стаканы со светлым игристым вином, за которым незамедлительно последовало ризотто[45] с грибами, молодой рукколой[46], с сыром Манчего и лимонным соусом с петрушкой.
Привычный к диете из продовольственных пайков и отвратного столового рациона, Арктур попытался выбрать что-то одно из огромного количества продуктов, но все же не смог устоять перед бледно-лиловым фруктовым мороженым с соком лайма, жаркого из филе свинины с розмарином на шампурах с томатным, портвеным соусом, посыпанное сыром Грюйер.
В завершении ужина подали широкое блюдо со сладким пирогом с начинкой из толченого картофеля в кроваво-оранжевой глазури с бурбоном и мускатными взбитыми сливками. После порции которого, Арктур понял, что объелся до такой степени, что больше не сможет съесть ни кусочка.
Затем подали кофе и поставили маленькие тарелки со сладостями в центре стола.
– Мама, все было просто восхитительно, – сказал Арктур, осиливая последний кусочек еды с тарелки.
– Абсолютно, – согласился Ангус, и Кэтрин улыбнулась, видя, как ее сын и муж хоть в чем-то согласились.
– Я рада, что вам понравилось, – сказала Кэтрин, – я планировала меню специально под сегодняшний вечер. Я хотела, чтобы мы просто поужинали в семейном кругу. Прошло много времени с тех пор, когда мы все сидели вокруг стола и наслаждались компанией друг друга. Не так ли?
Арктур спрятал улыбку, что возникла в ответ на простой, и с первого взгляда казалось бы невинный вопрос, когда увидел укоряющий взгляд матери.
– Конечно, – подтвердил Ангус, также уловив подтекст. Арктур с одобрением посмотрел на отца. Беззаботность взора и обычное выражение его лица удивили Арктура настолько, насколько удивился и Ангус.
– Я скучал по всему этому, – сказал Арктур, – как хорошо вернуться домой.
– Я рада, что ты вернулся, – сказала Дороти и, тем самым, разрядив обстановку.
Когда с обедом было покончено, Кэтрин поторопилась отправить Дороти в кровать, но сначала дождалась, чтобы отец с братом обняли и поцеловали и её, и Понтия. Когда женщины семейства удалились, напряжение улетучившееся с их появлением, злой тенью снова прокралось в комнату.
– Еще портвейна? – спросил Ангус.
Арктур кивнул.
– Мне Руби[47], – сказал он.
Ангус налил два стакана и передал один Арктуру. Молчание затягивалось. Арктур видел, что отец из всех сил пытается подобрать нужные слова. В присутствии Кэтрин беседа была легкой и непринужденной, но без ее умиротворяющего влияния напряженность между двумя вожаками снова начала расти.
– Я рад, что ты приехал, сын, – наконец произнес Ангус. – Твоя мать здорово переживала сегодня. И Дороти... ну, в общем, ты видел, как она обрадовалась тебе.
– А ты? – спросил Арктур. – Ты тоже рад видеть меня?
– Конечно. Ты же знаешь, что да. Ты мой сын.
– Я знаю. Но наш последний разговор закончился не очень дружелюбно..
– Ты просто ушел и вступил в десант, – сказал Ангус. – Мой сын солдат Конфедерации... какой реакции ты ожидал?
– Я ожидал от тебя уважения к моему проклятому решению, – отрезал Арктур.
Ангус вздохнул и глотнул портвейна.
– Ты ищешь повод для ссоры, Арктур?
– Нет, – ответил Арктур. – На самом деле нет. Просто... ну, мы практически ничего и никогда не обсуждали с глазу на глаз, не так ли?
– Насколько я помню, нет.
– Именно. И раньше, когда я жил на Корхале, каждый раз, когда ты смотрел на меня, ты сравнивал с собой, пытаясь найти недостатки во всем, чтобы я не делал. Я никогда не был достаточно хорош для тебя.
– Это просто смешно, – сказал Ангус. – Я просто хотел как лучше для тебя. Неужели ты не понимаешь?
– Как лучше для меня? Ты уверен? Или ты хотел, как лучше для тебя? Все, к чему я стремился, тебе не казалось важным. Все, о чем ты заботился, выйдет ли из меня достойный преемник!
Ангус налил себе еще стакан портвейна, используя паузу, чтобы обуздать гнев.
Арктур знал, что нападки на отца могут привести лишь к одному результату, но уже не мог остановиться. Накопившиеся за два года эмоции рвались наружу, и он не мог сдержать их.
– Арктур, ты мой сын, и я всегда стремился дать тебе все самое лучшее. Ты умен, и можешь стать лучшим в том деле, о каком мечтаешь. Но потерять свою жизнь, сражаясь за тиранию и коррупцию, за режим, который стремится взять под контроль всю галактику, просто глупо.
– Выходит, что я глуп?
– Я этого не говорил. Ты даже не слушаешь меня. Ты слышишь лишь то, что хочешь слышать, таким образом, лишь раздувая спор.
Арктур знал, что отец говорит правду, но воспоминания о рядовом Шоу, всплыли в памяти, заполонив сознание. Образ разорванного в клочья парня, лежащего в луже крови на полу бара Тирадора-9 затуманил рассудок.
– Нет, все совсем не так, – сказал он.
– Тогда как это понимать? – потребовал объяснений Ангус. – Потому что мне действительно хочется это знать.
– Это то, что ты делаешь на Корхале, – сказал Арктур. – Подрывы и бунты. Ты, Фелд, и ваша банда революционеров раздуваете здесь пламя ненависти. Не так ли?
