– Может быть, отложим? Уж очень качает. Алексей вскинул руку: «Нет, нет!» Ему казалось, что отложить доклад – это сдаться на первых же порах.
– Очень жарко, – громко сказал он. – Душно… – и он остановился, потеряв мысль, которую развивал.
– Объявим небольшой перерыв, – предложил помощник капитана. – Подышим свежим воздухом.
Алексей, шатаясь, добрался до двери и, не помня себя, вышел на палубу. Ветер сразу обрушился на него. Алексей ждал его благодатного действия, свежих сил, которые ворвутся в пего вместе с брызгами волн, но облегчения не почувствовал. Он остановился у борта, скрытый переборкой. Перед глазами внизу была черная вода, похожая на нефть, и серая пена… Вода то приближалась совсем близко, то проваливалась вниз.
Алексей проклинал себя. Вот она, излишняя самонадеянность! Он смешон и жалок. Берется за выдвижение грандиозных планов и не может выдержать первой качки.
Алексей оглянулся. Никого. Его тактично оставили одного.
Он понял, что ему пора вернуться в столовую.
При виде его моряки и полярники поспешно заняли места, гася папиросы. В этой поспешности Алексей почувствовал внимание к себе, к теме его доклада.
И он продолжал свое сообщение:
– Я рассказываю вам первым об этом, – говорил он. – Рассказываю не для того, чтобы похвастаться смелой фантазией. Я страстно верю в то, что этот замысел можно и должно осуществить. Но, может быть, я не все учел. У меня нет опыта, который есть у вас. Я жду, что вы не только зададите мне вопросы, но и сами выскажетесь по существу проекта… Позвольте теперь мне послушать вас…
– Какие будут вопросы к инженеру Карцеву? – спросил помощник капитана.
Долгое время никто вопросов не задавал. Алексей смотрел на свои почему-то посиневшие руки и с трудом делал глотательные движения.
Понемногу помощник капитана расшевелил слушателей.
– А не всплывет ли мол? Лед-то легче воды? – спросил один из матросов.
– Нет, не всплывет, – отвечал Алексей. – Тело, которое легче воды, всплывает лишь в том случае, когда вода действует на него снизу. Наш мол смерзнется с дном, вода не попадет под него, и он будет стоять на дне, как говорят, всей своей тяжестью.
Поднялся молодой полярник в круглых роговых очках.
– Простите, меня интересует, куда денется вода, поступающая в отгороженный канал? Ведь если ей не дать выхода…
– Понятно! – перебил Алексей, которому не терпелось скорее ответить. – Несомненно, в некоторых местах понадобится сделать в ледяном моле ворота, чтобы дать выход теплым водам в океан… Но места для них надо выбрать с выгодой, чтобы холодное течение не проникло через них. Этот вопрос еще придется изучить.
– Я потому спрашиваю, – сказал молодой человек, – что по специальности я гидролог и занимаюсь изучением течений.
– Вот видите, – обрадовался Алексей. – Вы можете оказаться очень полезным в разработке этой идеи.
Вопросы сыпались один за другим. Алексей уже не чувствовал приступов морской болезни. Он оживился, вышел из-за стола, балансируя при крене палубы.
Послышался глухой кашель. Тот самый седой моряк с висячими усами, которого еще раньше заметил Алексей, старательно откашливался.
– Я, собственно, не вопрос хочу задать, – сказал он. – Я хочу сказать пару слов…
– Просим вас, Игнат Григорьевич, – пригласил моряка помощник капитана. – Игнат Григорьевич у нас один из старейших полярных навигаторов порта острова Дикого. Следует к месту назначения, – пояснил председательствующий Алексею.
– Мне очень интересно послушать вас, Игнат Григорьевич, – сказал Алексей.
Моряк, чуть сутулясь, подошел к столу, сел рядом с помполитом и проговорил:
– Вот послушали мы вас с интересом, уважаемый молодой инженер. Предлагаете вы построить этакую ледяную китайскую стену…
Среди слушателей шорохом прокатился смешок.
– …Решили отгородиться этой китайской стеной от льдов и холодных течений, – продолжал оратор. – Я, конечно, не инженер, – можно построить такое сооружение или нельзя, я не знаю и судить об этом не берусь. Я – моряк, сорок лет проплававший в этих морях. И вот я спрошу вас, уважаемый Алексей Сергеевич, знаете ли вы, как у нас в Арктике начинается навигация?
– Нет, Игнат Григорьевич. Я не слишком отчетливо представляю это себе… Но я для того и еду на этом корабле, чтобы все узнать, что имеет отношение к ледяному молу в Арктике.
– Вот, вот!.. Это вы хорошо делаете, что плывете на этом корабле. На кораблях ведь не ездят, а плавают, – поучительно сказал моряк, дергая себя за ус.
И снова шорохом прокатился смешок. Алексей насторожился.
– И хорошо, что сразу нам обо всем рассказали. И мы вам тоже расскажем… Для предупреждения, так сказать. Вот, хотя бы про льды. Начинается у нас полярная навигация в июле, как подуют ветры с материка. – Моряк, не вставая, потянулся к карте и показал, в каком направлении дуют ветры с берегов. – Ветры эти оторвут ледяные поля, что стояли зиму у берегов, и угонят их в открытое море, – моряк снова указал на карту, на простор морей. – Еще Михайло Васильевич Ломоносов писал об огромнейших пространствах чистой воды в ледовитых морях. А Михайло Васильевич происходил из северных поморов. Он знал, что писал. Так вот: угонят ветры ледяные поля, тут мы, моряки, и пользуемся – в освободившуюся полынью норовим проскользнуть. А вы что же хотите сделать, товарищ дорогой? Забор ледяной построить, чтобы прибрежным льдам никакого выхода в открытое море не было? Да, друг мой Алексей Сергеевич! Ежели вы свой мол построите, то прибрежную полосу так льдом забьет, что через несколько лет не то что круглогодичной, но и летней навигации не будет. Вы уж, пожалуйста, стройте ледяные плотины на гидростанциях или еще где – там, у себя, на Большой земле… но здесь сами теперь, поди, поймете: такую штуку соорудить – медвежью услугу северному мореходству оказать. Простите за резкость. Но лучше раньше предупредить, чем позже.
Старый моряк снова закашлялся и вернулся к своему месту.
Алексей чувствовал, как у него кровь прилила к лицу, уши горели. Он сел. Ему хотелось возражать, спорить, но он заставлял себя слушать. Именно для этого он и отправился в Арктику.
Дискуссия разгорелась.
Невысокий человек с огромным, переходящим в лысину лбом и щетинистыми сердитыми усами, по специальности тоже гидролог, взяв слово, сразу же заявил, что слова капитана его ни в чем не убедили. Вода в отгороженном море будет теплее, а про это капитан будто бы и забыл.
Старый капитан побагровел и крикнул:
– А ты мне докажи сначала, что тепла твоего будет достаточно!
Гидролог тоже горячился, размахивая рукой:
– Вода будет теплее – раз. Чего же бояться тогда льдов? – два. Для того и мол будут строить, чтобы их не было, – три!
Поднялся еще один моряк и сказал:
– Мол строить – сколько сил и средств государственных надо положить. Потому это дело каждый из нас, как свое личное, должен принять. А есть у нас уверенность, что льдов в отгороженной части не останется? Нет у нас такой уверенности. А рисковать тут нельзя. Вот так! – и он сел.
– Пусть они мне сначала докажут, что я неправ, – хрипел старик капитан. – Пусть скажут, останутся льды или нет… Ни одного взводня так не увидишь!
С капитаном соглашались почти все. Действительно, кто может с уверенностью сказать, что льды не останутся у берегов, что тепла охладившейся уже ветви Гольфстрима будет достаточно, чтобы волны гуляли бы в прибрежной полынье.
Алексей нагнул голову, напрягся, словно на него должно было сейчас что-то рухнуть. Мысль его лихорадочно работала.
Как он может доказать, что его предположение верно, что отгороженная часть морей будет чистой от льдов? Пока нет. Нужна будет сеть гидрологических станций, длительные исследования… А если действительно тепла будет недостаточно, если льды останутся, нагромождаясь из года в год? Предвидел ли он это? Но ведь в Баренцевом море так не бывает? Нет, и там бывает. В восточной части моря. Но оно открыто с севера, а Карское море будет защищено молом.
Мнения собравшихся резко расходились. Ни Алексей, ни старик капитан не могли доказать своей правоты. Замысел Карцева если не отвергался, то повисал в воздухе, представлялся сомнительным.
Сжимая кулаки, Алексей думал. В остром, трудном положении ему приходили в голову наиболее яркие мысли. Так бывало за шахматной доской. Так и теперь. Нужно рассчитывать на худшее! На худшее! Но даже и тогда он не отступит так просто. Нужно учесть все. Мечта – первый этап проектирования. Проектировать – это учитывать все. Значит, нужно учесть и возможность того, что льды останутся за молом. Выпустить их надо! Вот что! Раньше надо было об этом думать!
И он с досадой вспоминал, как час назад стоял здесь у карты и рисовал перед серьезными людьми свои мечты, еще не ставшие проектом, не учитывающие всего, что обязан учесть проектант. Алексею казалось, что его тошнит теперь от одного этого воспоминания…
Помощник капитана сочувственно поглядывал на него: Алексей побледнел и стал мрачным.
Он не помнил, как закончилось собрание. Кто-то жал ему руку, благодарил.
«За что? За что благодарят? Просто из вежливости?» – проносилось в мозгу Алексея.
Он вышел на палубу. Волна ударила в борт, ее пенный гребень взлетел ввысь и обдал Алексея водой с ног до головы. Алексей даже не отряхнулся. Вторая волна окатила корабельную трубу.
Моря не было видно. За бортом бушевала ночь. Брызги и струи воды вылетали из непроглядной тьмы, обрушиваясь на палубные надстройки, на вцепившегося в реллинги Алексея.
«…Ледяная стена… она не: только преградит путь северным льдам, но и задержит прибрежные… В результате торосы, торосы, торосы… Наконец, паковые льды у берегов, какие встречаются только под полюсом!.. А нельзя ли выпустить эти льды? Открыть ворота? А почему бы и нет?..»
Волна снова грохнула в борт корабля. Корабль накренился, ноги Алексея заскользили по мокрой палубе. Пена, брызги, ветер ударили его по лицу.
Алексей отплевывался, мотал головой со слипшимися волосами, но стоял у реллингов, держась за них, и не уходил.
Глава восьмая. В тундре
На скалах не было растительности. Голые, с острыми краями, они зубцами тянулись по каменистому склону горы, где первобытной россыпью громоздились обломки древней материковой породы. Снег расщелин оттенял темные стены утесов. Альпинистам знаком мертвый пейзаж заоблачных, всегда покрытых снегом гор. Там не встретишь ни почвенного покрова, ни мха на камнях. Здесь же этот «заповедник» доисторических времен, этот кусок «лунной поверхности» начинался прямо от тундры.
К ближним отвесным утесам пробирались двое. Девушка с геологическим молотком на длинной рукоятке шла впереди. Мужчина, довольно полный, рыхлый, с красивым и холеным лицом, отставал. Карабкаться по скалам, видимо, не доставляло ему особенного удовольствия. Он догнал свою спутницу, когда она задержалась, рассматривая отколотый камень, и остановился около нее, тяжело дыша.
– Проклятые места! Первый круг Дантова ада, – говорил он. – Где тут табличка с надписью: «Оставь надежду навсегда»?
– Какую надежду? – рассеянно спросила девушка. – Надежду найти золото.
– Какой ты странный, Витяка! Золото? А разве все это не стоит большего? – она сделала широкий жест рукой. – Посмотри на компас.
Виктор Омулев фыркнул:
– Магнитная аномалия? Самая обычная для Заполярья. Фу, как не современно!
– Нет, не обычная!.. Магнитная стрелка словно сошла здесь с ума. Мне все кажется, что мы найдем сейчас такой склон, где к камням пристанут подошвы ботинок. Шагнешь, рванешься и – останутся гвозди на камне, пристанут к нему, как прилипли они к сказочному утёсу, вырванные из обшивки корабля. Помнишь Синдбада-Морехода из «Тысячи и одной ночи»? Или вдруг вырвет у меня из рук молоток – и не отодрать его от ржавого камня.
– А у меня всегда магнитная аномалия, – вздохнул Виктор. – Меня всюду влечет неведомой силой к холодному утесу, – и он многозначительно взглянул на Галю.
– Оставь! – Галя свела и без того сросшиеся на переносице брови, такие же темные, как и едва намечающиеся усики в уголках губ.
Из-за этих усиков тонкая, стройная, в ватной куртке и таких же штанах Галя казалась юношей.
– Почему ты, ищущий славы геолог, не хочешь понять значения открытых нами мест? Что золото по сравнению с этими железорудными месторождениями необычайной мощности? Не просто гора Магнитная, как на Урале, а целый Магнитный хребет. Посмотри вокруг! Разве не хочется представить здесь трубы завода-гиганта?
– Ерунда! – отпарировал Виктор Омулев. – Не имеет никакого практического значения. Я мечтал о золоте. Зачем мне презренное железо? Для металлургического завода, кроме воды, руды и площадки, нужны еще три вещи: транспорт, транспорт и транспорт…
– Я уже представляю шоссе в тундре…
– Шоссе в тундре? – усмехнулся Виктор. – Про гвоздь, привезенный в Арктику, говорят, что он становится серебряным. Шоссе будет золотым. Видел я в тундре бревенчатый настил. Под ним хлюпало, а бревна прыгали. Каждое из них надо было привезти за тысячи миль. Только золото могло бы окупить дороги в тундре.
– Но не думаешь же ты, что этот загадочный магнитный край так и останется неисследованным?
– Кому он нужен? Никто здесь, в Арктике, не будет строить металлургические заводы.
– Ты совершенно лишен фантазии! Ведь человек ты умный, одаренный. Если бы Алеша Карцев…
– Ах, оставь, пожалуйста! Ультра! Опять Алеша! Всегда Алеша! Неужели даже здесь, на краю света, мы не может почувствовать себя вдвоем?
– Вот уж к чему не стремлюсь.
– А я стремлюсь, стремлюсь… и добьюсь своего. Пора понять, что твоему профессорскому угоднику нужна не ты, а Женя… Вернее сказать, ему никто не нужен, кроме него самого и всеобщего восхищения его эфемерными идеями. Эгоцентрик! Эгоцентр мировых возмущений эфира! Притом старомодный!
– Тебя противно слушать, – сказала Галя и, скрывая смущение, начала спускаться к автомашине, которая виднелась внизу за нагромождением камней. Фигурка суетившегося там шофера казалась сверху совсем маленькой.
Виктор раздраженно вытер платком влажный лоб и тугие щеки, потом, бормоча проклятия, тоже стал спускаться.
Механик Добров в синем, вымазанном маслом комбинезоне и старой кожаной фуражке встретил геологов невесело. Его небритое лицо было угрюмо, усы топорщились, глаза смотрели в сторону.
– Аккумуляторы сели, – мрачно сообщил он.
– Как это сели? – повысил голос Виктор. – Подзарядить надо.
– Подзарядил бы на ходу… Да с места не сдвинешься.
– Это возмутительно! – перешел на фальцет Виктор. – Я отдам вас под суд. Сейчас же передавайте мою радиограмму. Сами о себе передадите!
Механик-радист понурил голову:
– И у рации, Виктор Михайлович, аккумуляторы сели, так что разрядились…
– Да вы с ума сошли! – взвизгнул Виктор. – Значит, мы по вашей милости остались в тундре без машины и без радиосвязи?
– Подожди, – вмешалась Галя. – Почему это случилось, Матвей Сергеевич? – ласково спросила она.
– Не могу знать, Галина Николаевна. Чудно!.. – развел руками механик. – Как подъехали к этому месту, так аккумуляторы сразу садиться начали. Еще вчера приметил… Подзарядить их хотел. Да куда там!.. Сели, совсем разрядились. Чудно!..
Вездеход и рация безнадежно выбыли из строя. Решено было идти в тундру в надежде встретить оленеводов.
Оставленный у скалы вездеход с плексигласовым верхом долго был виден путникам. Виктор несколько раз со вздохом оглядывался на него и с проклятиями вытаскивал увязавшие в почве ноги.
Галя не оглянулась ни разу. Она шла первой. За плечами у нее был такой же рюкзак, как и у мужчин.
Идти становилось все труднее. Бесконечные речушки, озерки и топи встречались на пути. Галя неутомимо шла вперед. У нее был мужской упругий шаг.
Привалы были короткими. Отдыхали на вершинах бугров, где все-таки было не так сыро. Как-то само собой получилось, что места для привалов выбирал не Виктор, начальник группы, а Галя. Она же фактически командовала и в пути. Виктор брюзжал, жаловался и подчинялся Гале. Добров смотрел на него неодобрительно.