— Давай задания, а то и впрямь кровь стынет сиднями сидеть.
— Коли так, вот вам первая задача. Кто силён и грузен, желает смерить мощь и удаль?
Дружинники стали переглядываться. Никто не решался отозваться первым. Мало ли, что дед надумал. Может, совсем не в силе тут дело? — Старик умеет разыграть, — шептали с одесной, — вызовет воинов сильных да ловких и давай загадками да вопросами засыпать, вот потеха!
— А какая награда победителю?! — срываясь на свинячий визг, крикнул кто-то из толпы, чем вызвал всеобщий хохот.
— Ой, хитрецы, — засмеялся дед, — ещё и задания не знаете, а уж награду подавай. Что ж, могу отдать победителю …свои сапоги. Они, правда, старые, но выбрасывать жалко. А так нет у меня больше ничего.
— Что ты, старче, — под смех дружины, загремел густым басом какой-то темнобородый, верно из дружины Кратора, — что мы аримы у старого человека последнюю драгоценность отбирать? Не надо…
— Ну, что с вами делать? — вздохнул хитрый дед. — Царевны, лебедушки, выручайте старика, одарите чем-нибудь победителя.
— Ой, крутит дед, — зашушукали девичьи голоса в зале. — Ведь наверняка сразу знал, чем лучше всего четников задобрить. За награду из царевниных рук любой до моря на ушах добежит.
Добромила нахмурилась, покосилась на Мирославу, Мирослава — на Божену. Та не стала переводить внимание на младших сестёр и поднялась:
— Добро, дед Говар, одарю победителя, только покажи поединщиков...
Толпа колыхнулась, будто вода в бадье. Через плотные ряды, так, словно в эту бадью бросили тяжёлый камень, вышел вперёд царский кметь Кратор:
— Я, отец, хочу поразмяться, — под глубокий вздох всеобщего удивления, застенчиво пробубнил воевода. — А коль награда от царевны, — добавил он смелее, — уж будь уверен, не уступлю сопернику…
— Добро, — хлопнул в ладони Говар, — кто супротив воеводы? Легковесных и молодых не беру, соперник больно грозен.
— А какая награда? — снова завопил всё тот же визгливый голос.
— Я одарю победителя… поцелуем! — смело настолько, что вызвала испепеляющий взгляд Добромилы, заявила Божена.
Дружина и приглашённые охотно потянули руки вверх:
— Я! И меня! — выкрикивали из толпы. Теперь в желающих недостатка не было, но Говар остановил свой выбор на Дуболоме. Настоящий витязь, стоящий соперник для воеводы. Рост — в рост, волос — в волос, то-то поединщики!
— Старче, — вопил писклявый, — давай уж к ним пары, всем награду охота.
— Ладно, — согласился Говар, — кто в пару к воеводе?
— А награда? — визжал до кашля писклявый.
— Наградой будет мой поцелуй, — заявила, не вставая с места, Мирослава.
Дед хитро прищурился, отыскивая в толпе Ратибора, главного стража дворца, а тот уже толкался локтями пробираясь вперёд:
— Я! — кричал он, — я к воеводе в пару!
Насилу пробившись, он стал рядом с Кратаром.
— Кто к Дуболому? — вопрошал дед.
Вызвался Хлест — витязь, с которого картины писать. Смел, умел и, как в народе говорят, удал, и красоты Бог дал.
— Это тебе не Лесной, — шепнул на ухо Ратибору Кратор, как видно, вспоминая какие-то недавние события, — этот не то на пятую точку, этот плашмя положит, и не поднимешься.
— Посмотрим, — ответил страж…
— Давай ещё! — не унимался в этот момент «писклявый» — Чтобы никому обидно не было!
Дабы оставить пустые забавы и уйти спать от греха подальше, из-за стола встала Добромила. Захмелевшего Светозара будто вешние воды подорвали с места. В один миг он очутился перед Говаром.
— Я присоединяюсь к сёстрам, — неожиданно для себя сказала Добромила.
— Кто? — просто спросил у окружающих Говар, покосившись на царского чародея.
— Будто не видишь, отец? — отозвался Светозар.
Глядя на всё это, девки из прислуги зашушукали, как змеи: «Вот так страсти-мордасти! Не хитро с Светозаром в упряжи победить, наворожит чего, противники сами повалятся… Но царевны-то каковы…!».
— Кто супротив?
Вызвался Упор.
— Светозар, только без твоих штучек! — кричал «писклявый».
Дружинники засмеялись. Они знали силу Светозара и без волшбы.
— Может, ещё кто? — спросил старик.