– Попридержи свой проклятый язык! – прошипел Ангус.
– Почему? Боишься, что десантник Конфедерации может донести на тебя властям?
– Ты же не донесешь? – спросил Ангус, искренне ужаснувшись тому, что взгляды сына могут обернуться против него.
– Нет, конечно, нет. Но я видел в реальности то, что делают такие люди как ты, – сказал Арктур. – Я видел трупы и кровь на Тирадоре-9, я слышал крики. Ты можешь оправдывать свои дела разговорами о коррупции и другими умными речами, но я видел то, что остается за кадром. Я видел людей, расстрелянных без пощады, и Бог знает, сколько невинных свидетелей погибло под перекрестным огнем. Если это то, что ты делаешь, то я не хочу участвовать в этом.
– Нападение на Тирадоре-9 никак не связано со мной, Арктур, – сказал Ангус, делая шаг к сыну. – Клянусь. Мы атакуем только военные цели. Боевые средства. Потому что мы на войне и не совершили бы такой ошибки как эта.
– Военные цели? – переспросил Арктур, нащупывая "смертник" под рубашкой. – И что по твоему мне теперь делать? Скажи, ты бы разрешил сбросить на меня бомбу или совершить еще какое-нибудь нападение, которое могло повлечь мою смерть, если бы это было бы необходимо для твоего грандиозного плана?
– Конечно нет! Арктур, зачем ты такое говоришь? Твоя мать хотела, чтобы сегодня мы снова стали семьей. Ради нее не разрушай все снова.
– Приехать сюда было ошибкой, – сказал Арктур. Он поставил стакан на стол и повернулся к двери. – Я, пожалуй, пойду.
– Нет, Арктур, пожалуйста, останься, – сказал Ангус, подойдя к нему и взяв его за руку. – Ради матери и Дороти, если не ради меня.
Арктур повернулся к отцу.
– Я уеду утром.
Вдалеке от Стирлинга, что сверкал в ночи как драгоценный камень, мрак неба был абсолютен. Арктур сел на скамью из орехового дерева, которую отец соорудил у конца дорожки от виллы, и стал смотреть на море. Волны внизу бились об утес и разлетались серебряными каскадами брызг. Арктур обратил внимание на бронзовую табличку по центру скамейки, с выгравированными на ней памятными словами в честь Августа, деда Арктура. Однако надпись полностью исчезла под слоем зеленого налета, и Арктур не смог прочитать ее.
Он сидел и смотрел на звезды, размышляя о том, на какие из них его занесет в будущем. Вариантов было море и, без сомнений, будучи десантником, обилие разнообразных миров ему гарантировано.
А когда он устанет от военной жизни, а он чувствовал, что этот момент быстро приближается, то он соберет манатки и рванет к Периферии. Только как можно дальше, чтобы быть свободным.
Арктур почувствовал вибрацию в кармане и достал смартфон. Он подождал, пока вызов не прекратится, затем щелчком открыл аппарат. Пришло сообщение от Жюлианы. Уже пятнадцатое по счету, с того момента как он прибыл на Корхал.
Он вздохнул и, услышав за спиной шаги, сунул смартфон в карман.
– Не возражаешь, если я присяду, – сказал Эктон Фелд.
– Если ты здесь, чтобы убедить меня остаться, то зря не старайся.
– Да нет. Я знаю, что пытаться в чем-то тебя убедить – безнадежное дело.
Арктур кивнул на скамейку.
– Тогда садись.
Двое мужчин некоторое время сидели в тишине, просто наслаждаясь величием зрелища. До самого горизонта океан был как черное зеркало, – огромное зеркало, отражающее звезды в виде покачивающейся россыпи булавок. Иногда небо перечеркивали сверкающие полосы. Арктуру нравилось думать, что это метеоры, хотя он знал, что на самом деле это следы от бороздящих атмосферу звездолетов.
– Ты же знаешь, что будешь сожалеть об этом, – в конце концов, произнес Фелд.
– Что?
– Из-за такого отъезда. Ты не знаешь, что может произойти в будущем, и ты действительно хочешь, чтобы этот момент остался последним в твоей памяти о своих родных?
– Ты излишне драматизируешь Фелд, – сказал Арктур. – Тебе это не идет.
– Нисколько. Арктур, поверь мне то, что творится на Корхале гораздо опасней, чем ты думаешь. Конфедерация в панике бежит отсюда, и любой, кто бывал в бою, знает, что противник наиболее опасен, когда загнан в угол. Они предпримут что-нибудь, и насколько хорош бы я не был, я не могу гарантировать чью-либо безопасность перед лицом такого, своего рода, отчаяния.
– Неужели действительно все так плохо?
Фелд утвердительно кивнул.
– – Ты можешь никогда не вернуться домой. Разве тебе этого не говорили? – сказал он.
– Кто?
– Родители, друзья... Да кто угодно. Это не важно.
– Что ты имеешь в виду?
– Когда ты жил здесь, на Корхале, то думал, что это центр мира. И ты считал, что так будет всегда, что ничего не изменится. Тогда ты уехал и не возвращался в течение пары лет. А когда вернулся, все изменилось. Связь потеряна. Ты приехал, чтобы найти то свое, чего уже нет. Тебе придется уехать на долгое время, прежде чем ты сможешь вернуться и найти свое. Мир, где ты родился. Но пока для тебя это невозможно. Ты еще не готов вернуться на Корхал. А может он не готов для тебя. Я не знаю.