Осядут ваши Рода по землям их, глядишь, и сами потянутся они жить, как Предки завещали. А кто супротив, то какой с него спрос? «Каждому воздавайте за деяния его, яко же люди к вам, тако же и вы к ним ».
Иначе не будет, так что идти вам, судьи Копные да мужи обчие к Родам вашим, собирать вече, да нести сие, определённое нам духовидцами[104]...
— Хранитель, — взял слово Светозар, — в наши летá и временах дедов и прадедов сего не было. Считай, со времён Спаса-волхва так белые люди не отселялись. Дело трудное, неподъёмное. Без Любомудрия и честного совета трудно будет. Может, кто из вас, Кудесников[105] с нами пойдёт, поможет, ежели что?
По сосредоточенному лицу Хранителя, проплыла едва заметная тень:
— А ведь гой[106] ты еси, Светозар Велимудров, — строго сказал он, — доколе мыслишь вас за ручку водить-то надобно? Рассеять Рода по своей земле, это Урок Князя. Он сие ведает и ничего, вишь, и не спрашивает. Тебе твоё поле перейти, ему своё. А что до нас, то Копа в последний раз видит Хранителя. Отныне и Жрецы, и Дïи и все вы разом с Родами вашими не узрите боле Хранителей, даже ежели совсем худо станет, а коли и узрите, то и знать не будете, что Хранитель рядом прошёл…
Копа в один миг притихла и замерла. Каждый почувствовал что-то похожее на день
первой охоты, когда учил тебя отец долго, учил, и от науки его и лук в руке как влитой, и стрела летит точно в цель, а вот те раз! Вот он лук, вот они стрелы, вот он лес, но отца-то уж нет. Иди один.
— Что притихли? — как-то уж совсем по-стариковски сказал Хранитель, несмотря на то, что чуть ли не трети Копы он годился во внуки. — Джунгар да аримов гонять можете и без нас. Пришло время доказать, что вы внуки Божьи и в силах познать да раскусить все хитрости да подлости кощеев да чужаков Серых. Ежели то, что нами хранимо хоть на часть малую попадёт к ним: пропадёте вы, пропадём мы на Мидгарде нашем, да и сам Мидгард пропадёт. Останутся от мира яви токмо камни губительные да воды мёртвые с ветрами разящими, как ныне на Земле Орея[107], что уж побывала в лапах Кощеев да чужаков. Это ведь с нашего с вами недогляду демоны[108] обжились тут, нам их отсель и изживать.
Сила их всё весомее день ото дня, а потому должно Хранителям унести Веды в сокрытые грады сайвоков, под горы, где никто даже из своих не найдёт и узелка до поры. Тому, кому дан будет Урок Родом, в ком Веды сохранены и месту будут, к тому мы сами придём. Незримыми, неразличимыми, как горох в мешке. Да и то, в час назначенный, когда пришедший ведает свой тяжкий путь и желает идти по нему. Иначе не сберечь Веды Предков в грядущем.
В каждую щелку рифеев вынудят людей Кощеи сыпать отраву мешками, жечь будут горы да пещеры огнём Фаша-Разрушителя[109], силясь сгубить то, что нами хранимо до срока, но! Не ими срок тот определен, не им его и заканчивать. То, что в планах Бозев наша им неподвластно. Каждый из нас с Богами нашими, поелику мы внуки их, кровь от крови. А ежели мы с Богами нашими одно, то кто супротив нас и Богов…?
Кудесник поднял вверх длань свою одесную и добавил силы голосу:
— Ни один Кощей не встанет на пути, ибо даже будучи далече от нас царь полубогов, внук Дажьбогов Перун в сердцах наша!
И в тот же час среди небес чистых, где ни облачка, ни тучки так оглушительно шарахнуло и блеснуло, что белый конь за дубом вздыбился, а копники присели. Это в вершину дуба ударил Меч Перунов. В едва просыпающейся кроне хищно зашипело и сходатаи попятились. Огненный шар, размером с детскую головку спустился с небес и повис над Хранителем. Князь Вулкан встал, а Светозар позади него так ухватился за спинку справы, что косточки его пальцев побелели.