— Я! — вырвалось у юного Лесного.
— Ты? — удивился Говар.
— И ему награду! — неистово вопил, как зажатый в углу поросёнок, «писклявый». — Что уж, молодёжь, не люди?
— Давай, Лесной, — махнул рукой Ратибор, — покажем наших!
Говар, понимая, что сила и умение молодых тут не к месту, сдержанно спросил:
— Ну, кто супротив Лесного?
Вышел Кедр. Он был ничуть ни старше соперника, только пониже ростом и пошире в плечах…
— Я с сёстрами! — громко сказала Тарина, одна из младших царевн, чувствуя, как ударили в неё взгляды старших сестёр.
— Что ж, — решил больше не испытывать судьбу Говар и хлопнул в ладоши. — Начнём?
По просьбе Говара дружинники принесли из поруба длинную, кованую цепь. Старик перевязал её посерёдке красным лоскутом, и цепь уложили во всю длину на пол. Под лоскутом — меч. Чья ватага перетянет другую до меча и за него, та и победила.
Поединщики заняли свои места. Невесть откуда появился Водар, сайвок[66], друг Лесного. Он присел, согнувшись у лоскутной метки, лежащей над мечом, и принялся ревностно наблюдать, чтобы никто не потянул раньше положенного срока.
Говар взмахнул рукой, и тяжёлая цепь едва не лопнула от первого же рывка. Водар, следивший за лоскутом, не заметил отмашки старика и потому, натянувшаяся как гусельная струна цепь, отрываясь от пола, больно ударила его в лоб. Травмы он не получил никакой, однако же соревнование пришлось остановить, давая командам и зрителям вволю насмеяться.
Когда же цепь во второй раз взвилась над полом, уже ничто, и никто не мешал поединку. Железные звенья тяжко заскрипели, а сама цепь от натяжения начала медленно вращаться. Дружина неистово кричала, наблюдая танец красного лоскута над мечом. Шум
стоял такой, что Говару пришлось закрыть уши руками.
Мирослава сорвалась с места: «Дава-а-а-ай, Ратибор!!! — кричала она, и тот, кому она даровала этот возглас, готов был порвать собственные жилы.
Кратор пыхтел, как раскалённый на огне котёл. Грозно раздувая ноздри и шумно выдыхая через сжатые до синевы губы, он сосредоточенно подтягивал к себе цепь пять за пядью.
Светозар скрипел зубами от нечеловеческого усилия, его шея стала красной, как варёный рак, какая там волшба? Последним в их цепочке стоял Лесной. Его ноги предательски скользили по ровному каменному полу. Он шагал, оставаясь на месте, и тянул до дрожи в суставах.
Развязка близилась. Лента начала медленно плавать то влево, то вправо. Дружина обезумела, вторя рывкам соперников чудовищным рёвом. Никто уже не мог усидеть на месте, ни воины, ни царственные девушки.
— Всё! — дико кричал кто-то, — раз начали рывками, скоро закончат, сдают силушки.
Цепь начинала скользить в мокрых, слабеющих с каждым мгновением руках Лесного. Медленно, не ослабляя хватки, он сделал два шага от Светозара к хвосту цепи.
— Куда-а-а? — прохрипел чародей. — Назад, дурак, так мы не вытянем…
Юноша резко отпустил цепь и, в один миг, отпрыгнул назад, к Светозару. Молодой чародей всем своим видом показал, что после всего этого придавит его, как клопа за подобные фокусы, но Чабор внезапно разогнался и, продолжая держать в руках взмокшую цепь, прыгнул к её концу. Никто не понял, что произошло. Лоскут вдруг вильнул вправо, а Кедр, поскользнувшись, упал.
— Тяни-и-и-и! — заорал Лесной, и лоскут медленно поплыл влево.
Кедр, свалившийся от хитрого маневра соперников, пытался встать, но сзади, на него наступал Хлест, а впереди уже начинал скользить Упор. Кедр свалил его. Дальше вся команда Дуболома до самого меча и за него ехала по полу, как на санях.
— Стой! — скомандовал Говар. — Безоговорочная победа! — Он поднял руку.
Уставшие, измотанные схваткой победители и проигравшие дружно уселись за столы. Девушки из услужения пира обтирали их, давали пить, а Дуболому ещё и есть.
— Да уж, — не мог отдышаться Кратор, — чтоб не он, не Лесной, и мы, и они умерли бы с этой цепью в руках…
В этот миг Светозар встретился взглядом с Добромилой. Боги Светлые, как же она на него смотрела! Да за такой взгляд он и один перетянул бы за лоскут цепь с соперниками...
Клубок третий
Что за милость явили Небеса Пиру Победы неведомо. Знал о том только Дïй Вершина, знал и молчал. Светозар был потомком древнего славянского Рода Медведей, и кроме Знаний Тайных книг Вед не приучен был держать что-либо сокрытым. Потому уже назавтра он, томимый переполняющими его чувствами отправился к своему Учителю Вершине с просьбой стать ему сватом. Старец лишь хитро улыбался в бороду, даже не спрашивая, что за весталку хочет высватать царский чародей.
— Давненько, — подморгнув Говару, проскрипел Дïй, — не доводилось водить сватовство. Да и, …что тут говорить, мы с Говором про себя уж ладили ваш сват[67] с Добромилой. Всё честь по чести, коли не против будет отец твоей возлюбленной. Однако ж, — Вершина снова улыбнулся, — сегодня самое время. Что скажешь, достойно ль взять мне в побратимы в сем деле Говара?
Светозар только сглотнул пересохшим горлом:
— Уж если, — чуть не с хрипом произнёс он, — кого и достойно тут взять, так только его.
— На том и порешим, — заключил Дïй, — сей час же отправимся сватать…
В тронный зал Вулкана новоявленный жених едва нашёл в себе силы войти. В глазах плыла какая-то пелена, а сердце так брыкалось, что на груди подпрыгивали обереги.
Асур ждал на троне. Доложено ему было о том, что Вершина и Говар идут с просьбой. Со стороны нельзя было не заметить, что и царь сидит как на гвоздях. Ещё бы, догадывался, что за дело к нему у Дïя и Берендея Светлолеса. Вулкан всю жизнь чуял за собой вину пред Вершиной, а всё потому, что в молодости увёл под венец самую прилежную ученицу Дïя Дзевану. Она была послана к верам самим кудесником Тибетом. Вершина готовил её в Диссы[68] горного храма Богини Лады-Матушки, да не уследил тогда чародей за красавицей. Подарила она своё сердце молодому царевичу Светомиру, ставшему впоследствии царём веров Вулканом.
Глядя на торжественную молчаливость ранних гостей, асур догадывался, что пришли старцы не просто посоветоваться. Едва придверный страж закрыл вход в тронный зал, Дïй поклонился царю и молвил:
— Доброго дня тебе, Великий асур. Мы к тебе с поручением. У тебя товар, у нас купец, у вас молодка, у нас молодец. Сватами мы посланы к тебе. Потомок Рода Небесного, наречённый чадом Яр, а ныне Светозар, д’Арийского Рода Медведя, сын Велимудра, внук Ортая, ведающих Ра пришёл дозволу твоего просить, отец, на Свадьбу-Любомир с дщерью твоей Добромилой.
Что касаемо сватовства, то утверждаю сиим, что и кровь и имя жениха чисты в Слави и Прави, а что до сватов, то по нашим конам, хоть сей час этот союз клади на бересту[69]. Об одном скорбеть приходится, последний он в Роду своём, взрощен в скиту Йогинями, а родичи его пали славно, защищая вотчины свои от ворогов. Тебе то и без нас ведомо, асур, но порядок быть должон. Не гневись, а на поклон тебе мы пришли и как сваты сего жениха, и как названные родители. Даров принесём тебе, каких токмо возжелаешь. Что скажешь, Светлый царь?
Не спешил асур разомкнуть уста свои. Молчал. А уж когда решил что-то про себя, сказал, наконец:
— Сваты достойны, да и жених по чести, арий в сто крат. Что ж до даров, то как мне ведомо, всё, что бы не делал сей кудесник, идёт во благо народа веров. Каких мне, асуру, ещё от него даров желать? Да только…, что ж с Добромилой? Неужто говорил ты, Светозар, с ней об этом?
Жених склонил голову:
Нет, Великий асур, не говорил…
— Как же тогда? Что, ежели супротив станет? Тебе ль её норов не ведать? Откажет вдруг, а мы ужо сватовство по дворцу разнесём? Негоже так… Придверный! Придверный! Кто там сегодня…?
Дверь через какое-то время открылась, и на пороге появился молодой витязь.
