– Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о том, сколько стоит твое обучение в Стирлингской Академии?
Арктур пожал плечами.
– Нет.
– Очень много. И множество потенциальных студентов только и ждут, как бы занять твое место.
– Ну так позволь им его занять, – сказал Арктур. – Все равно я там ничему не научусь.
Ангуса сильно раздражала агрессивность сына. Но он сдерживался, вспоминая себя в этом возрасте. Когда он только-только приблизился к зрелости: начало полнокровной жизни, и ощущение того, что знаешь все, что нужно знать об этом мире. Арктур ничем не отличался от него. Поэтому только сейчас Менгск-старший оценил терпение, которое проявлял к нему его собственный отец.
Прежде чем снова заговорить, он сделал глубокий вдох.
– Слушай меня, сын. Твоя жизнь здесь – это тепличные условия. Но пришло время узнать, что там, в мире за этими стенами, жизнь жестока. И ты не готов к этому.
– Я справлюсь.
– Нет, – отрезал Ангус. – Не справишься. Я не буду скрывать, что впечатлен тем, что ты сделал вчера вечером. Но запомни, рано или поздно, подобные трюки заканчиваются смертью.
Арктур засмеялся.
– Ты уже переигрываешь.
– Нет. Нисколько. Это правда. Поэтому ты будешь наказан.
– Почему? – воскликнул Арктур. – Если бы не я, эти люди убили бы нас всех!
– Думаю, ты и сам понимаешь, что нас спасло только то, что тебя заметил Фелд.
– Это была шутка, – сказал Арктур. – И потом, разве теперь это имеет значение, после того, что случилось? Или следовать собственным поучениям тебе нет нужды?
Ангус поставил стакан и навис над столом, скрестив руки на груди.
– В тебе есть способности вести дебаты. Но ты все равно будешь наказан. Пустить молодежь на самотек, означает поощрять безрассудство и пренебрежение к существующему порядку вещей. Что является проклятием любого стабильного общества.
– Кто бы говорил, – возразил Арктур. – Ты протестуешь против существующего порядка постоянно. Все, что я регулярно слышу в разговорах студентов Академии, так это то, что ты только и делаешь, что накаляешь обстановку на Корхале. Своими речами о коррупции в Конфедерации, и как было бы лучше нам без нее. Почему-то это тебя не смущает!
Ангус откинулся на спинку стула, удивленный вспышкой Арктура. То, как сынишка представляет жизнь за пределами своего мирка, вызвало в нем гнев.
– Ты понятия не имеешь, о чем ты говоришь, – сказал Ангус. – То, что делает Конфедерация на Корхале, это преступление. Повсюду коррупция, откаты, взяточничество. Если у тебя есть деньги, закон становится не более чем шуткой. Практически каждая копейка, заработанная гражданами Корхала, идет в казну нескольких корпораций-марионеток Конфедерации. А это наша собственность! Независимые от Конфедерации предприятия чахнут и закрываются! Скажи мне, это по-твоему должный порядок вещей?!
– Я не знаю, – помолчав, ответил Арктур. – Все, что я хочу, это стать изыскателем.
– Изыскателем? Чтобы копаться в грязи и камнях, как какой-нибудь келморийский контрабандист? Вряд ли. Ты сын сенатора, Арктур! И твое предназначение заниматься более серьезными вещами, чем разведка недр!
– Я не хочу великих занятий. Я просто хочу делать то, что мне нравится, а не то, чем я, по твоему мнению, обязан заниматься.
– Ты слишком молод, чтобы действительно знать, чего хочешь, – сказал Ангус.
– Я знаю, что не хочу идти по твоим стопам, – огрызнулся Арктур. – Черт возьми, я могу даже записаться в армию!
– Не будь так уверен. Это в тебе говорит гнев, – сказал Ангус. – Ты далек от реалий жизни. Не знаешь, что сделала Конфедерация, и что еще сделает, если никто не остановит ее. После крушения суперносителей, Старые Семьи веками, с помощью силы, хитрости и коррупции, гребут все под себя. Скоро не останется ничего, что еще не попало под их контроль.
– Ну и что? Кто сказал, что это плохо?