Судьи Копные, мужи обчие со старцами да волхвами и дышать перестали, поелику ведали норов перуновых стрел. Те, случалось, прилетали и малые, и большие, и такоже не примеряясь отпускали на волю Дух и малых, и старых, утверждая токмо свои Божьи разумения в вопросе кому немедля, до срока следует отправляться в Свещеный Ирий[110].
Хранитель воздел длань к Небесам и огненный шар спустился ниже, повиснув прямо над ней. Над Копой поплыл запах палёного железа. В глазах Странника, стоящего в трёх шагах в стороне загорелись огни. И он протянул руку к перуновой стреле.
— Сие не морок, — зияя в её свете зелёными, будто ранняя листва очами, промолвил Хранитель. — Сие вы зрите сами. Ну? Так кто теперь станет супротив нас, ежели мы ведаем Богов наша и с ними заодно?!
С этими словами он, не прикасаясь, «бросил» шар Страннику, а тот лишь поднял длань выше, и перуница застыла пред ликом его, играя сполохами в седых власах. Тот, ведающий жизнь во всех межах миров ближних, медленно «поднял» светящееся коло над собой, и молвил:
— Вернись стрела к себе в колчан…
Оружие Царя полубогов, прыгнув в небесную высь, растворилось там в одно мгновение.
Теперь любому на Копе стало ясно как белый день, что доколе не забудут потомки Свято-Расы и Рода Небесного Богов своих, ни один демон не сотворит себе в угоду на землях их ничего дурного. А поелику такое и представить было невозможно, то и бояться Родам рипейским неча…
Хранитель разом смахнул налёт задумчивости с присутствующих. Игриво улыбнулся да рукой махнул:
— А не можете решить к кому первому под бок селиться к Сибирцам или Рыбоедам, на то есть обычай древний, вам ведомый. Ведите князю коня…[111]
Клубок восьмой
К горам Тай Шань они шли из разных концов Аримии. На этих землях жили шандуны − малый народ аримов. В отличие от других своих желтолицых братьев, они были миролюбивы и терпимы к соседям. Возможно, поэтому настоящих шандунов и осталось так мало в этих красивых горах. Миролюбивый характер местного населения роднил их с проживающими в окрестных бамбуковых рощах белыми горными медведями «бей-шунг[112]». Шандуны любили медь и железо, отдавая им предпочтение перед другими металлами. В горах было достаточно руды. Издревле предки местных крестьян, уходившие к вершинам приобщиться к божественным Знаниям, а то и напрямую пообщавшись с Богами, обучались у небожителей выплавлять и изготавливать из железа и меди посуду, а также дивные по своему звучанию колокола, чей голос услаждал священные уши строгих Покровителей.
Шестеро Серых магов, услышав внутри себя призывный голос Жреца, в урочный час собирались у древней как мир каменной лестницы, что перегораживала ущелье, будто сложенные ребёнком игрушечные кубики. Первым, ещё вечером накануне встречи пришёл находившийся ближе всех Хагай, самый молодой из них. Прямо у горы он развёл костёр и устроился на ночлег.
На восходе пришли Нахшон и Амирам. Коротко поприветствовав Хагая, они охотно подсели к огню. Их одежды стали сырыми от долгого пути под горным склоном вдоль несущейся в расщелине реки. Утренняя прохлада гор сильно ускоряла их шаг и потому они пришли даже раньше Верховного Мага, Жреца Шахара, обрадовавшего их своим появлением только к завтраку. Позже появился Барак и уж последним, к полудню, Ареэль. Ему всегда приходилось проделывать самый длинный путь.
Едва только все собрались, Шахар приказал затушить огонь и собираться. Наверх поднимались с большим трудом, ведь за исключением Хагая, все остальные маги были весьма почтенного возраста и как следствие этого имели множество недугов.
На покатой горе с крестовидным разломом, месте, где они обычно обсуждали важные события и дела, был разбит походный лагерь. Верховный непривычно долго молчал, судя по всему никак не решаясь начать обсуждение того, что вынудило их вновь, вне положенного срока собраться в Тай Шане. Время шло, и старики так и продолжали бы отмалчиваться, стараясь не отвлекать Жреца от его высоких мыслей, если бы не непоседа Хагай, которому только-только исполнился шестьдесят один год, и который был чуть ли не на двадцать лет младше каждого из их.
Даосский жрец Хагай, на ряду с Нахшоном и Амирамом старательно таская от подножия горы сучья и хворост для костра так сильно устал, что решил потянуть время и немного передохнуть, озадачив Верховного якобы давно зревшими в его голове вопросами. Верховный не сердился, поскольку сам разрешил тому спрашивать, ежели что-то непонятно. Хагай пришёл сюда от родных земель совсем недавно. Бежавший на запад Зоар, или как звали его русские Поклад, был тому виной. Опустевшее место главного Жреца Дао не могло пустовать, слишком уж много было поставлено на карту аримских народов. Только они являли собой реальную силу для борьбы Ордена Чужаков со Славянскими и Арийскими Родами земель Асов.
— Приобщённый, — запыхавшись, и утираясь от ядовитого пота подолом рясы, вопрошал Хагай, — позволь мне спросить?
Шахар оторвался от созерцания далёких вершин и, простреливаемый косыми взглядами окружающих, озадачился:
— Говори…
— Тай Шань ведь святые горы? Но это святые горы аримов. Здесь Духи их Предков. Как быть нам? Ведь пусть мы и являемся жрецами и советниками Мудрецов при их главных Храмах, однако и слепой заметит, что мы отличаемся от них. Что уж тогда говорить об их Богах? Прости, Верховный: я прекрасно выучен науке управлять, повелевать, двигать народами, но не науке общаться напрямую с их Богами. А что если прогневаются аримские небожители?
Складка между бровей Приобщённого ослабла. Похоже, он ждал других вопросов:
— Все мы, — терпеливо начал он, — шли сюда разными дорогами. Нахшон и Амирам пробирались вдоль уступа под горой, …там есть каменный мост. Они перешли по нему на другую сторону, чтобы попасть к ступеням, месту сбора, где ты их ждал. Перед ними сотни аримов и других людей, несущих кровь своих Богов шли через этот мост. Но ведь Земле нет дела до того, кто идёт через мост, и какая в путнике течёт кровь?
Так и Богам жёлтых людей нет никакого дела до того, кто тут собирается на этой горе. Приди сюда Ас, он сможет встретиться со своими Богами, приди иудей, он встретится со своими…. Эта гора как Земля, или …как мост, — тяжко вздохнул Шахар, думая о чём-то своём, — …ей и Богам всё равно. К которым из них обращаются – те и отвечают…
— А жертва? — не унимался жрец Дао. — Мы не станем её сегодня…
— Нет надобности, — умиротворённо ответил Приобщённый Шахар. — Наши боги молчат, и не стоит их дёргать понапрасну. Достаточно будет и того, что мы здесь собрались.
— Верховный, …так, может быть, уже время рассказать нам…?
— Время, — колко заметил Приобщённый, — наступит тогда, когда решу я, и когда ты поможешь старшим товарищам запастись дровами для долгой беседы. Пока же ты развлекаешь небо глупыми вопросами, они работают...
Хагай ссутулился и моментально исчез из поля зрения Верховного. Критика возымела на него действие. Вскоре в скудном на сучья и хворост месте он в достатке исхитрился наломать множество толстых, сырых, смолистых веток от торчащих над обрывами, невесть как прижившихся здесь, маленьких, кривых и коряжистых сосен. Они мстили ему за то, как могли. Вскоре густо покрытые свежей смолой ладони руководителя течения дао клеились ко всему. К немытой рясе, к кружкам у костра, даже к мусору. Напитав достаточно грязи, его руки, были словно покрыты тёмными родимыми пятнами, и потому Хагай стыдился этого, вознося ладони к небу и молясь богам своим в кругу единомышленников.
После обеденной молитвы пришло время приступить к разговору. Верховный начал издалека, спрашивая о делах в общинах каждого из присутствующих. С момента последней встречи прошло всего около месяца, а потому сообщения магов не особенно пестрили новостями. Задержались на обсуждении трений между подопечными Ареэля и Барака, возникающих из-за разногласий между представителями двух течений легистов[113].