— Сыщи-ка ты Добромилу, да побыстрее. Скажи, отец зовёт. Сюда пусть придёт…
Ждали так долго, что Светозару стало не по себе, оттого, что оторвал от дел земных сразу троих Светлых мужей. Но никто из них ни словом, ни взглядом и не указывал на то, что ждут они напрасно или отягощены пустяшным делом. Сватовство промысел Божий, а потому ждали терпеливо. Царский чародей пребывал в глубоких раздумьях. «А что, если на самом деле асурова дочь лишь рассмеётся, как узнает о сватовстве? Ведь на чём строится его сердешное дело? На том, что она украдкой махала ему со стены, да на том самом взгляде во время Пира Победы?»…
Светозар очнулся от тревожных мыслей. Рядом с ним в тронный зал прошла Добромила. Придверный закрыл дверь, а старшая из дочерей Вулкана поприветствовала присутствующих, зашла за трон и, положив руку поверх его резной спинки, застыла в ожидании. Царь недоумённо бросил взгляд назад:
— Что ж, ты, душа моя, спряталась? — спросил он. — Хочу спросить тебя о чём-то, а ты за трон. С чего тебе Дïя с Говором сторониться? Они тебя с рождения на руки принимали…
Теперь пришла очередь озадачиться Добромиле:
— Батюшка, а с чего ты взял, что я их сторонюсь? — Она отошла на шаг от трона и поочерёдно низко поклонилась Светлым Старцам. — Тут Светозар стоит, — продолжила она, возвращаясь на место, — вот его я сторонюсь, и ты знаешь почему.
Вулкан простецки пожал плечами:
— Ума не приложу, о чём ты?
Добромила зло поджала губы:
— Уж простите, не при сторонних буди сказано, застала я его в купели своей, купался там, прятался будто тать. И то ужо в третий раз…
Светозар густо покраснел, понимая, что и первые два купания не ускользнули от глаз девичьих.
— Я, — продолжала асурова дочь, — пришла к тебе, поелику звал, а не для того, чтобы перед чародеем твоим тут красоваться…
Царевна хотела сказать что-то ещё, но поднял руку Вершина, и в зале повисла тишина. С этим старцем не вступали в спор даже Духи Природы. Однако, что странно, всегда серьёзный Вершина прямо искрился весельем.
— Что ж ты гудишь? — сказал он тоном, которого от него отродясь не слыхивали. — Пчёлка наша золотая? Не смотри на меня так, будто я вприсядку отплясал. Чему ты дивишься?
Добромила украдкой посмотрела на отца и тихо произнесла:
— Дедушка, я никогда не слышала, чтобы ты так говорил…
— Вот как? — Дïй рассмеялся. — Что я, ужо и неживой по-вашему? Но к другому времени и разговоры другие, а ныне я говорю не как Дïй, а как сват. И Говар, тожа сват. …Да. А сватать тебя пришли, лебёдушка. Токмо вот загвоздка: сватаем за того, кого ты в краску вогнала. …Глянь, молчит, уж и не оправится от такого как видно…
— Так на то, — вступил в разговор Говар, — мы с тобой, Дïй и сваты, чтобы за него слово держать если что.
Ты, Добромила, при отце и старцах не колола бы молодца напрасным укором. Ведаем, о чём говоришь и что о том мыслишь. Однако в купании его нет дурного умысла и быть не может, поскольку чист он и Ведает Ра…
— Довольно, старче, — прогудел Вулкан. — То моя с их матерью забота поучать да разносить. Прости, мои это должны быть речи, но! Правь беру в свидетели, не по себе мне как-то, ведь первую дочку сватают. Оттого и молчу. Сердце эвон подскакивает как лягушонок.
Ты, дочка, несправедлива. Это мой недосмотр. Ты старшая, и я к тебе уже давненько не применял родительских наказов. Мать с тобой за одно, сёстры тебя слушают, да вот понять не могу, с чего слова недобрые твои к чародею? Он чистой крови, в бою просто Ас, опять же, лишь бы кого само Древо Времени не выбирает. Перечислять все его доблести, так получится, что тебе с твоим колючим языком и близко не вровень быть с таким супругом рядом, несмотря на то, что ты асурова дочь! А что ж теперь? Наговорила всякого, а я не ведаю, что дале и вещать…
— Отец, — резко потянула носом Добромила и наскоро вытерла проступившие, жгучие слёзы, — я нагородила словесами колючек, мне, стало быть, и выправлять. Простите, старцы-сваты, прости и ты, Светозар. Прости, что допустила недоброе касательно тебя. Ты этого не заслуживаешь, и то правда. Прости и ты, отец, что…, …что так я поступила. А ежели всё ещё спрашиваешь, пойду я за чародея твоего, или нет, то отвечу. Всё в руках Лады-Матушки, и если и надобно мне как всем нести Срече и Несрече[70] нити Судьбы своей, то лучше в том пути супруга мне и желать не надобно. Давно с ним моё сердце…