Но неудача Ремси была выгодна Валериану, и он ухватился за возможность исследовать руины, которые могли действительно принадлежать инопланетным цивилизациям. Юноша давно избавился от своей коллекции "окаменелостей", раскопанных в различных садах и берегах рек.
До настоящего времени Валериан, (разумеется, с сопровождением из солдат), совершил лишь одну поездку на эту безжизненную скалу, покрытую каменистыми пустошами, и минимумом атмосферы, чтобы осмотреть руины.
На поверхности Луны Ван Остина Валериану казалось, что он как будто идет к чему-то, что должно быть частью чего-то намного большего. Но откуда взялось это чувство, Валериан понятия не имел. Изо рта юноши валил пар, – воздух был режущим и холодным, словно морозным зимним днем. Хотя дыхательный аппарат не требовался, из-за разреженности атмосферы довольно быстро закружилась голова, и появилось ощущение дезориентации.
Чтобы не привлекать внимания Исследовательского Корпуса Конфедерации[52], поставка исследовательского оборудования осуществлялась по частям, и Валериану пришлось какое-то время подождать, прежде чем количество оборудования оказалось достаточным, чтобы приступить к полному исследованию руин.
Но то, что он уже увидел, потрясало в захватывающей дух степени. "Потрясало" в прямом смысле слова, в его исконном значении как "способное к созданию страха, удивления или восхищения", а не пресная разговорная метафора, в какую это слово превратилось, когда даже пару новых ботинок могли наградить эпитетом "потрясающие".
На краю света, вздымаясь над тем, что когда-то было морским дном, устремлялись в небо руины. Они резко выделялись на фоне окружающих столовых гор – спиралевидные обломки обвалившихся башен и обрушившихся пещер, настолько огромные и геометрически идеальные, что создать их могло только разумное существо.
Во всем увиденном Валерианом, была любопытная смесь естественного и искусственного. Выветрившиеся стены изнутри были отделаны странно выглядящими сплавами, снаружи же был природный камень. Каньоны, горы и пещеры были искусно спроектированы для потребностей их создателей. Валериан нашел обширные и просторные пещеры с округлыми потолками, подобные ребрам хранилища, изогнутые туннели, которые уходили глубоко под поверхность Луны Ван Остина.
Он был рад хотя бы тому, что участок остался практически неисследованным. Валериан удивлялся глупости бюрократов, которые отказали в финансировании такой перспективной экспедиции.
Ощущение масштаба и предполагаемый возраст этого места были поразительны: разрушенные скалы, небольшие участки минерала похожего на известь – все указывало на то, что комплекс был построен задолго до появления людей в секторе Корпулу.
Кто возвел эти сооружения, оставалось загадкой, но одно Валериан знал точно, – он сможет узнать это только сам, не надеясь на ресурсы или перст судьбы, который со временем расставит всё на свои места. Хотя его отец сделал так, чтобы он и его мать никогда не испытывали недостаток в деньгах, найденные Арктуром минералы, которые он обнаружил прямо перед своей первой встречей с сыном оказались, по-видимому, бесконечным источником капиталов, который теперь ревниво охраняла целая армия солдат, танков и «голиафов», Валериан знал, что время было против него.
С его отцом, самым разыскиваемым человеком в галактике, было только вопросом времени, то, когда ищейки снова не сядут им на хвост, и они будут вынуждены двигаться дальше. Болезнь его матери уже вынудила его остановить исследование инопланетных руин, однако действия его отца вынуждают его вообще бросить раскопки.
Так или иначе, исход одинаковый.
Валериан продолжал разминаться, зная, что тяжелая пробежка сбросит часть его напряжения и гнева на отца. Трудно сердиться на того, кого не видел так долго, а Валериан мог думать только о состоянии матери, и знакомом незабываемом чувстве горечи, готовом вспыхнуть в его душе.
Кто-то взволнованно постучался в дверь комнаты
– Входи, Чарльз, – пригласил Валериан.
Дверь открылась, и в комнату вошел молодой человек. Гость, выглядевший всего на пару лет постарше Валериана, был в идеально скроенном костюме, с копной растрепанных рыжих волос на голове, которая совершенно не соответствовала утонченной внешности.
Чарльз Виттье стал частью их бродячей группы беглецов год назад. Помощник, слуга и денщик в одном лице. Он прибыл непосредственно по приказу Арктура. Валериан был уверен, что Виттье докладывает Менгску-старшему о каждом шаге его сына, но Менгск-младший не совсем понимал зачем.
Валериан предпочитал играть с Виттье в молчанку, так как не доверял ему, невзирая на то, что тот был способным слугой и выполнял требования юноши с готовностью и компетентностью.
– Доброе утро, сэр, – поздоровался Виттье. – Я надеюсь, что не потревожил вас.
– Нисколько, – сказал Валериан. – Я как раз собирался выходить на пробежку.
– О, тогда боюсь я, возможно, пришел с известиями, которые могут причинить вам беспокойство.
– Что такое?
– Ваша мать хочет поговорить с вами, – сказал Виттье.
Валериан шел вдоль обшитых сталью коридоров «орбитального», флуоресцентные полосы на потолке и стенах поглощали все естественные цвета, придавая предметам диковинные сине-серые оттенки. Когда-то это была добывающая установка, и в таком строении хорошая видимость была более важна, чем эстетика цветовосприятия. Валериан понимал это, несмотря на то, что не был с этим согласен.
Всё на борту «Орбитального-235» было просто и функционально, как и должно было быть там, где любое полезное пространство ценилось очень дорого, и где, как ожидалось, крепкие мужчины, по большей степени чернонабочие, будут проводить довольно много времени.
Вдыхая сухой, восстановленный[53] воздух, Валериан в сотый раз поймал себя на мысли, что хочет вернуться на Умоджу с ее ароматным воздухом и медно-красными небесами. Его тело, несмотря на пик переходного возраста, не торопилось меняться, но сейчас, шагая, Валериан выжимал из него все.
Юноша все еще был достаточно красив, с безупречной кожей и золотыми волосами. Его юношеские черты лица менялись на мужские, но Валериан уже видел форму, которую они собирались принять, и знал, что они будут прекрасны.
Виттье шел рядом. Казалось, он переставляет ноги раза в два быстрее чем Валериан, только для того, чтобы не отстать от последнего. Виттье был стройным и очевидно не жаловался на здоровье, но в нем недоставало той кипучей энергии, которой Валериан был наделен с избытком.
– Какой она была, когда ты говорил с ней? – спросил Валериан.
– Почти такой как обычно, сэр. Хотя сегодня она выглядела более оживленно.
– Правда? Это хорошо. Не знаешь, почему?
– Нет, сэр, – ответил Виттье. – Хотя она получила официальное сообщение от господина Пастера.
– Откуда ты знаешь от кого оно пришло, Чарльз? – спросил Валериан. – Ты читал его?
– Конечно же нет! – воскликнул Виттье. – Это всего лишь моя догадка, сэр! Ваш дед всегда посылает сообщение в начале месяца. Сейчас начало месяца: следовательно, это сообщение от вашего деда.
– Какое еще начало месяца? Мы находимся в космосе, Чарльз.
– Я веду учёт смены дня и ночи на Умодже и Тарсонисе, чтобы отслеживать наше время относительно планетарного. В таких сложных условиях, мне кажется, это приносит определённость, помогает не потерять счёт времени… если есть заранее установленная точка отсчета, чтобы отталкиваться от нее.
– Ты много путешествовал в космосе?
– Больше чем хотелось бы, – уклончиво ответил Виттье.
Валериан хотел пораспрашивать его еще, но почувствовал, что не получит прямых и чётких ответов, поэтому решил отложить разговор о предыдущих путешествиях Виттье и сконцентрировался на предстоящем разговоре с матерью.
Жюлиана Пастер болела очень серьёзно, и ее здоровье только ухудшалось в течение последних шести лет. После своего пятнадцатого дня рождения Валериан потребовал ответа, что с ней было не так, и, наконец, мать рассказала правду о том, что обнаружили врачи.
Иногда Валериану хотелось, чтобы она не никогда этого не говорила.
Его матери был поставлен диагноз карциноидной опухоли[54], редкая форма рака нейроэндокринной системы. Рак возник в кишечнике и медленно прогрессировал на протяжении нескольких лет. Только почему ей потребовалось так много времени для осознания того, что ситуация намного серьёзней, чем кажется, осталось загадкой.
К тому времени, когда она проконсультировалась с врачом, опухоль уже добралась до ее печени и начала поражать другие органы с бездумной биологической жестокостью. Её развитие было медленным, но верным, отнимая у Жюлианы ее энергию иссушая плоть и истончая кости. Даже самые передовые хирургические методы не могли победить рак, – Жюлиана была неоперабельна.
Валериан плакал вместе с матерью, когда она рассказала ему всё. Она мягко вела сына через те же самые эмоции, которые сама испытала: отрицание, шок, гнев, печаль, вина, и страх.
Ей предстояло умереть, и Жюлиана смирилась с этим.
Это было куда тяжелей, чем Валериан мог вынести.
Он немедленно прекратил выходы на поверхность астероида, вокруг которого вращался «Орбитальный-235», и погрузился в исследование состояния матери, несмотря на очевидную безнадежность усилий. Возможно, потому что его матери сказали, что она сможет прожить еще несколько лет, прежде чем смерть заберет ее. Жюлиана попыталась отговорить сына от траты времени впустую, от тщетных попыток найти чудотворное лекарство.
– Иногда, пытаясь удержать то, что любишь, ты можешь разрушить это, – сказала она одним вечером, обнимая Валериана, когда тот плакал. – Давай наслаждаться временем, которое нам отпущено, Вал. Позволь мне видеть, как ты растешь и живешь своей жизнью. Не трать ее впустую, сражаясь с ветряными мельницами.
Но ничто из того, что о чем она говорила, не могло остановить Валериана. Он должен был что-то сделать, должен был предотвратить смерть матери – и ему было всё равно, несмотря на знание того, что он сражается с врагом, которого нельзя победить. Он выяснил, что ни даже самые передовые внутрископические лазерные устройства не могли сконцентрировать в нужных областях тела необходимое количество высокой температуры, ни новейшие лекарства, ни даже нано-брахитерапия[55] не могут победить этого противника, не убив сначала его жертву.
Однако Валериан был Менгском, и он не сдавался так легко. Он продолжал заказывать новые медиа-книги и следить за последними исследованиями лучших медицинских институтов Умоджи и Тарсониса (разумеется, через надежные маршруты, чтобы не ставить под угрозу безопасность семьи, и не раскрывать их местоположения).
...– Сэр? – сказал Виттье, и Валериан вздрогнул.
До него еще не дошло, что они добрались до комнаты матери, и попытался определить, как долго он простоял перед дверью.
– Вы собираетесь входить? – уточнил Виттье.
Валериан посмотрел на помощника, и глубоко вздохнул. – Да. Конечно, я войду.
* * *
Валериан сидел у кровати матери. Он держал женщину за руку, всем сердцем желая хоть как-нибудь передать ей часть своих жизненных сил. Энергии у него было в избытке, и он не видел смысла в ее экономии. Что плохого в том, чтобы просто восстановить равновесие? Но он понимал, что вселенная устроена по-другому. Вселенную не заботит, что с хорошими людьми происходят плохие вещи – она абсолютно безразлична к судьбе смертных существ, которые копошатся в звездном мусоре. Вселенная была глуха к мольбам тех, кто верил в её божественность, независимо от того чего они могли потребовать.
Удерживая спину прямо, мать Валериана сидела на кровати. Кожа женщины была настолько бледной и прозрачной, что казалось, как будто её слишком сильно натянули на череп. Ниспадающие на плечи волосы утратили золотой блеск, поблекли, обретя болезненно желтый цвет, сродни усам заядлого курильщика.
Жюлиана все еще была красивой, правда особой безмятежной красотой, приобретенной с пониманием и принятием своей участи.
Валериану было тяжело смотреть на неё. Он боялся, что, если станет смотреть слишком долго, то может потерять контроль над чувствами. В такие минуты он проклинал своего отца за уроки эмоционального контроля.
– Вал, ты был сегодня в своих руинах? – спросила она.
– Нет, мам, – сказал он. – Не был. Я больше не пойду к ним, помнишь?
– Ах да, я забыла, – сказала она, махнув исхудавшей рукой перед собой. – Ты же знаешь мне теперь трудно помнить обо всем.
Валериан осмотрелся. Комната своей строгой функциональностью напомнила ему офис похоронного бюро. Он ненавидел сильный запах разложения, который наполнял комнату.
– Хочешь попить? – спросил он, вместо того, чтобы спросить о чем-нибудь важном.
Она улыбнулась.
– Да, дорогой. Ты не нальешь мне немного воды?
Валериан заполнил две пластиковые чашки прохладной водой и дал одну матери, убедившись, что она держит чашку обеими руками прежде, чем отпустить ее. Жюлиана поднесла чашку ко рту и отпила воды. На ее изможденном лице появилась улыбка, когда она вернула чашку сыну.
– Чарльз сказал мне, что ты сегодня получила сообщение, – сказал Валериан.
– Получила, – подтвердила она с улыбкой, которая придала ее лицу более глубокую бледность, чем та была на самом деле. – Оно от твоего дедушки.
– И что он рассказывает о себе в этом месяце?
– Он сказал, что твой отец приезжает, чтобы повидать нас.
Чашка с водой выпала из рук Валериана.
* * *
Скальный шпиль возвышался над Валерианом как рог какого-нибудь огромного ископаемого нарвала. Его поверхность была вся в ямах и отполирована бесчисленными столетиями. Юноша провел рукой по скале, ощущая покалывающее тепло рифленой поверхности породы, которое резко контрастировало с холодом окружающей среды.
Отвесные утесы уходили вверх, изгибаясь в скальные своды. Как подозревал Валериан, естественный каньон когда-то перекрывали ребристые балки из камня, которые теперь лежали беспорядочными обломками у его ног.
Холодные, песчаные ветры, с воем проносящиеся через каньон, оплакивали падение столь могущественного строения. Валериан попытался представить, насколько масштабной здесь произошла катастрофа, чтобы разрушить тут все. Небо слегка колыхалось, и сквозь тонкую атмосферу просвечивали пульсирующие далекие звезды, свету которых насчитывались тысячи лет.
Валериан как можно плотней запахнул толстую куртку, и отрегулировал защитные очки, перед тем как приступить к спуску по склону из осыпающегося щебня, ведущему к колоссальному входу в пещеру. Юноша уже бывал в этой пещере, и теперь, замерев среди ее мерцающих стен – сочетания природы и высоких технологий, снова ощутил глубокое чувство единения с прошлым.
Осознание того, что этот комплекс создали давным-давно неведомые мастера, по неведомым людям технологиям, будоражило воображение – это же доказательство того, что жизнь в галактике существовала задолго до появления человечества. Множество загадок все еще могли храниться в недрах величественного строения, и Валериан мечтал о возможности проникнуть в суть древних этих тайн ради знаний и ради плодов, которые они принесут.
Валериан остановился, чтобы несколько минут насладиться одиночеством. Юноша непроизвольно улыбнулся, когда осознал, что за всю свою жизнь, только сейчас он по настоящему остался один Он был единственным человеческим существом на этой космической глыбе, и это ощущение опьяняло.
Новость о прибытии отца на «Орбитальный-235» выбила Валериана из колеи. Он стал угрюмым и раздражительным, из-за чего не только не мог сконцентрироваться на исследованиях, но даже заслужил упрек от матери, чего практически никогда не бывало.
Единственное место, где Валериан чувствовал себя спокойно, находилось на поверхности Луны Ван Остина. Наедине со своими мыслями и руинами неведомой расы инопланетных строителей. Что привело их сюда и что случилось с ними? Валериан не сомневался, что будь у него достаточно времени, он смог бы разгадать эти загадки.