— Да и не чуть... ты всё понимаешь лучше всех. Элли, родная душа, ты очень... умная, добрая, наблюдательная — это всё, но не только... Я думаю, ты будешь наша главная опора со временем. Хранительница традиций и примирительница непониманий...
— ...Я?
— Ага. Я так думаю. Элинька, Эля... можно?...
Шорох.
Дыхание учащается.
— А ляжемте-ка, барышня... чего даром стоять...
— ...Живущий несравним. И, знаешь... всё-таки было, да, по-другому, у нас-то с Машей. Не потому, что нас двое было, а просто же мы ничего не знали тогда ещё. И не знали, что мы не знаем, и так далее... В общем-то самая обычная пара были, поначалу... Тоже вот спрашивали чего нельзя...
— Прости пожалуйста... И... что дальше было? Как это всё...
— Постепенно. Очень медленно. Гораздо медленнее, чем стоило бы... Не было какого-то внезапного прозрения, мелочи копились... Я писал, писание очень помогает... Сначала-то вообще как щенята были, тыкались вслепую, ничего сказать не могли, даже когда понимали. В постели всё молча... Я особенно — долго и трудно учился говорить нежности и... не стыдиться. Потом — ещё намного труднее — говорить нежности так, чтоб не стыдиться, даже когда читаешь запись... то есть не глупые нежности...
— А... потом?
— Потом... А потом появилась Катя, в один прекрасный день...
— ...И всё заверте?
— То есть очень буквально, да...
— А как... Ну то есть я в общих чертах знаю, но...
— А знаешь, я тоже...
— Что?
— В общих, самых общих... Это был вихрь, можешь себе представить? По записям, конечно, можно что-то восстановить... да и нужно, и даже мы собирались, да не собрались пока... Но ощущение помнится — именно как вихрь, ничего не видно, почвы никакой. Весело и страшно. Вообще как легенда всё, теперь уже... хотя ну сколько там времени-то прошло... Год за пять у нас тут...
Пауза.
— Чудом проскочили, кажется. Если и делали что правильно, инстинктивно, так это что ничего особенно не делали. Больше всего боялись ранить... и всё равно же ранили... но как-то и выплыли, в конце концов. Выбарахтались. Помогло, что в какой-то момент Маша взяла всё на себя... Понимаешь, да?
— Кажется...
— Просто как же ни крути, тут не симметрия... половые стратегии разные, это крепко сидит ещё. И даже повезло, что сначала-то Катенька больше на Машу запала, чем...
— Ой... Правда?...
— Ну да... На нашу Машу все западают, знаешь... Она тебе не рассказывала?
— Н-нет... Мы как раз тогда с ней... не общались почти...
— Ну так пусть расскажет... Как я за уже-женой ухаживал... упорно... и не очень-то успешно поначалу. И Машу раскрути, чтоб полная картина... Да?
— Ага... только...
— Что?
— Я вот думаю теперь...
Пауза.
— (тихо) Я-то ведь... к тебе пришла, а не...
Смех.
— Элли, милая... Сейчас мы с этим уже как-нибудь справимся, да ведь? Совладаем...
Смех.
— Сейчас всё другое у нас, мы уже... повзрослели...
— ...Да и я не Катя... да?... Ой, прости...
— ...Ничего... Так тоже нельзя, но ничего, ничего... Научимся. Ты Элли, и я тебя люблю... Давай делать хорошую минуту?
— ...Эльф?...
— Ага... Только, умоляю, не из фильмов, не из книг. Эльф как понятие... Он ведь что сделал-то — JRRT? Чем в миллионный раз изобличать человеческую натуру, просто сел и написал свой идеал. С нуля. Убрал всё что мешало... вообще не заметил. Назвал «эльф» — что уже было уступкой... но неважно. Главное вот это спокойное незамечание, высшая победа над злом: не отрицание или триумф, а просто — что, о чём вы? его просто нет, не бывает... И вот ты... понимаешь меня?
— ...Не... Не очень...
— Ты... мой эльф, мой... ответ на все вопросы, которые я не умел задать. И не умею... Seulement pour t’adorer je vis...
— ...То есть ты меня сочинил?
— ...Не-е-ет... Такое, Эль, не сочинишь... Это гениальная догадка. ...Смотри, от пяточек до затылка, а уж здесь... просто... как светится всё... И никакого тебе отбора... всё дано, всё сразу... одномоментно...
— М-м... Ох... При чём тут...
— ...Ну есть теория, что у людей здесь осталось некрасиво, потому что было спрятано, набедренные повязки, и отбор половой типа не работал. Что, в общем, правдоподобно, беда только с исходной посылкой: ну вот кто, кто выдумал, что здесь некрасиво?!... И где — здесь... Разве что совсем там... так там и не глазами же надо... да?...
Нарастающие стоны.
— Извини... я разболтался...
— Ой... Ох... Не так сильно... Нет, нет, совсем не убирай, просто... чуть-чуть так... ниже... вот, ага...
— ...Эля, а ты... себе делаешь?
— ...Ну... Ох... Раньше нет, очень редко, а здесь... иногда... будто ещё мало... совсем уже, да?...
— Как это чудесно, Элинька... Говори ещё... у тебя такой голос...
— ...Да ну... тебя... ох... Ещ... глубже, глу... ы-ох.. ым-м-м... ай-а-а-фф...
Задыхающееся мычание.
Крик.
Что-то падает с металлическим звоном.
Тяжёлое дыхание.
— ...Ой мамочки. Ой ма...
— Элька моя, Элька... Вот же ты какая...
— ...Ох... Ох. Я что-то своротила, да?
— Элли-моя-Элли... снесла меня с постели... почти...
— ...а тебе как... больше всего?... Вот как сейчас?...
— ...Ну конечно, Элинька, это ж самое... трогательное... Миссионеры-то, они понимали в любви... Остальные — позы именно, а это... сама любовь и есть... всем телом...
Мерные удары.
— А вот... так... да?...
— Ох... о-оо... конечно... мальчики да девочки... свечечки да вербочки... Так не слишком глубоко?
— ...Н-нет... хорошо... А тебе... так?
— Очень... А теперь за шею обними... крепко-крепко...
Удары.
— И вот так... И вот так... Ножки выше... И вот так...
— А... губы...
— Ещё, ещё... сильнее... Губы это... чтобы тебя... лучше видеть...
Рёв.
— ...семь...
— ...Что?
— Ну... Я просто вдруг подумала... тут, тут и тут, и ещё... нужно семеро всего, чтоб... одновременно тебе, да?... Одна-то я же не могу всё сразу, и даже... втроём, просто физически...
Нарастающий смех.
— Элька, Элька... ты с ума сошла. Семеро по лавкам!... Это ж... тут и вчетвером-то тесно бывает... Одних рук четырнадцать штук! И ребро...
Молчание. Тихий смех.
— Эль, ну прости, я зря так... Мне никто так не говорил никогда, просто... очень ты считать любишь...
Дрожащий вздох.
— И немножко ты... субмиссивная, кажется, да?... У нас этого ещё не было... Но это и хорошо, будем учиться, правда же? Чтоб тебе было хорошо... Главное — понимать. ...Ну что ты?
— ...Ничего... Просто... Я... Мы же не рабы... А я... вот видишь, какая...
— Подожди, ты...
— Вот ничего не могу поделать... представляю. Понимаешь?
— ...Да... Да, понимаю. Но... И ты...
— Я хочу... (глухо, задыхаясь) служить... Андрюшенька, прости меня... не уходи...
— Да куда я, что ты... я с тобой... Чего ты перепугалась? То есть... Но ничего же страшного не произошло. Я наравне с другими...
Всхлипы.
— Элинька, милая... Не плачь, зачем нам семь, меня на семерых и не хватит, ты... одна мне...
Всхлипы.
— Эля, Эля... Если бы нас было сто... Давай я попробую тебе объяснить, как сам понимаю... можно?
Шмыганье носом.
Вздох.
— И как я понимаю то, как ты понимаешь... Мы ведь очень с тобой похожи...
— (шёпот) Одной крови...
— Ага...
Пауза. Шум дождя за окном.
— Ну так вот. ...У гурий в мусульманском раю — прозрачная кожа. Всё видно насквозь. Представила? Жуть, да?... То есть полная сверху донизу прозрачность, просвеченность, однородность — это невозможно, мы... биологические существа. И прозрачность не то что не идеал, а просто — умственная лень, упрощение... Для жизни всегда есть и должны быть перегородки, непрозрачности, противоречия. Туман нужен. Мы многослойные, многоэтажные, и это нормально, что этажи очень разные, даже вроде бы несовместимые...
Пауза.
— Большое растёт из глубины, из... физиологически важных для нас вещей, да? Out of whatever gets you off. Причём порождения нижних этажей — сами по себе — живучи, но нежизнеспособны... такой парадокс. Им нужно подняться, всплыть, пройти через весь стэк, чтобы получилось что-то самостоятельное. Это называется творчество... Верхние без нижних слабы, скучны... не совсем бесплодны, но близко. Нижние — наглы и уродливы, примитивны. Их надо отбирать, причёсывать, кого-то кверху головой переворачивать... а кого и вовсе на порог не пускать... но не нужно их стыдиться. Нужно знать и управлять...
— Пользоваться?...
— Ну... в каком-то смысле. Но правильнее относиться к ним как к непутёвым родственникам, что с тобой живут. Слушать иногда их болтовню, фильтровать ценное... но и воспитывать их, облагораживать, отучать от совсем уж свинства. Это реально. А когда любовь — так это же и значит, что ты принимаешь другого в... семью себя. Пускаешь внутрь... не только на верхний этаж. Глубже. Но никто не обязан пускать до самого дна, понимаешь? Его, может, и нет, этого дна... или ты сама там никогда не бывала, и уж во всяком случае за него не отвечаешь... Вообще всё упирается в проблему «я» — где оно кончается и начинается не-я, и ответ — легко догадаться, как всё в человеке — что чёткой границы нет и быть не может. И... спасибо, что ты меня пустила...
— Ах...
— Ага... серьёзно... Оно уже от этого одного не такое... страшное будет, да? А то ведь и собственное тело может до смерти напугать, с непривычки, если взглянуть сквозь кожу. То же и душа... И вот фики-то наши, и всевозможные сочинения — отсюда же: мы глубоко все друг в друге сидим, стимулируем... как бы такая взаимная перистальтика. Из самых нижних, самых безусловных — как рефлекс — фантазий, постепенно они поднимаются, всплывают... обрастают кожей, одеждой... проходят уровни стыдности, сначала для себя, потом для двоих... Но и самый всплывший, совсем уже головной текст помнит, откуда он изошёл. Корни глубокие, и он через эти корни достаёт до самого... нерва. Наверно, для этого мы их и выращиваем...
— Нервы... щекотать?
— Любить, Эля. Это мы так... любим, учим себя, помогаем любить... Одно из проявлений, раз уж мы такие подобрались...
— Какие?
— ...word people. Да?
— ...Хм... Но в чём тогда... ценность-то? Я имею в виду, не для нас только... Или это как сны? Самому поначалу интересно, а в пересказе сразу скучно?
— Ну это смотря какой сон... и как пересказать. Но вообще, да, многое у нас — для внутреннего потребления. Наверно, большинство... Кажется, огого — а попробуй-ка составить сборник наших писаний... Собственно, мы пытались. Только всплывшее совсем в стратосферу имеет смысл, всё что ниже — не идёт без контекста. Без нас. Или надо тогда давать и весь контекст... а это уже совсем другой жанр, да?
10. БАЦ (МАША)
жила одна девочка, которая очень любила ебаться с одним мальчиком. вот раз приходит она к нему в постель, а он спит. она к нему и так и этак и по-всякому, а он все не хочет просыпаться. ну тогда она тоже заснула рядом и попала в его сон. и там они наконец поебались.
жила одна девочка, которая очень любила целовать одного мальчика в ухо, и в угол глаза, и в шею сзади под волосами, и в перинеум за скротумом, и в подушечки пальцев. ну и ебаться тоже, конечно.
жила одна девочка, которая встретила одного мальчика. и они стали ебаться.
жила одна девочка, которая очень любила ебаться с одним мальчиком. вот раз ебались они, а тут пришли другие девочки, и давай им помогать. и потом мальчик стал с ними ебаться, а одна девочка теперь им помогала. устала до хихиков.
жил один мальчик, с которым любили ебаться девочки, но это можно было только когда все улыбаются. а если кто не улыбается, то сначала надо было с ней поебаться, чтоб заулыбалась. и одна девочка, которая и так всегда улыбалась, все ждала и ждала своей очереди. но продолжала улыбаться.
жила одна девочка, которая очень красиво оделась, чтобы поебаться с одним мальчиком. а он ее бац и сразу всю раздел. но они поебались.
жил один мальчик, который любил ебаться сразу с несколькими девочками. а чтоб в них не путаться, он им каждую ночь давал имена. но каждую ночь разные. и в конце концов запутался. пришлось девочкам поебаться с ним по отдельности, чтоб распутаться.
жила одна девочка, которая сначала не знала, что главное в жизни, а потом узнала: ебаться.
жила одна девочка, которая очень любила смотреть когда ебутся, и помогать. особенно когда один мальчик. особенно когда с ней.
жила одна девочка, которая раз ебалась с другой девочкой, и им было хорошо, потому что потом пришел один мальчик.
жил один мальчик, которого ждало прекрасное будущее. но он сказал будущему, что у него еще девочка не ёбана, и остался в настоящем: the power of now.
жила одна девочка, и еще одна девочка, и еще одна девочка. и жил один мальчик.
жила одна девочка, которая очень любила ебаться
жила одна девочка, которая очень любила
11. НАФИГ ТАНАТОС (КАТЯ)
ИДЕЯ: секс как танец (это я всё думаю как мы станем снимать себя, всем уже неймётся, кстати). Ведь секс, «объективно», некрасив: торкает по мозгам очень сильно, но выборочно, эстетический мозг задействован вначале, но чем ближе к кульминации, тем слабее, там уж не до него. Понятно почему биологически: когда наживка схвачена, приманка уже не нужна. Но мы-то так не можем! Ёлки-палки, мы столько наломали стен и границ и барьеров в мозгах, растянули писаную торбу свою, эстетику (да и этику тож) на все что можно и нельзя, неужто тут первый облом? Нет, понятно, что если настанет культура сколько-то публичной любви, и если она будет притягивать социальное внимание (ну, за этим дело не станет) и давать статус (а не рушить его, как до сих пор порнография), то за каких-нибудь несколько тысяч лет (ой ли? обсудить скорость с АН) половой отбор наведёт марафет: гениталии станут красивы, узнаваемы как лица, секс — как танец. Но нам-то что делать, доисторическим волосатым дикарям? ждать милостей от природы, облизываться на человечества сон золотой? Нееет, вы там себе как хотите, а я начинаю копать прямо сейчас. В любом случае это не на одну жизнь проект, но хоть застолбить участок. Мы же уже и начали, в более как бы общем смысле, а я стану работать по картинке, по визуальности. Зря я что ли художку кончала.
Подробно распишу потом, сейчас конспект, главные пункты: секс неритмичен (хотя казалось бы), явно другая совсем часть мозга управляет телом на нижнем уровне, чем в танце; эстетика вроде бы требует минимального телесного контакта (см. эстетскую так называемую порнушку: ноль обнимов-прижиманий, в чём она кстати сходится с садомазо), а любовь максимального, главное же вообще ниоткуда не видно! как разрулить пока неясно; ну и конечно внешний вид того что обычно скрыто — волосы, дисколорация etc, хотя это наверно самое простое, косметология всё-таки добилась кой-чего. В общем, ясно, что копать придётся с обеих сторон, и движения и тело менять, но и мозги тоже приучать, мять-лепить. Вырабатывать эстетику.
И кому же ещё как не нам здесь. Хотя с другой стороны, именно нам будет и труднее: мы-то свои мозги уж как только не лепили, давно вошли во вкус друг на друга глядеть, да и любовь всё красит нежным цветом (например у меня, оговорюсь на всякий случай). Очень трудно будет увидеть всё это ненашими глазами. Но если цель революция (а что ж ещё!), то надо искать, пробовать, вырабатывать универсальность (тьфу, сальное слово), как любое искусство. (Хотя универсально ли оно вообще-то, вопрос.) А не просто чтоб преодолеть оставшиеся табу и «легитимизировать порн», вот ещё, этим без нас есть кому заняться.