Ангус подавил свой гнев, но все еще чувствовал раздражение, угасающее перед упрямством его сына. Неужели парень не понимает, насколько коррумпирована Конфедерация? Неужели он не видит ужасную судьбу, которая ожидает всех благомыслящих людей, в случае, если они не поддержат всеохватывающее влияние отдаленного, бездумного, жестокого правительства?
Глядя Арктуру в лицо, Ангус видел, что тот не понимает всего этого, и у него сжалось сердце.
Выступая с речью на Палатинском Форуме, Ангус Менгск склонял упрямых сенаторов на свою сторону, выигрывал безнадежные процессы благодаря своему красноречию, но он не мог убедить своего собственного сына в том, что Конфедерация – великое и ужасное зло, которое угрожало всему, что ценили свободные люди Корхала.
Ангус Менгск, сенатор-подстрекатель и сын Корхала, может спасти свою планету, но, при этом, может потерять сына.
Он понял всю иронию этой ситуацию.
На следующее утро, как только над горами взошло солнце, Арктур зевнул, услышав, как открылась дверь в его комнату. Он повернулся на другой бок и улыбнулся, так как в проеме двери стояла Дороти, сжимая в ручках ярко-голубую фигурку пони по имени Понтий.
– Что случилось, малышка Дот? – спросил он, приподнимаясь на кровати.
– Почему ты ругаешься с папой? – спросила Дороти.
Арктур засмеялся.
– Это серьезный вопрос для такой маленькой девочки.
– Но почему?
Арктур опустил ноги на пол и развел руки в стороны, после чего Дороти подбежала и запрыгнула к нему на колени.
– Ты с каждым днем становишься все больше, – сказал Арктур. – Ты толстеешь.
– Ничего я не толстею! – завизжала Дороти, тыча пальчиками ему в ребра.
– Ладно, ладно! Ты не толстая!
– Я же говорила, – сказала Дороти, удовлетворенная тем, что последнее слово осталось за ней в этом споре. Она посмотрела на Арктура. Юноша знал, что она отнюдь не забыла, что брат не ответил на вопрос.
– Я бы хотела, чтобы вы с папой не ругались, – сказала Дороти.
– Я бы тоже этого хотел.
– Так почему вы тогда ругаетесь?
– Это тяжело объяснить, Дот, – сказал он. – Мы с папой... ну, у нас с ним разные мнения по поводу многих вещей, и он слишком упрям, чтобы признать, что он не всегда прав.
– А ты что всегда прав?
– Нет, не всегда, но – …
– А как ты тогда можешь знать, что папа не прав?
Арктур открыл, было, рот, чтобы ответить на вопрос, основанный на детской логике сестры, но совершенно запутался, когда не смог придумать ответ, который удовлетворил бы их обоих.
– Полагаю, я не знаю. Но он хочет, чтобы я делал то, что я не хочу.
– Что, например?
– Например, не быть тем, кем я хочу быть, – сказал Арктур.
– А кем ты хочешь быть? Разве ты не хочешь быть как папа?
Арктур покачал головой.
– Нет.
– Почему?
Тихий стук избавил Арктура от необходимости отвечать, он поднял голову и увидел в дверном проеме свою маму. Кэтрин Менгск была одета в длинное платье кремового цвета с темно-синим лифом и выглядела очень бодрой, как будто она всю ночь отдыхала, а не пыталась спастись от вооруженных солдат.
– Дороти, пора завтракать, – сказала Кэтрин.
– Но я не голодна, – сказала Дороти.
– Не спорь со мной, юная леди, – предупредила мама. – Спускайся на кухню и скушай кашу, которую тебе приготовила Сеона. И не нужно воротить нос. Иди.
Дороти потянулась к Арктуру и чмокнула его в щеку, потом спрыгнула с его коленей и выбежала из комнаты, волоча за собой Понтия.
Как только Дороти ушла, Арктур встал и натянул рубашку и брюки, поправляя подтяжки на плечах.
– Ты так и не ответил на ее вопрос, – сказала мама.
– Какой вопрос?
– Почему ты не хочешь быть, как твой отец?
Арктур провел пальцами по своим темным волосам и налил стакан воды из стоящего у кровати серебряного кувшина.
– Потому что я хочу заняться чем-то своим в жизни.
Кэтрин прошла в комнату, – изящная, сильная, – и положила руку на плечо Арктура. В этом прикосновении чувствовалась материнская любовь и успокоение. Арктур пожалел, что к отцу он не настолько же близок, как к матери.
– Арктур, твой отец всего лишь желает тебе лучшего, – сказала его мама.
– Неужели? Иногда я думаю, он просто желает видеть во мне свою копию.
Кэтрин улыбнулась.
– На самом деле я вижу у вас много общего. Но все же в тебе слишком много моего, чтобы ты мог стать его копией.
– Это утешает, – сказал Арктур, но улыбка исчезла с его лица, когда он увидел в глазах матери боль.
– Прости, – сказал он. – Знаю, он хороший человек, но он просто не понимает меня.
– Думаешь, ты первый семнадцатилетний, который говорит так о своем отце?
– Полагаю, нет.
– Ты замечательный мальчик, Арктур: и ты можешь вершить великие дела, если позволишь себе. За что бы ты ни брался, ты овладеваешь этим в считанные дни. Твой отец просто хочет удостовериться, что ты правильно воспользуешься своими способностями.
– Помню, когда мне было столько, сколько Дот сейчас, ты говорила, что я буду великим руководителем,– сказал Арктур. – Но я уже давно вышел из этого возраста.
Мама взяла его за руки и посмотрела в глаза:
– Тогда это было так же верно, как и сейчас.
Грандиозные мечты матери о его будущем смущали Арктура, и он сменил тему:
– Мне действительно необходимо возвращаться в академию?
– Необходимо. Знаю, тебе там не нравится, но для меня очень важно, чтобы ты получил образование. Ты же действительно отменил отсылку письма с комм-вирусом на консоль директора Стигмана?
– Отменил, – ухмыльнулся Арктур, – хотя мое исключение стоило бы того, чтобы только взглянуть на выражение лица директора, когда вирус отсылал бы его личные файлы родителям всех студентов академии.
Мама гневно покачала головой, но он заметил, что ее забавляла мысль об унижении Стигмана.
– Даже не хочу думать о том, что могло быть в тех «личных файлах» этого отвратительного человечишки.
– А Айлин Пастер и его дочь собираются еще гостить у нас? – спросил Арктур, услышав движение в другой части дома.
Кэтрин почувствовала его заинтересованность и сузила глаза.
– Да, они еще погостят некоторое время. Твой отец считает, что для них будет разумнее оставаться с нами, пока он не вызовет еще нескольких охранников, чтобы они сопровождали всех нас обратно в Стирлинг.
– Звучит благоразумно, – кивнул Арктур, пытаясь не выдать свою заинтересованность, хотя, конечно же, его мама видела, что это намеренное безразличие, и улыбнулась.
– Она очень красива, – сказала мама. – Жюлиана.
– Да, красива, – согласился Арктур. – Я думаю, что нравлюсь ей.
Мама нагнулась и поцеловала его в щеку.
– Да как же тебя не любить, мой красавчик? А теперь иди и позавтракай с сестрой; а то я уверена, что она будет упрашивать Сеону дать ей побольше сладостей, что чревато для нее бессонными ночами.
Арктур направился вниз, проходя по тому самому коридору, который предыдущей ночью был наполнен дымом от выстрелов и звуками битвы. Тел на полу, заливающих ковры кровью, уже не было, и прислуга вычищала оставшиеся пятна.
Ему все еще не верилось, что те люди пытались убить их прошлой ночью. Сама мысль о том, что люди готовы убить беспомощных мирных граждан всего лишь ради денег, казалась нелепой; если из прочитанной истории он вынес какой-нибудь урок, то именно такие понятия закрепились у него в душе. Казалось, убийство ради славы, известности, земли или свободы – более благородные идеалы, ради которых можно было убить или умереть; но Арктур Менгск в ближайшем времени не планировал ничего подобного.
Он поставил ногу на ступеньку; дерево скрипнуло. Перила были расщеплены шипами «карателя», кругом валялись вырванные куски дерева. На мраморных и гипсовых стенах остались многочисленные следы от попаданий шипов.
Спустившись, Арктур услышал голоса из столовой. Дверь была приоткрыта, и он остановился, узнав громовой голос отца и более сладкозвучные тона Айлина Пастера.
Арктуру было интересно, о чем они говорят, и он подкрался ближе к двери.
– …именно поэтому нам, как никогда, нужна твоя помощь, Айлин, – сказал отец. – Корхал не справится с этим в одиночку. Мы собираем силы, но без поддержки Умоджи Конфедерация уничтожит нас.
– Я понимаю, – ответил Пастер, – но ты также должен понять ненадежность нашего положения. Недопустимо, чтобы Умоджу уличили в открытой помощи тебе, Ангус. Нам приходится нелегко из-за отпора влиянию Конфедерации, а быть публично связанными с таким подстрекателем как ты, станет отличным поводом для усиления их давления. Совет Правления охотно предоставит твоим людям все необходимое, но о нашем участии никто не должен знать.
– Это данность, Айлин, но настал переломный момент. Нападение прошлой ночью только лишний раз доказывает, что они в безвыходном положении. У меня есть сторонники в Сенате и по всему Корхалу, которые могут поднять шум, и ты хорошо знаешь, что локальные восстания поднимаются по всему сектору. Для уничтожения старого порядка нужен всего один яркий пример того, что Конфедерацию можно побороть. И Корхал может быть таким примером, но только с вашей поддержкой.
– И ты ее получишь, но за такие речи... тебя будут называть террористом.
– Я предпочитаю термин "борец за свободу", – сказал Ангус.
– Это уже зависит от того, победишь ты или нет.
– В таком случае, мне необходимо удостовериться, что я буду победителем.
Арктур знал, что услышанные слова имели огромное значение, но он не улавливал их смысл. Что отец мог планировать такого, чтобы на него повесили ярлык террориста? Уже само определение было ярким, вызывающим образы мрачных мужчин, что таятся в укромных местах и планируют смерть невинных, преследуя какие-то свои дьявольские цели.
Мысль о том, что его отец может быть таким человеком, пугала Арктура; а его твердое представление об Ангусе Менгске как о – пусть влиятельном, обладающим могуществом, но все-таки – добром человеке, теперь казалось хрупким, как стекло.
Пока такие мысли мелькали в голове Арктура, он услышал шаги. Юноша слишком поздно осознал, что звук приближается к двери, у которой он стоял и подслушивал. Арктур хотел отойти, но не успел, – чья-то тяжелая рука схватила его за рубашку и втащила в столовую, где они уже встречались прошлой ночью.
– Ты что шпионишь за мной!? – вскричал Ангус. – Что ты слышал?
Арктур вырвался из рук отца.
– То, что ты террорист! – прокричал он.
Ангус развернул его и толкнул на один из стульев.
– Ты ничего не слышал, сын, – сказал Ангус. – Эти слова не предназначены для таких как ты.
Арктур посмотрел на Айлина Пастера. Мужчина явно был удивлен и обеспокоен тем, что Арктур подслушал разговор.
– Что ты собираешься делать? – спросил Арктур. – Ты собираешься убивать людей?
Отец уставился на Арктура. Холодный серый взгляд проник в самое сердце сына.
Арктур понял, что отец для себя принял какое-то решение.
Пастер также это заметил и сказал:
– Ангус... ты уверен?
– Да, ему ведь уже скоро восемнадцать. Пришло время вести себя как мужчина, поэтому я буду обращаться с ним как с мужчиной.
Арктур почувствовал нервную дрожь от слов отца.
Неужели сейчас с ним будут говорить по-взрослому, как он мечтал все эти годы.
– Ну что, мальчик, ты готов стать мужчиной?
Арктур подумал какую-то долю секунды и ответил:
– Готов.
– Хорошо, – сказал Ангус. – Я с уважением отнесусь к этому. Но ты должен понимать – то, о чем я тебе собираюсь рассказать, не должно покинуть эту комнату.
Ангус протянул Арктуру руку.
– Поклянись мне, и я все тебе расскажу.
– Клянусь, – сказал Арктур, пожимая руку отца.
– Очень хорошо, – сказал Ангус, присаживаясь рядом с Арктуром и закидывая ногу на ногу. – Ты, конечно же, в курсе, что я всеми фибрами души терпеть не могу коррупцию Конфедерации, но все намного сложнее. Старые Семьи все контролируют из своего столичного мира, Тарсониса, и весь аппарат Конфедерации ориентирован на поддержание их власти, эксплуатируя и разворовывая управляемые ими планеты. Ну, в общем, все.