Долго обсуждая истоки споров, пришли к заключению, что все стычки и беспорядки, возникшие в связи с этим только на руку их общему делу, поскольку сплачивали противоборствующие ряды легистов и, выделившихся из их общества представителей течения Фа-цзя друг против друга. Ситуация с примирением поворачивала всё в нужную сторону, что не могло не радовать Совет. Даже самый последний крестьянин теперь знал, что главы их племён уже готовились к яростной войне, но только благодаря мудрому руководству Советников Ареэля и Барака сохранялся на их земле пусть и худой, но всё же мир.
Шахар похвалил вышеуказанных, подчиняющихся ему ставленников «Зикней ам[114]» за гибкость ума, и даже сказал, что некоторым из Совета не мешало бы поучиться тому, как должно эффективно действовать. Было заметно, что Верховный просто тянет время и очень скоро стало ясно почему. Откуда-то от подножия горы, отражённый эхом, долетел до них крик раненной птицы. Приобщённый встал:
— Хагай, — обратился он вдруг к пребывающему в расстройстве после сегодняшнего нравоучения Советнику дао, — спустись вниз. Там ждёт воин Ордена «Скорпионов», приведи его сюда…
Окрылённый вниманием и прощением маг быстро поднялся и спешно отправился к спуску. Оставшиеся на Совете вопросительно переглянулись, ожидая, что Верховный, пользуясь этим, что-то скажет. По какой-то причине они все как один считали, что им непременно следовало что-то скрывать от самого неопытного из них, однако Шахар молчал и всё глубже проникал в свои тяжёлые мысли.
Он не обязан был считать так, как считали они. Более того, скрывая это от Совета, он тихо уважал Хагая за то, что тот, будучи брошенным в самое горнило оставшихся без присмотра дао, сумел так ловко вплести полосками лести и неправды легенду об исходе Заора (Поклада), что многочисленные и подозрительные дао, приняли это как должное, а его самого почитали ныне, как родного. Этот сравнительно молодой маг досконально знал Талмуд и Тору, причём знал как на лашенкойдыш[115], так и на ромейском и на греческом языке и прекрасно ориентировался в различиях и выгодах использования этих различий. Дао относились к нему, как к святому, поскольку даже никто из их мудрецов или отшельников не могли похвастаться таким знанием жизненных уроков Учителя Лао-Цзы.
Хагай был рождён от смешанного брака арима и иудейки. Его отец был в почтенном возрасте, когда вскружила его седую голову сумасбродная танцовщица Рахель. Это уже в старости её знали толстой, уродливой и неповоротливой как колокол, а в молодости она так разгулялась с наместником императора, что жизнь того рухнула к её длинным ногам и крутым бёдрам золотыми россыпями и драгоценными камнями. Так появился на свет нынешний Советник круга Мудрецов Дао.
Это отец выучил Хагая языку, трудной, непривычно сложной письменности аримов, дал своему отпрыску столько знаний о Дао, сколько не знал даже сам император. Более того, рассказал о пещере в горах, где сохранены свитки, которым около тысячи лет и о которых не знает никто. Дело в том, что сам Лао-Цзы был их родичем, и отец завещал Хагаю вернуться на родину, чтобы почтить память своего знаменитого предка.
Сделать это ему помогла сама Судьба и неведомо какие заслуги его престарелой матери. Никто не знает, как она сумела протолкнуть в тайную школу «Ордена Нагов[116]» замкнутого в общении и дотошного в обучении мальчика. Сквозь сито Совета Раввинов туда мог попасть только потомок того, кто действительно много сделал для Ордена…
«Ох, мама моя, мама! Чем же ты всё это заслужила?» — горько подумал Хагай, спускаясь к подножию, издали замечая силуэт «Скорпиона». Воин не таился. Заметив посланника, он молча приблизился и стал подниматься на гору. Одежда его была в пыли, виднелись размытые и высохшие пятна грязи. Не было сомнений, он изведал множество путей, прежде чем предстать пред Советом.
Войдя в круг расположившихся возле костра магов, «Скорпион» стал напротив Шахара, и поклонился ему. Верховный лишь сомкнул тяжёлые веки в знак приветствия. Ветер трепал его широкую, седую бороду, пауза неопределённости продолжала тянуться, а маг молчал, сосредоточенно блуждая в лабиринтах спутавшихся мыслей. В конце концов, окончательно измучившись сомнениями, Шахар встал: