Лекари хорошо знали своё дело, поэтому Светозар, уклоняясь от соблазна лезть к ним с советами, решил развлечь царя увлекательным рассказом о доблести своей дружины.
Странно, но почти никто не слушал молодого чародея. Ясно было только то, что Светозар так усиленно искал себе достойного поединщика, что в запале погони схлестнулся с кем-то и сломал меч. Пока он вещал о том, как дал по носу какому-то ариму вверенным ему Вершиной кривым хазарским жезлом те, кто был в это время позади него (а их становилось всё больше), стыдливо улыбаясь, краснели и, перешептываясь, отходили в сторону.
Наконец и над Кратаром взяло верх любопытство. Он медленно зашёл в тыл рассказчику и, задержав дыхание, густо покраснел. Царь обратил внимание на этот факт, а Светозар, полный впечатлений, меж тем продолжал свой рассказ.
Через время, скромно красневший Кратор начал синеть, и Вулкан стал всерьёз безпокоиться о том, как бы с воеводой чего-нибудь не случилось худого. В следующий же миг воздух, сдерживаемый страшным усилием воли, вырвался через плотно сжатые губы Кратора, и он затрясся от хохота. Вслед за ним взорвались смехом все обозные. Светозар, заканчивая рассказ, начал стыдливо поправлять одежду.
— А ну… повернись, — попросил Вулкан. — Чего ломаешься, как красна девица? Эй!.. Да что у него там, крылья сзади выросли что ли?
Светозар медленно повернулся, предоставляя возможность царю увидеть то, от чего окружающие буквально умирали от смеха. Вся одежда на спине царского кудесника и ниже была разорвана пополам, а обнажённый тыл, исцарапанный в кровь, стал багровым от мороза.
— Вояка, — улыбнулся царь. — Видать, так сильно размахнулся из-за спины, что разрубил всё до портков. Вон, гляди, и поцарапался…
— То я в лесу, — оправдывался Светозар, — заигрался. Думаю: не укроетесь от меня «желтобрюхие». Так летел, что не заметил впереди ветку. Голову пригнул, а она, бесова коряга, нырнула мне за ворот. Вот и распороло всё как ножом, я и моргнуть не успел. Ремни на доспехах порвало, да что там, вон и портки располосовало. Оглянулся, а она в поясном ремне у меня застряла. Во, гляньте-ка, — чародей показал всем свой ценный природный трофей. — Возьму её себе временным посохом…. Ох и кидануло меня, други, в лесу. Думал, что зашибусь, падая с коня. Во, гляньте, — чародей снова продемонстрировал свой исцарапанный тыл, — только один ремень целым и оставила, вражина…
— Эхе-хе, — устало улыбнулся Вулкан. — Что ж теперь, так и будешь свой зад этим… временным посохом прикрывать?
— Ну, что ты, Пресветлый, — отдышавшись, вступил в разговор Кратор. — В обозе что-нибудь найдём, тряпья хватает, а то ещё, чего доброго, и во дворец твой так поедет щеголять.
В самом деле, в обозе нашли «что-нибудь» — на быка трехлетнего такое одевать. Светозар не стал перебирать в одёжке, чай, не девица, жалко было на это губить время.
После обеда стали и делами заниматься. Старший обозный, по асурову приказу, отыскал-таки в утвари какое-никакое клеймо, хоть и малое, а выбор в походе невелик. Оттиск хитросплетений железной проволоки являл собой изображение черты «непотреба». Этим клеймом метили утварь и бросовый скот, более не нужный в царском войске, мол, бери, кто хочешь и распоряжайся. Кратор был доволен тому, что к месту эту железку нашли. Где-где, а в войске эти полонные «жёлтые» точно были не нужны. Кормить ещё, этих злыдней. Пленных ведь кормят…
Клеймить собралось всё войско. Аримы стали проявлять беспокойство задолго до того, как пришло время привести в исполнение приговор царя. Они поняли, что древний обычай белокожих народов в этот раз не будет приведён в исполнение. Как правило, Славяне оставляли полонных себе на три года для восстановления того, что те натворили на их землях, а после – отпускали на все четыре стороны. Хочешь – уходи, а хочешь – селись здесь, живи своим укладом, не нарушая требований местного Кона.
Заметив, как вои асура Вулкана начали греть на огне клеймо, аримы догадались, что в этот раз ничего подобного не будет, и тут же принялись вскакивать с мест, но! Плотное кольцо воинов веров, выставив вперёд копья, остудило самых «горячих», и «жёлтые», изрядно поранившись, смирились со своей участью.
— В какую часть клеймить? — поинтересовался, укутанный в несоразмерную одежду Светозар.
— В ту самую, — под нарастающий хохот ответил царь, — только пойди, проследи, чтобы клеймо не остывало, а я пока с войском побеседую.
Вулкан поднялся с саней и с помощью воеводы взобрался на коня:
— Веселитесь?! — громыхнул асур, и войско разом умолкло. — С каких это пор людская боль стала вам приносить радость? Ведь мы веры, а не «жёлтые»?! Каждый должен знать — нет здесь ни веселья, ни озорства.
Иные скажут, что аримы несли много бед нашей земле.… Да, это так. Но многие из них мирно живут в наших весях и трудятся рядом с нашими жителями. То, что творят их войска, страшно и жестоко, но …аримы — не веры. Мы уже поквитались с ними в бою. Нам ворог с оружием, а без него – полонный? Что проку в их смерти? Попробуй, узнай по их немытым рожам, кто из них юнец, а кто уж вдоволь пролил людской крови? Я знаю Кон. Иных полонных мы как и раньше будем оставлять на три лета в семьях тех, чьих кормильцев они погубили, а вот с жёлтыми так боле делать негоже. Посему, вот мой указ: Отныне, коли брать пленных аримов — клеймить! А кто уже имеет клеймо, и явился за вторым — тому смерть на месте!
Воевода, пусть обозные, кто торговал с ними, и знает язык, переведут для полонных мои слова. …Войско, согласно?! Что молчите?
Вои зашевелились, загудели. Кто-то вдалеке крикнул: «Непотребные! Клейми их! Пусть убираются за китай». Другие подхватили. Упирающиеся, будто коты перед кадкой с водой, аримы все до единого были клеймены на мягком месте и отпущены после того, как обозные купцы, с видом великих волхвов и пророков, объяснили им, что сказал асур. «Жёлтые» слушали, открыв гнилозубые рты и почесывая свежие отметины на задницах, будто и вправду им в этот миг открывали великие тайны Небес.
Клубок второй
Как только последние аримы, хромая и косясь на пылающий ожогом тыл, скрылись в лесу, войско асура Вулкана вошло в город и расположилось на ночлег. Вот тут-то, в первую же ночь царский чародей Светозар и вспомнил о том, что обещал Вершине. За пылом битвы он совершенно забыл о Древе Времени. В тот час Светозар, которому отвели для ночлега небольшой покой в постоялом дворе, всеми мыслями уже отбывал ко сну. Уставшие руки и ноги требовали отдыха, да где там. Чародей царя Вулкана тяжко вздохнул, вышел из уютного полумрака, нашёл хозяина двора и выпросил у того сальный светильник.
Едва он вернулся обратно, в дверь постучали. Вставая из-за стола Светозар, оступился и, подвернув ногу, вдруг упал. Поднимаясь, он проклинал страшную усталость, из-за которой произошло это досадное падение. Острая боль досаждала ступне, и чародею пришлось скакать до двери на одной ноге. Перед ним стоял хозяин дома, пожилой и мрачный человек, с неприятными курчавыми усами.
— Это я, Надежда, — тихо сказал он, щурясь на свет сального светильника.
Светозар только собрался сказать, что завтра он заплатит за светоч, и переживать по этому поводу не стоит, но Надежда поднял короткопалую, круглую ладонь и смахнул со щеки скупую, невесть откуда взявшуюся слезу. Стало ясно, что явился он не за тем.
— Ты, что ли молодой чародей асура Вулкана? — дрожащим голосом тихо произнес он.
— Что? — спросил Светозар, — царь гонца прислал, зовёт?
— Нет, — замялся Надежда, — не царь… Помощь твоя нужна…
Светозар горько глянул на свою ногу и подумал: кто бы мне самому сейчас помог.
Хорош же я как помогатый…
— Отец мой умирает…, ― продолжал Надежда. ― Пока «жёлтые» наседали, уж трижды собирались хоронить, а смерть к нему всё не идёт. Он тоже, как и ты, волшбил в своё время. Говорит, что есть грех на нём, ещё смолоду, поэтому-то его с земли и не отпускают до тех пор, пока он его не искупит.
— Что ж это, — удивился Светозар, — мил человек, прикажешь мне смерть твоему отцу поторопить?
— Нет, что ты?!
— Так что ж ты от меня хочешь?
— Не я, ― усач просительно приложил руку к сердцу, — это отец. От него уж дня два слова никто не слышал, а тут глаза открыл и спрашивает: «Кто из чужих у нас в доме?». Я ему и говорю, мол, вроде как чародей самого царя Вулкана ночует. А он, как про то узнал, послал за тобой. «Иди, — говорит, — позови его. Его боль — мне в помощь».
— Так и сказал?
— Видят Боги, я ничего не добавлять те стал бы, зачем мне это?
— Ну, что ж, — тяжело вздохнул Светозар, — идём. Сейчас, я только вот возьму что-нибудь, чтоб опереться. Сам видишь, какой я помощник, ногу вон вывернул…
Светозар бросил беглый взгляд в полумрак комнаты. В углу у стола стоял его временный посох. Чёрная узловатая палка сама попросилась в руки чародею. Он вытянул её из-за стола, и хромая, будто старый дед, отправился вслед за хозяином ночлежного жилища.
В тёмном, спящем доме тяжёлые шаги хромающего Светозара звучали гулко и странно. Надежда шёл впереди, освещая дорогу нещадно коптящим тлустенем[63]. Вскоре перед ними засветился проём открытой двери.
В комнате, где находилось ложе умирающего старца, стоял тяжёлый воздух. Смоляные светильники коптили выбеленный потолок, выбрасывая к нему чёрные, тягучие
дымки и делая пребывание в комнате ещё более тягостным. Старец лежал на деревянной кровати, по всем четырём углам которой висели обереги и пучки сухой травы.
Надежда подошёл к отцу, присел на корточки и осторожно дотронулся до сложенных на животе рук.
— Отец, — позвал он, — оте-е-ец… Мы пришли…
Старец открыл глаза. Его отрешённый взгляд не сразу отыскал в смердящем полумраке силуэт Светозара.
— Вот, — указал ему рукой сын, — это чародей асура Вулкана, его зовут Светозар.
В пропахшем дымом, душном покое повисла тяжёлая тишина. Гость стоял недвижимо, всматриваясь в тёмные провалы глазниц старика, пытаясь прочесть во взгляде умирающего хоть что-то из того, что заставило его в предсмертный час позвать к себе случайно заночевавшего человека. Мрак скрывал взгляд мучившегося безсмертием старца, иначе бы Светозар без труда заметил, что выцветшие от времени глаза направлены не на него, а на причудливый посох. Сухие, безкровные руки едва заметно дрогнули. Старик глубоко вздохнул и произнёс слабым, шелестящим, словно осенняя листва, голосом:
— Подойди ближе… сядь.
Надежда поднялся и кивнул, указывая гостю на место у предсмертного одра. Светозар, опираясь на посох, подошёл, присел на край ложа, осторожно вытягивая вперёд отдающую пульсирующей болью ногу.
Старец с трудом вновь разомкнул пересохшие, слипающиеся губы:
— Видно, Бог всё же дал вволю натешиться Нечистому моей грешной душой. Нет
страшней муки, чем всем сердцем желать смерти и не получать желаемого… Ты, великий чародей…
Светозар округлил глаза, совершенно не ожидая того, что старик так внезапно переключит на него своё внимание. Но, похоже, умирающий понимал, что время его пребывания на этом свете безвозвратно уходило, и потому торопился.
— Я, наконец, смогу уйти.… Блуждая за кромкой жизни, я увидел Его, проявившееся в этот мир Древо Времени, и испросил у Хранителей дать мне возможность прикоснуться… к нему.
Тут слабая речь старика сорвалась на страшный кашель. Светозару даже показалось, что сейчас пребывающий в бреду дед точно расстанется с жизнью, однако кашель отпустил хрупкое пересохшее горло, и старец продолжил:
— Нет, — ответили они, — грех твой велик, но он уже оплачен. Коснёшься древа тут и останешься навечно блуждать по кромке явного и навного Миров, не находя покоя себе и отбирая его у других. Древо само знает, кому дать время, а у кого его отнять. Оно уже подарило свою ветвь смертному, — старик снова закашлялся, — он… кхе-кхе, он обрёл приют в твоём доме. Испроси у него милости, коснись его Временного Посоха, и ты обретёшь вечный покой…
Светозар медленно перевёл взгляд на чёрную палку, что была у него в руках и почувствовал, как по спине пробежала странная, неприятная дрожь. В голове вспыхнули слова Вершины: «Древо Времени само выбирает, кому даровать милость Небес». Древо Времени. Твёрдое, как камень, тёмное, как уголь, звонкое, как медь…
Старику было тяжело говорить. Он долго молчал, снова набираясь сил, и, наконец,
произнёс:
— Это мой сын, Надежда. За милость твою, бери у него всё, что пожелаешь, дай только… мне коснуться Его, твоего Временного посоха. Я достаточно выстрадал за свой грех, пусть Посох отнимет моё время страдания.
— Добро, старец, — задумчиво сказал чародей Вулкана. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, потому что я ещё не ведаю силы этого моего временного посоха…
— Не врЕменного, а временнОго, — тихо прошептал тот, чье сердце отмеряло болью последние, гулкие удары.
— Пусть так. В последней просьбе не отказывают…
Светозар протянул старцу Посох, но старик не смог найти в себе силы дотянуться до него. Тогда чародей, словно меч вложил дар Небес и Земли в руки умирающего. Старик глубоко вздохнул, открыл тяжёлые, помертвевшие веки, бросая на мрачный потолок, полный счастливого облегчения взгляд… и оставил этот бренный мир.
Светозар осторожно достал чёрное древо из сухих, остывающих рук. Оно тихо загудело, отмечая свой переход от мёртвой плоти к живой…
Через неделю, так больше и не потревоженные «жёлтыми», веры ушли обратно в горы, оставив Белому Городу малую дружину во главе с Благовестом. К середине кветеня[64] часть дружины вернётся. Молодых и неженатых оставят, вместе с ними и нескольких заслуженных ветеранов для того, что бы обживаться и укреплять оборону города, набирать войско и обучать новобранцев ратному делу. Раз «жёлтые» зачастили в гости, нужно формировать войско Свентограда, да и обиды аримы не забудут.
Дружина асура Вулкана вернулась домой в двенадцатый день следующего за кветенем травня, 6489-го лета от Сотворения Мира в Звёздном Храме. В тот же день был сотворён пир Победы. Разлука с Добромилой измучила любящее сердце, и потому Светозар просто не мог дождаться вечера, когда в Зале Радости дворца соберутся все, и он снова сможет её увидеть.
Пир.
Казалось, что сам воздух был пропитан каким-то особым ароматом Победы. Торжественная речь асура, в которой он почтил память павших и вознёс здравицы выжившим не могла оставить равнодушным никого, но! Светозар почти ничего не слышал. «Что это со мной»? — спрашивал он себя, глядя вокруг и понимая, что многие сейчас задают себе тот же вопрос.
Появился на пиру и Дïй Вершина. Не удостоив особым вниманием своего ученика, он побыл совсем недолго и вскоре ушёл отдыхать. Собравшиеся дружно загудели, вкусив волшебного отвара и хмельного мёда, а вскоре запели старинную песню о печальной судьбе молодца, полюбившего дочь чёрной колдуньи, и что из всей этой любви вышло:
«…Вот сказал и пропал, камнем стал во весь рост,
День и ночь убивалась, рыдала Краса.
Камнем стала сама, а из девичьих слёз,
Ключ забил из горы, ой солёна вода…».
Вот и асур с супругой покинули пир и отправились отдыхать, но веселье дружины продолжалось. Ратибор, главный страж дворца, пригласил за царский стол Лесного, юного вера, пришедшего откуда-то из Светлолеса к Вершине. Дïй считал необходимым пока быть здесь, а потому пришлось задержаться во дворце и тем, кто собирался с ним в горы. Вдруг из-за стола встал Говар – светлый старец, пришедший как и Лесной издалека:
— Добры молодцы, красны девицы! — задорно крикнул дед. — Будем на столах спать, аль веселиться, играть? Не ради чарки пир горой, а ради удали младой! Коль устали есть да пить, дозвольте старому водить, игрой задорной веселить?!
— Добро, старче, — закричали в ответ казаки[65], оборачиваясь к Говару, раздвигая шире скамьи, давая простор веселью. Все знали, что старик знает множество забав: